В цивилизованной стране официант – это такой же человек, как ты, и работа у него такая же, и уважение ему такое же, и спрос такой же, просто его работа – принять твой заказ и принести блюда, а вообще вы с ним – равные, у обоих свое человеческое достоинство. У нас официант – обычно, обычно, – это специфическая смесь льстивости и наглости, подобострастия и хамства. Он тут же оценивает платежеспособность клиента, уверенность или робость, агрессивность или покорность. Неуверенному в себе он нагло навяжет блюда подороже, которых бедолага и не хотел. Он будет смотреть свысока. Но если – цыкнуть, чтоб летал мушкой, и дать понять, что пришел знаток с деньгами, он будет сносить от тебя грубость с ласковой улыбкой: «А как же!..» Он попытается навязать слабому клиенту свою волю, чтоб раскрутить на бабки, и презирает его, – но уважает того, кто сам его презирает и гоняет, зато кинет большие чаевые.
Он демонстрирует уважение к силе и презрение к слабости. А вы про демократию. В застолье как нигде раскрывается душа народа, есть мнение.
А варварский рев музыкальных децибел в российских кабаках!
16. И пьем мы как-то уж больно допьяна, имея цель выпить много. Да не только в праздник, а так, вообще. Тоже ведь какая-то туземная черта.
17. И совокупляемся куда беспорядочнее, чем в цивилизованных странах (если верить гадине-статистике). Тоже, понимаете, дети природы… цветы неразумные…
* * *
Ребята, у нас действительно большие проблемы. Мы действительно наполовину уже потеряли свою страну. И процесс отнюдь не выглядит прекратившимся.
Вместо шоковой терапии, которую нам когда-то обещали, мы получили один шок, зато большой и длинный. Вся терапия досталась трем процентам богатых, вот они действительно поздоровели домами, кошельками и лицами от диетологов и пластических хирургов.
Россия может быть великой страной.
Но это не значит, что Россия великая страна сегодня.
Мнение о сегодняшнем величии России – это память о вчерашнем дне и надежда на завтрашний. Вчерашний прошел. Завтрашнего может не быть.
Вся атрибутика нашего величия – досталась нам от прошлого. И это прошлое продолжает удаляться, растворяться, исчезать.
Все тенденции сегодняшнего дня ведут Россию не в сияющее завтра, а в яму, в нети, в распад. Все эти тенденции намечены.
Продекламированное укрепление государственности – лишь слова, на деле развал государства продолжается: народ и страна проигрывает везде, по всем статьям.
По продолжительности жизни, по уровню здравоохранения, по душевному доходу, по уровню преступности……
Разогревался разговор о хамстве на Первом телеканале, когда чисто русский человек Игорь Фесуненко, матерый журналист-международник и бывалый путешественник, в ответ на прямой вопрос врубил:
– Я объездил более ста стран, но более хамской страны, чем Россия, простите, не видел.
Сладкий шок мазохизма качнул аудиторию.
Все народы хороши, выбирай на вкус: я не приемлю расизм как генетическое обоснование моральных черт. Человек есть наложение генотипа на фенотип, давно знают медики. Но фенотип: о времена! о нравы! и так всю дорогу, в смысле весь исторический путь.
Норманы хамили малоорганизованным славянам. Княжьи дружины материли смердов. Боярская челядь измывалась над холопьями. И тока-тока, понимашь, императорского звания потомки Петра, окноруба-европейца, подпустили достоинства меж приличных (при лицах которые непотерянных) людей – как грянул Великий Хам, и жлобство стало похвальной нормой. На ты! С матюгом! По рылу! Мы академиев не кончали!
Да разве мог русский офицер прилюдно и матерно «тыкать» офицеру подчиненному?! Оба были сословия благородного, дворянского. А потом оба стали сословия чернокостного, рабоче-крестьянского, и мелихлюндии сделались неуместны. А по морде – уместно.
Нравы лакеев и пролетариев стали законодательствовать во дворцах. Из грязи в князи. Нет худшего господина, чем вчерашний раб.
И все-таки, и все-таки, трудноистребимая интеллигентность пускала корни и цеплялась за крепостные преграды нашей жизни, как вьюнок за сортиром воображает себя академическим плющом на стене Кембриджа. И обращались на «вы», и называли по имени-отчеству, и не считали возможным материться в присутствии дам, а дамы так вообще изъяснялись в рамках словаря. И хотя понятие «честь» было трачено властью, как эсесерной кислотой, но понятие «скромность» еще пропагандировалось, а «стяжательство» осуждалось.
