Ознакомительная версия.
– Не узнал я твою утку-то, – оправдывался охотник.
– Ах, не узнал?! – ещё громче зашумела хозяйка. – Моих уток весь посёлок знает.
– Петровна, прости уж меня. Я тебе, ну, хочешь, два заслона скую?
Петровна ещё покричала, пошумела на Антона, но всё же успокоилась и, прищурив глаз, спросила:
– Жесть есть?
– Есть, есть, – охотно ответил кузнец.
– Парочку противней скуёшь? А то пироги не на чем печь.
– Скую, скую!
Петровна пошла домой, держа тяжёлую утку за голову, но вдруг обернулась и сказала:
– Сегодня жаркое приготовлю. Приходите вечером к нам с женой.
Проходя торопливой походкой возле дома, кузнец на крыльце увидел мать:
– А где Лёнька-то? – спросил дядя Антон.
– Твой помощник на печке сидит.
«Вот сорванец, вот хулиган – сгубил чужую утку. В четвёртый класс ходит, а уток не отличает», – ругал в душе меня, начинающего охотника, дядя Антон. Но, вспомнив приглашение Петровны, круто повернулся и зашагал в кузницу.
В истории государства было такое время, когда люди уезжали в степи – поднимать целину: целинники были в почёте. Вот и в нашем посёлке нашёлся желающий – поработать на чужбине. Он с вечера «хорошо» попрощался с друзьями, а утром проснулся – голова болит. Пошарил по «сусекам» в квартире – пусто. Нечем подлечиться. Хотел пойти к знакомым, а дверь снаружи заперта. Жена повесила замок и удалилась по делам. Рассердился «целинник», дёргает дверь туда-сюда, но открыть не может. Лом бы помог, да лом в дровянике. Вспомнил мужик про ружьё. Просунул ствол в щель, жмёт и давит. Дверь всё на месте, а ствол кочергой согнулся. Принялся дядя бить в дверь прикладом. Разбил приклад вдребезги, но из заточения освободился. Выбросил хозяин обломки ружья и в сердцах уехал на целину без жены.
А Валера, мой друг, подобрал обломки и говорит:
– Восстановлю ружьё, как новое будет!
– Может, подаришь мне? – попросил я, а сердце так и стучит в надежде.
Друг окинул меня взглядом с ног до головы, вспомнил мои заслуги и согласно кивнул:
– Хорошо, я сделаю из тебя охотника.
Пришли в кузницу к дяде Антону, показали кривой ствол. Антон Анисимович, соображая, что с ним делать, размышлял недолго, сказав:
– Кувалдой, мужики, нельзя. Сквозь мятое дуло ни дробь, ни пуля не пролезет. Надо покумекать, как эту железяку спрямать.
В кузнице зашумел подающий воздух электромотор. В горне, ярко пощёлкивая, загорелись угли. В помещении стало жарко. В центре кузни – звонкая наковальня. Слева от гона бочка с водой, а рядом, на специальном щите, кузнечные инструменты. Тут молотки разной величины, секаторы, зубила, клещи и прихваты.
Хозяин скинул с себя рабочий костюм, снял рубашку. И мы впервые увидели, что у Антона Анисимовича от плеча до плеча виден след удара саблей. Этот страшный шрам пугал и в то же время приковывал к себе взгляд. Кузнец с годами раздался вширь. Молодость давно покинула его, но характер в нём остался прежним. Антон Анисимович общителен и, как каждый хороший специалист, весел, работает с огоньком.
– Лёнька, живо тащи из сарайки сухой песок! – командует он. – Песок в ящике, совок на гвозде.
Антон закупорил конец ствола паклей, насыпал в дуло со стороны патронника песку, потуже забил и тоже заткнул.
– Теперь в стволе вмятин не будет. Я таким способом трубы рихтую, – улыбнулся кузнец и, взяв с верстака деревянный молоток, стал прямить ствол.
Казалось, снаружи ствол уже спрямился, но, вытряхнув из него песок и глянув в дуло на свет, мастер заметил, что дело требует доработки. Кузнец снова засыпал песок, положил ствол на дубовый пол и принялся постукивать деревянной киянкой.
К концу дня работа всё же была завершена. Теперь оставалось вырезать из берёзового чурбака приклад и цевьё. Это аккуратно своими руками сделал Валера.
