После защиты профессиональные пути супругов Рябовых немного разошлись. Ольга осталась в МГУ, преподавать на кафедре органической химии – ей всегда нравилась педагогическая работа, наверное, еще со времен школьного «шефства над отстающими». Илья же видел себя только в науке, поэтому устроился в новый, недавно открывшийся исследовательский институт. Однако работа в разных местах совсем не означала, что муж и жена отдалились друг от друга, напротив, это еще больше укрепило их взаимную привязанность. Каждый вечер они, вернувшись с работы, с увлечением обсуждали свои дела и темы, которые изучали, а в выходные и праздники, оставив ребенка на попечение бабушки с дедушкой, летом ходили с друзьями в туристические походы, а зимой собирались по домам, пели песни под гитару и вели жаркие споры о науке, политике, искусстве, литературе. Кто жил в то время, хорошо помнит, как страдали люди от интеллектуального голода. Хорошие книги были большим дефицитом, многие авторы и произведения были запрещены цензурой, а тех, что проскочили ее, было ни за что не достать. Достойные внимания фильмы или телепередачи были редкостью, их смотрели и долго обсуждали всей страной. Даже выписать интересные журналы – и то было непросто. В открытом доступе имелись только газеты, поэтому каждая интересная публикация, особенно в таких популярных, как «Литературка», становилась событием, о каждой много и долго говорили.
Семье Ольги и Ильи повезло – у них была возможность и подписываться на всю периодику без ограничений, и доставать интересующие их книги. Поэтому в их почтовом ящике на улице Горького регулярно, каждый месяц, появлялись свеженькие, пахнущие типографской краской номера толстых журналов. И у каждого члена семьи имелись свои предпочтения. Татьяна Сергеевна читала «Работницу», «Крестьянку» и «Советскую женщину», особенно интересуясь статьями о воспитании детей. Илье нравились естественно-научные журналы «Наука и жизнь», «Знание – сила», «Химия и жизнь», последние он любил не только за интересную информацию по своей специальности, но и потому, что в них печатались фантастические рассказы, а он был большим поклонником фантастики. Оля читала прозу в «толстых» журналах, вроде «Нового мира», «Москвы» или «Дружбы народов», и даже Степан Егорович с удовольствием коротал свой редкий досуг за номером «Смены» или любимого зятем «Искателя», где публиковались с продолжением детективы и приключенческие повести. Ну, а после того как журналы прочитывались самими Назаровыми, их отдавали знакомым, которые с нетерпением ждали своей очереди.
Что касается книг, то их число росло в квартире день ото дня. Все члены семьи покупали новые книги, собрания сочинений, подписные и так называемые макулатурные издания (те, которые можно было приобрести в обмен на двадцать кило сданной макулатуры). Кроме того, и Татьяна, и Ольга, и Илья были завсегдатаями всех окрестных букинистических магазинов. Имевшийся в доме со времен новоселья книжный шкаф уже давно был забит битком. Пришлось купить новый, довольно вместительный, – но и он стал заполняться на удивление быстро. Дело дошло до того, что однажды Степан Егорович, наполовину в шутку, заговорил о том, чтобы переделать под книги огромный гардероб, занимавший всю стену гостиной, самой большой комнаты в квартире. Но эта задумка так и осталась нереализованной.
Конечно, все старшее поколение было уверено, что это богатство копится для Андрея. Однако мальчик, к некоторому разочарованию взрослых, пока не выказывал особого рвения к чтению. Вот мультики он смотрел с удовольствием, особенно после того как Степану Егоровичу подарили на юбилей настоящее чудо техники – цветной телевизор с большим экраном. А на книги у Андрюшки не хватало терпения. Он вообще рос неусидчивым, очень подвижным и никак не мог находиться на одном месте. Бывало, бабушка начнет читать ему сказку, он послушает чуть-чуть – и тотчас сорвется с места.
– Что, Андрюша, тебе неинтересно?
– Интересно, интересно, – уверяет он на бегу.
– Так куда же ты? Послушай, что было дальше.
– Я сейчас, бабуль!
И все, след простыл.
С музыкой вышло еще хуже. Уж как Татьяна мечтала, пока Оля была беременна, что внук или внучка воплотит в жизнь все то, что не удалось ни ей, ни дочери… Но и из этого ровным счетом ничего не вышло. Андрюша музыкой не интересовался вообще, когда кто-то играл на фортепиано, даже не прислушивался, убегал в другую комнату.
Зато деда внук радовал. Андрюшка носился как метеор, всюду лазил, все время играл в войнушку. Степан Егорович готов был хоть каждый день покупать ему в «Детском мире» игрушечное оружие и солдатиков – внук с восторгом принимал его подарки.
– Молодец! Бравый будешь солдат! – Назаров осторожно похлопывал внука по плечу своей большой ладонью.
