Ознакомительная версия.
Когда мы завершили паломничество по Китаю и корабль отчалил из Шанхая, Андрей спросил Сэнсэя, нельзя ли принять монашеское посвящение на то время, пока мы будем в Японии. Известно много случаев, когда миряне в Гонконге или Таиланде становились монахами на несколько дней, чтобы участвовать в чисто монашеских, аскетических практиках. Тэрасава-сэнсэй ответил, что буддизм Махаяны отличается утверждением о равенстве между монахом-бхикшу и мирянином-упасакой. Бхикшу[33] распространяют Дхарму, упасаки же поддерживают их. При жизни Будды был упасака Вималакирти, верующий настолько глубоко, что даже читал проповеди монахам. Единственное правило, которого Андрей должен придерживаться как мирянин, – на церемониях садиться позади монахов, всегда пропускать их вперед, никогда не приказывать монахам, но только просить. «Вообще-то, – улыбнулся Сэнсэй, – упасака свободнее бхикшу: может делать бизнес и даже стать президентом…»
Нас, монахов, Тэрасава-сэнсэй предупредил, чтобы в японских монастырях мы всегда садились позади других монахов: мы ведь приняли посвящение совсем недавно. Однако на утренней церемонии нас, как гостей, посадили вперед. После службы Сэнсэй рассказал старшему бхикшу этого монастыря о нашем паломничестве по Китаю. Слушая его, тот восхищенно укал, вытягивая губы, как годовалый ребенок. По-моему, каждый японец имеет хоть какую-нибудь детскую черточку. Это выработано, это манера общения. Японцы, в идеальном варианте, сюсюкают друг с другом, как взрослые с детьми, или как дети, подражающие взрослым. Такой большой приветливый, удивляющийся всему детский сад. Это добродетели священного писания нашей школы – Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы, которую в прошлом истинно почитала вся Япония, да и сегодня, по крайней мере формально, почитает большинство японцев. В Лотосовой сутре проповедуется, чтобы живые существа относились друг к другу, как к своим детям-младенцам, и в то же время – как к самому Будде, который является отцом живых существ. Такова тайна вечной жизни Будды. «Отец мал, дети стары», – говорит сутра.
Вообще ощущение, будто в Японии я скатился куда-то к первым шагам. Например, один японский монах, заходя в храм, не накинул конец монашеского плаща-шулы на руку, и тот волочился по полу. Закрывая дверь, он прищемил его. Первый раз оказавшись в монашеской одежде, я тоже не знал, куда девать этот конец. А у Тэрасавы-сэнсэя от сидения на корточках быстро разболелись колени, словно у новичка. Очень необычно! Это знаки, побуждающие нас вернуться к нулевой точке нашей практики: только с пустым сознанием ребенка мы сможем истинно воспринять уроки предстоящего паломничества по Японии.
Вкусный завтрак нам преподнесла бабушка-упасика[34]. Есть палочками после Китая совсем не проблема. Но здесь особый изыск – подставки для палочек, в виде фарфоровых червячков. Мы попробовали ту самую кисло-соленую сливу, которую в ордене Ниппондзан Мёходзи пьют, разведенную в воде, после семидневного поста. Такая вода не усваивается организмом и сразу идет в кишечник, вымывая из него застарелые шлаки. А в небольшом количестве эта «слива» – просто десерт. Позавтракав, каждый налил в свою тарелку чай, помыл ее пальцем и выпил получившийся «бульон». Такова традиция в нашем ордене, унаследованная от монастырей школы дзэн. Те, кто ест, не забывают о тех, кто на кухне.
Немного отдохнув после завтрака, мы отправились дальше. На прощание одна мирянка дала Тэрасаве-сэнсэю несколько конвертов. Это подношение деньгами. Очень кстати. Благодаря этому подношению мы сможем продолжать путешествие. Иных источников доходов у бхикшу нет. Никто специально не спонсирует наше паломничество.
На поезде доехали до города Осака. Электричка похожа на московское метро, только сидения покрыты бархатом. Хотя стоимость билетов разная в зависимости от расстояния, но действует система турникетов, так что можно смухлевать – проехать дальше по той же линии. Однако это будет уже не по-японски. Отношения японцев строгие. Когда Сэнсэй позвонил в Осаке в храм другой школы спросить о ночлеге на эту ночь, нам отказали: звонить принято за три дня. А без звонка явиться – дурной тон. То ли дело Китай, где большинство монастырей давали нам кров и пищу безо всякой предварительной договоренности… Китайцы на улицах приветствовали нас, хоть зачастую и в шутку, но неизменно. А когда мы пошли по Осаке, на нас никто не обращал внимания, даже несмотря на то, что мы громко били в барабаны.
