– Да что тут понимать! – приоткрыл глаза Котриарх. – Не все коту, как говорится, масленица, вот и пришел Великий Пост. Он тебя украл, чтобы твои пошли на нас в атаку. Чтобы началась война.
– А у нас война? – с затаенным ужасом переспросил Псаревич.
– Она самая, – за всех ответил Папаша.
Восемнадцатая глава. Батальная
На сборном пункте выстроилась очередь. То и дело слышалось: «как здорово сказал! доходчиво! у псов большие языки!». Исполненные важности коты и котики записывались в ополчение. Все они желали быть ефрейторами, на рядовых никто не соглашался. А жалостливые кошечки всю ночь готовили запас провизии.
Армия ефрейторов построилась в колонну по четыре и отправилась в нелегкий путь. Шли молча и сосредоточенно; дорога резко поворачивала в гору. Мурчавес, возглавлявший шествие, тревожно оглянулся. Армия его была громадной, она растянулась на все побережье. Уши к ушам, хвост к хвосту. По жилам пробежал внезапный трепет. Это ОН поведет их на подвиг, а может, на верную смерть. Это ОН отвечает за них…
Вчера, обдумывая предстоящее сражение, он ходил по Раю взад-вперед. Решил развлечься, ткнул маленькую пимпочку на пылевизоре. Увидел знакомую морду… точнее, лицо. Тот гордый человек с собачьими медальками – почему-то уже безо всяких медалек – сидел за железной решеткой; тощие, оборванные люди выходили перед ним по одному и что-то долго, возбужденно говорили. Среди них мелькнул один – не то чтобы знакомый; его Мурчавес никогда не видел. Но какой-то особый. Прекрасный. Которому хотелось помурчать. Чтобы он склонился низко-низко и тихо произнес волшебное «кис-кис»…
Что-то в пылевизоре опять переключилось, незнакомое прекрасное лицо исчезло, Мурчавес щелкнул выключателем и снова начал напряженно размышлять. Что объединяет всех котов? И бедных и богатых, и мудрых и глупых, и добрых и злых? Милые, доверчивые мордочки котят. Огромные глаза, неловкие движения, готовность поиграть и приласкаться. Значит, можно поиграть на этом. Провести урок котриатизма. Побеседовать с котятками на правильные темы, приласкать как следует и похвалить, чтобы мамочки роняли слезки, а папочки испытывали гордость. Все эти пушистики и хвостики (или как там их еще называют?) будут хором повторять его слова – и загонят их в родительское сердце, как занозу.
Готики немедленно согнали всех на рыночную площадь. Подрастающее поколение разместилось в середине, котята приняли посадку смирно. Карандашные хвостики вздернули вверх. Попискивали и мурчали. И смотрели на него с восторгом. Мурчавес вальяжно ходил взад-вперед, останавливался и с нажимом повторял:
– Запомните, друзья мои. Гым-гым. За-пом-ни-те. Мы, коты, обожаем себя бичевать…
– А что такое «бичевать», – пискнул какой-то черныш и смутился.
– Бичевать, это, гым-гым… бичевать. Вырастешь – поймешь.
– Спасибо!
– Не за что. Мы любим похвалить собак: они, мол, часто улыбаются, не то, что мы. Неправда! У собак искусственные, лживые улыбки. А еще у них большие языки. Собака только подойдет к еде, фить-фить, пустая миска. Ничего! Ни крошки! Итак, повторяйте за мной: «У собак большие языки».
Котята бурно закивали. Кстати, на стеклянной полочке в Раю стоит забавная фигурка котика – тронешь лапой, голова качается. Художник очень жизненно изобразил.
– А у нас, у котов, душа философская. Мы все больше думаем о вечном, о прекрасном… И для чего нам улыбаться? Чтобы что? Чтобы сделать собакам приятно? Итак, запомнили: «Котам улыбаться не нужно».
Котята хором повторили: «Ко-там-у-лы-бать-ся-не-нуж-но», их послушные головки закачались… хорошо.
– Друзья мои, на нас пошли войной. Кто пошел? Отвратительные псы с большими языками и фальшивыми улыбками. Но мы их победим! Повторяйте за мной: по-бе-дим!
Краем глаза Мурчавес наблюдал за публикой; у мамочек на кончиках усов уже блестели слезы, а суровые отцы держались из последних сил. Тогда он обратился к взрослым:
– Что, господа родители, видите, какие ваши дети? Ради них и пойдем воевать. И будем биться до обедного конца! Да здравствует обедоносная война! Все для фронта, все для обеда!
– Да здравствует Мурчавес! – рявкнул Дрозофил.
И площадь им ответила:
– Урраа!
Дело было сделано; вождь неторопливо удалился. Последнее, что он услышал, был скрипучий голос старой кошки-воспитательницы:
– Дети, повторим основной материал. Какая у котов душа? Какая у собак улыбка? И почему у них большие языки? Кто будет отвечать? Маруся? Мурзик?