– Вот только этого не надо! – возмущалась Оля. – Нет уж, хватит нам в семье военных…
Когда Андрюше исполнилось три года, взрослые все чаще стали поговаривать о втором ребенке. А что мешает? Положение в мире стабильное, войны уже тридцать лет нет, в стране развитой социализм, глядишь, еще с полдюжины пятилеток – и будет построен коммунизм. Так, правда, думало только старшее поколение. Илья и Ольга в близость светлого будущего верили как-то не очень, но с родителями эту тему старались не обсуждать во избежание обид и конфликтов. Однако против второго ребенка и они ничего не имели. Растить есть кому и есть на что. Да и Андрюшка уже просит младшего братика или сестренку. Так почему бы и нет?
Вторая беременность у Оли протекала гораздо легче первой. Порой она даже забывала, что ждет ребенка, настолько хорошо себя чувствовала до последних месяцев. Она продолжала преподавать в университете, вела интересные исследования и полноценно отдыхала, летом даже съездила с мужем и сыном в дом отдыха на Черном море.
В этот раз все почему-то дружно настроились на девочку. «Для комплекта», как шутил Илья. Но и второй ребенок четы Рябовых тоже оказался мальчиком, хотя это никого в семье особенно не расстроило. «Будет у нас два бойца», – заявил Степан Егорович, и все дружно с этим согласились. Два мальчика так два мальчика, тоже неплохо. Им веселее вместе играть будет.
И ростом, и весом младший брат был значительно меньше старшего. Да и вообще сильно отличался от него. Андрюшка в младенчестве был активным бойким бутузом, едва появился на свет, сразу заорал во всю глотку. Антон же напоминал цыпленка – тощенький, весь сморщенный и какой-то вялый, хотя врачи заверили, что со здоровьем у мальчика все в порядке. Во всяком случае, так они говорили первое время.
Сначала и сами Назаровы ничего особенного не замечали, просто удивлялись тому, насколько разными оказались два мальчика. Андрюшка развивался стремительно, пошел рано, носился – будь здоров! Если можно было с кем-то подраться – дрался, если нельзя – сам начинал драку и снова дрался. Лазил по заборам, по деревьям с ловкостью обезьяны, обожал футбол, но мог тут же бросить мяч и умчаться играть в прятки в соседний двор. Вечно приходил домой в рваной одежде, с разбитым носом и ссадинами на коленках. Энергия била из него фонтаном, Илья посмеивался, что Андрюшка мог бы снабжать его энергией всю улицу Горького, даже по праздникам, когда включали иллюминацию.
Антоша же рос совсем другим. Всему, что положено делать детям – держать голову, переворачиваться, сидеть, вставать, ходить, – выучился с опозданием. Был болезненным, часто простужался, и нервным – много плакал, и никто из взрослых не мог понять почему. И даже плакал-то не как старший брат. Тот ревел громко, благим матом, во всю глотку. А Антон с младенчества плакал тихо, как взрослый – не напоказ.
Старший брат заговорил быстро, в два года уже болтал без умолку на своем детском языке, Антоша и в три года был неразговорчив, обходился всего несколькими словами, и теми пользовался нечасто. Андрюшка был существом крайне общительным, рад был поговорить с кем угодно, независимо от возраста, пола и рода занятий – в то время как его брат очень настороженно относился к незнакомым и крайне некомфортно чувствовал себя везде, где было много людей.
Подвижных игр Антоша вообще не любил. Мог часами рассматривать картинки в книжке, возиться в углу с игрушками, по многу раз подряд с удивительной дотошностью складывая одну и ту же пирамидку, или даже просто сесть и сидеть так часами, глядя куда-то в стену, точно видел там нечто такое, что открывалось только ему одному.
Сначала взрослых это не слишком тревожило. Если кто-то и заговаривал осторожно о том, что Антон сильно отличается от старшего брата и сверстников, то Татьяна Сергеевна, начитавшаяся журнальных статей по педагогике, тут же принималась рассуждать, что все дети разные и в каждом из них нужно уважать индивидуальность. Но вскоре произошло нечто, заставившее Назаровых и Рябовых взглянуть на вещи по-другому.
Семьдесят седьмой год поразил всю страну небывалым событием. Вечером восьмого января в поезде московского метро, ехавшем от станции «Измайловский парк» к станции «Первомайская», прогремел взрыв. Вагон был переполнен, пострадало много людей. Несколько человек, включая детей, возвращавшихся вместе с родителями с новогодней елки, погибли, десятки попали в больницу, сотни, оказавшиеся в то же время в метро, пережили сильнейший шок от случившегося. А спустя несколько минут в столице взорвались еще две самодельные бомбы – рядом с большим магазином на улице 25-летия Октября и в крупном гастрономе на улице Дзержинского, неподалеку от комплекса зданий КГБ. Как выяснилось позже, теракт был первой серьезной вспышкой национализма в «нерушимом союзе братских народов». Но тогда еще никто не знал, какой пожар межнациональной ненависти вскоре разгорится не только в стране, но и по всей планете…