Мы направлялись к первому в истории Японии храму. Его построил великий реформатор японского государства – принц Сётока. Предыстория постройки такова. Когда Учение Будды только-только пришло в эту страну, два министра стали спорить о его необходимости. Перед императором один из них доказал, что буддизм необходим для страны. Тот министр с одобрения императора превратил свой дом в храм и молился Будде. Потом между этими двумя министрами началась война. Начал ее министр-небуддист. Принц Сётока, которому было тогда семь лет, изготовил четыре стрелы с наконечниками в форме четырех богов – охранителей Дхармы и поклялся, что если министр-буддист победит, то принц построит храм в честь этих богов. И стрелы попали в четырех главных воинов противника, решив исход сражения.
Долгое время храм четырех богов был под началом школы Сингон. Но после Второй мировой войны стало разрешено создавать независимые религиозные группы, и практически каждый храм из экономических соображений стал самостоятельным, поэтому теперь здесь особая школа, практикующая почитание трех сутр, которые принц Сётока привез из Китая и которыми начал распространение Дхармы на своей родине. Эти три – Лотосовая сутра, Сутра о Вималакирти и Сутра Ответов на Вопросы Добродетельной Женщины. В них содержится проповедь Единой Колесницы, или Экаяны (то есть Махаяны, Великой Колесницы, в ее наивысшем воплощении), подобной океану, куда стекаются все реки учений Будды, проповеданных им в разное время на протяжении сорока лет.
В храме сложная система тапочек. Для прихожей одни тапочки, для коридора другие, третьи для комнаты высоких гостей, куда нас почему-то решили повести. Так во всех японских храмах. В алтарную же комнату заходишь без обуви.
Нас встретил вице-патриарх, поразивший кипящей веселой энергией. «Со дэс ка!» – то и дело повторял он очень громко, слушая Тэрасаву-сэнсэя. Возглас, которым «страдают» все японцы. По-русски: «Не может быть!».
Вице-патриарх подарил нам красочные открытки и книгу с фотографиями из жизни храма. Он сказал, что сейчас в храме проходит трехдневная закрытая церемония посвящения в миряне (что-то вроде «принятия в буддисты»), поэтому мы постарались уложиться с нашей службой в один час. Я спросил Сэнсэя, почему в ордене Ниппондзан Мёходзи нет такой церемонии. Он ответил, что первое участие в службе, когда ты поешь вместе со всеми «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё», – это и есть «крещение». Не формальное, а совершающееся в сердце.
Подошли к воротам с западной стороны монастыря. Вдалеке над улицей возвышаются вторые ворота, создавая перспективу, в самую дальнюю точку которой садится солнце в день равноденствия. Император приезжал сюда молиться каждое равноденствие. С древних времен эти ворота считаются входом в Западный Рай Будды Амиды. Вот и сегодня солнце уже клонится к горизонту.
Едем на могилу принца Сётока. В автобусе Тэрасава-сэнсэй вспоминает, что каждый раз, когда он приезжает сюда почтить память реформатора, сделавшего буддизм японской религией, – обязательно идет дождь. Видимо, принц Сётока несчастлив: японский народ забыл его дело, неистинно следует Учению Будды, слишком материалистичен. И действительно, хотя все время, пока мы ехали, дождя не было, стоило нам ступить на первую ступень лестницы перед воротами кладбища, как проморосил короткий дождик…
Гора, под которой расположено кладбище, обладает особой психической силой. В давние времена здесь жили многие шаманы и вели между собой бои. Поэтому японцы, старающиеся заселить каждый кусочек земли, на этой горе до сих пор не построили никакого жилья.
Принц Сётока был захоронен в этой горе, но тело его чудесным образом исчезло из гробницы. Умер Сётока сорока лет. По другую стороны горы похоронены его отец и мать – император и императрица Суйко.
И монах Сайтё, который сделал в IX веке школу Тэндай, хранившую Лотосовую сутру, государственной церковью, и великий святой Нитирэн, впервые ставший произносить «Наму-Мё-Хо-Рэн-Гэ-Кё», которое сегодня под удары барабанов поют повсюду монахи нашего ордена, – оба приходили сюда молиться. Нитирэн однажды молился здесь всю ночь, и принц Сётока явился ему, предвещая великие бедствия японскому народу, если Япония перестанет хранить Лотосовую сутру. Очень возможно, что скоро пророчество сбудется: возле могилы принца Сётоки уже давно никто не совершает молитв. А помнить о благодарности тем, кто хранил Лотосовую сутру и поэтому смог передать ее через своих учеников нам, – это и есть способ хранения сутры. Японцы забыли о благодеянии принца Сётоки, но, возможно, наша сегодняшняя молитва поможет Японии хотя бы ненамного оттянуть катастрофу, которой всегда чревато расположение Японских островов прямо на сейсмическом разломе земной коры.
Ознакомительная версия.