И вот свобода дунула в паруса – и стали гнилые паруса расползаться.
Сначала ведь – что? Сначала звезды нашего кино, театра и эстрады стали дружески «капустничать» в телевизоре, неформально называя друг друга по именам без отчеств и на ты – ну, без поправок на телезрелище, а в закулисье, непосредственно, как в жизни. Таков был замысел режиссеров. Больше воздуха!
Таков был первый шаг к «зазеркалью», дети мои малоразумные.
Ибо если кто-то в телевизоре называется Андрей или Сергей, значит, так его и зовут, и никакие отчества не обязательны.
А тут еще и «друг Билл» подоспел к «другу Борису» с объятиями саксофониста, радостного от травки. И вот уже молодая телеведущая называет седого и лысого величественного актера «Александр», а отчества ему не полагается.
Обращение к старшему, незнакомому, заслуженному – по имени, панибратски – из хамства стало «как бы нормой». Отчество для начальника, для босса, для должностного лица. Вот тут и старший младшего отчеством наградит. Ведь – начальник! Ведь – хозяин!
Господа. А ведь мы жлобы. И мало того – свое жлобство культивируем. И мало того – эта культивация начинается с деятелей культуры. Ну так когда я слышу слово «культура», моя рука тянется ткнуть их всех рылом в учебник хороших манер.
Достоинство аристократа – возвысить обращением собеседника, тем косвенно возвышая и себя: я разговариваю на равных с уважаемым и высокопоставленным лицом. Достоинство жлоба – хоть чем-то поставить собеседника ниже себя, дабы возвыситься на его фоне. Ибо и аристократ, и жлоб мыслят собеседника подобным себе самим.
Элементарно воспитанный человек, желая обратиться к собеседнику по имени и впредь, предложит: «Называйте меня просто Сашей. А я вас, в свою очередь, Димой. Идет?» Причем предложить это может только старший младшему, никак иначе – старшему полагается большая доля уважения, ему и решать. Хам скажет: «Вы позволите, я вас буду называть просто Димой?» А вы меня, значит, по-прежнему Александром Иванычем. Хрен тебе! Не позволю! Заведи себе холопа и хоть Шариком зови!
Глубоко печально, что это совковое хамство сидит в мозгу костей большинства даже так называемых «культурных людей». Ментальность плебея, деревенского старосты, мастера из пролетариев.
Хамство начинается с того, что премьер страны Черномырдин «тыкает» всем, ощущая на это право по должности и возрасту. Одновременно хамство начинается с того, что никто не посмел и не рискнул ответить ему также на «ты», либо резко потребовать не «тыкать». Да пусть хоть трахает, лишь бы подпись на денежной бумаге поставил!.. Вот и все манеры.
С хамством на Руси всегда был караул, ибо государство делало с частным человеком что хотело. Государев холоп по полной оттягивался на просителе, подчиненном, бесправном мещанине. Но известное благородство правящего сословия в 1917 г. сменилось хамством вчерашних люмпенов, а известные свободы общества – тоталитаризмом. И:
Все хамили бедному человеку, ибо все и со всех сторон было тоталитарно-государственным, свинцово-всевластным, глумливо-бездушным. Но уж человек на работе, то есть в своей государственной должности, то есть как крошечная, но тоже функция великого государства – уж тут он пил кровь и впрыскивал яд. Любая продавщица, секретарша, вахтерша, любой сантехник и контролер могли довести гражданина до инфаркта. Бухгалтерша или мастер по ремонту телевизоров и т. д. – владели ассортиментом лакейского хамства .
Лакейское хамство – это когда трудно придраться по форме, а по сути ты обгажен с головы до ног. С тобой могут не поздороваться, не предложить сесть, прервать на полуслове, заткнуть неизвестным тебе термином и презрительно удивиться твоему незнанию, могут выйти на полчаса, никак не уведомив тебя о времени возвращения, разговаривать не глядя в глаза, послать в заведомо закрытую дверь на другом этаже, заполнять бумажку с нарочитой и выматывающей душу медлительностью, объявить вдруг себе перерыв и т. д.д.д.д.д.д.д.д.д. И улыбаться злорадно и неуязвимо.
Какие две системы совершенно несовместимы? Социалистическая и нервная.
Хамство – чаще всего в быту – проявление невроза. А невроз оттого, что не в силах человек решить свои проблемы по суду, по договору, по справедливости, по кодексу. И должен терпеть, молчать, лизать, если хочет добиться своего.
Социальный невроз – реакция психики на неразрешимую социальную несправедливость и безнадежность.