А сегодня армия котов во главе с генералом Мурчавесом отправляется на ратный подвиг.
К полудню достигли столицы. Всех неприятно поразил ее унылый вид. Когда-то процветавшая долина являла собой жалкое зрелище: заключенные коты работали неспешно, большинство корзин не доплели – а те, что доплели, вчера пришлось убрать отсюда. Половину гальки потеряли по дороге, и на месте центральной тропинки образовалась вязкая трясина.
Мурчавес объявил привал.
Оголодавшие коты забыли о своем участии в истории и занялись любимым делом жизни: с достоинством, не торопясь, перекусили. Облизались и стали готовиться к бою. Кто затачивал когти об камень, кто развлекался ловлей блох, щелкая зубами и лихо сплевывая мелкие ошметки, кто дремал, помуркивая про себя.
Дождь, моросивший все утро, затих. От мокрых сосен поднимался синий пар, песок подсыхал и желтел; на высоком земляном валу изворачивались фиолетовые червяки. Мурчавес был доволен; у него дрожала задняя левая лапа, а это был великий признак. Значит, враг не пройдет и победа будет за нами.
Выглянуло солнце, ополчение совсем расслабилось, коты заваливались на спины, подставив ласковым лучам замызганные животы.
А Мурчавес забрался на дюну. Отсюда он внимательно и зорко оглядел расположение частей и мысленно спланировал сражение. Штрафбат отправится на передовую; вольноотпущенные зэки выроют глубокие окопы, засядут в них и будут ждать нашествия собак. Мурпехи окопаются на дюнах. В нужную минуту, по сигналу, кубарем скатятся вниз и рассеют грозного противника. Готики будут работать пехотой, гладиаторов поставим в тыл. Это будет последний резерв. Если что-нибудь пойдет не так, то вступят в драку, а если не пойдет, то и не надо. А там, под прибрежной сосной, выставим секретное оружие, о котором не знает никто. Только он, Мухлюэн, Дрозофил и командир артиллеристов Киса.
– Эй, – подозвал Мурчавес адъютанта. – Как тебя?
Адъютант молодцевато козырнул и доложил по форме:
– Сиджик!
– Вольно, Сиджик. Отправляйся вниз и передай мои распоряжения…
Сиджик козырнул и усвистал.
Началось томительное ожидание. Час прошел, другой, но враг не появлялся. Вдруг Мурчавес разглядел собак – на дальнем склоне. Первым, как положено вождю. Они шли, опустив свои страшные морды, скрючив бесполезные хвосты, оскалив зубы и старательно обнюхивая землю. Псы никуда не спешили и на спусках притормаживали лапами, чтоб не соскользнуть. Темп задавал их новый молодой вожак. Крепкий паренек… высокий в холке… полный… со смешными кучеряшками на длинной морде и дворняжьим хвостом крендельком.
Ветер доносил собачий запах, смесь отсыревшей гнилушки и теплого пледа. Еще немного, и начнется первое в истории котов сражение…
– К бою – тоовсь! – послышалась команда старшины штрафбата.
– Фррррр! – началась психическая атака гладиаторов.
– За Котечество… Мурчавеса… Уррааа! – вскричали готики, подбадривая штрафников.
Но никто из окопов не вышел. Наоборот, штрафбатовцы еще плотней утрамбовались.
Псы замерли в недоумении и глупо крутили мордами, туда-сюда, туда-сюда. Мол, не понимаем, что произошло? Почему на них никто не нападает?
Мурчавес разозлился, дал пинка замешкавшемуся Сиджику; тот поскакал, развевая хвостом, и передал артиллеристам: пли. Артиллеристы выскочили из-под сосны, распотрошили мокрый стог, и вытащили котопульту – странное устройство, которое Мурчавес подсмотрел на картинке в книжке божиков. Оно напоминало детские качели. На толстый брус положена доска. На одном конце доски – снаряд из козьего навоза, поражающий противника рассеянным ударом. А другой конец доски – свободный. Упитанный боец взлетел на дерево, застыл, набрал побольше воздуху, и, растопырив лапы, с диким воплем рухнул вниз.
Собачья стая с интересом наблюдала: это что ж с котами происходит? Какой-то ненормальный бросился с сосны, и, видимо, покончил жизнь самоубийством. В воздух поднялась разлапистая тучка. Вот она, летит, летит… Но туча разделилась на дробинки; дробинки понеслись навстречу псам. Вонючие ядрышки били в глаза, застревали в ноздрях, налеплялись на шерсть. Пока собаки, извиваясь от морды к хвосту, отряхивались от налипшей грязи, кот-самоубийца ожил, снова взлетел на сосну, и шлепнулся с нее на котопульту. И опять нависла тяжелая туча, разделилась на тысячи мелких ошметков, и те поразили собак.