Ружьё следовало бы испытать на прочность. Никто не знает, что может случиться. Друг предложил зарядить ружьё, привязать его к чему-нибудь дулом в небо, а затем с помощью длинного шнура дёрнуть за курок.
Так и сделали. Привязали дробовик к забору, легли на землю и дёрнули. Грохнуло раскатисто и звучно.
Осмотрели нашу «пушку» – всё на месте. Приклад не отлетел, дуло целёхонько. Полгорсти дроби в небо вылетело – не промазали.
– Ну, вот, – сообщил Валера, а ты боялся. Теперь вместе будем ходить. Пойдёшь со мной на хищника медведя?
– Ага!.. Я держал в руках настоящее ружьё, был безмерно счастлив. И мне было всё равно, на кого идти.
Глядим, Антон Анисимович идёт. Его к нам выстрелом заманило. Спрашивает:
– Ну, что, мужики, ружьё – то стреляет?
– Стреляет, – улыбались мы.
– Эт хорошо, хорошо, – продолжал он. – Надо ружьё на целкость проверить. Как дробями бьёт, как пулей прошибает. Седни уж темно, не поспеть, а утречком завтра можно испробовать.
– У нас пороху-то нет, – пожаловался я.
– Пороху-то? – переспросил Антон. – На это дело, ладно уж, принесу пороху.
Мне не спалось. Я тихонько вставал с постели. Вытаскивал из шкафа своё ружье и любовался его формой, длинным, как труба стволом. Прижимая к плечу приклад, ощущал сладостный эфирный запах древесного лака. Нажимая на рычаг, переламывал ружьё, смотрел в блестящее дуло, совал палец в патронник, а затем вытирал с него машинную смазку. Радостное предчувствие грядущего дня не давало покоя. Мне снились лёгкие, как дымка, незапоминающиеся сны.
Было воскресенье. Сентябрьский ветер играл пожелтевшей листвой, раскачивал ветки кустов. За нашим домом, до самого леса, картофельный огород. Здесь, в огороде, стоит банька – хорошая мишень для испытания. В лесных краях возле бань стреляют на пасху. Как-то один старик мне разъяснил: «Это чтоб чертям было тошно. Перед воскресением Христа выстрелами пугают – всякую нечисть».
И хотя до пасхи ещё далеко, мы подошли к бане. Хлебным мякишем прилепили к стене бумагу. В середине её углем нарисовали рогатую мордочку чёрта.
Отмерили сорок шагов. Для стрельбы с упора положили чурбак.
Валера зарядил ружьё, хотел стрелять. Но кузнец попросил быть первым:
– Дай-ка, сначала я вдарю?
– Нет, я! – заспорил я.
Антон вытащил три спички, одну надломил. Стали тянуть жребий – кому стрелять. Удача выпала Валерке. После выстрела побежали к бане.
– Куда метился? – спросил кузнец.
– В чёрта – по рогам.
– Ни черта, ни одной пробоины нет, даже рога не зацепил, – упрекнул стрелка кузнец. – Дай-ка теперь я вдарю.
– Нет, я – сказал я.
Опять потянули жребий – выпало стрелять Валерке. И снова на рисунке пробоин нет.
– Ну и мазила, – покачал головой Антон.
Мне в руки дали ружьё, стал целиться. Волнуясь, вспомнил первый выстрел по отцовой шапке, и как больно ударило по скуле прикладом. Однако без лыж-то на ногах стою крепко. Жму на спусковой крючок, а выстрела нет. Наконец, дошло, что жму на скобу рядом с курком. А мужики рядом посмеиваются.
– Может, всё-таки стрельнёшь? А то пока дулом качаешь, баня-то убежит.
Грохнуло. Побежали. Две дырки есть: «Это же надо, лучше Валерки пальнул и с ног не упал»!
Потом стрелял кузнец, и он заявил:
– Плохо дело, мужики. Ружьё не «варит» – дробь рассыпает по сторонам. Для этого ствола обычные заряды не подходят, надо специально подбирать соотношение пороха и дроби.
Кузнец сел на лужайку, вытащил из карманов свёртки. В одном порох, в другом, дробь-самокатка. Рядом с ними появились гильзы, капсюля, пыжи. Антон Анисимович насыпал в гильзу три напёрстка пороха. Сверху положил пыж, утрамбовал это, положил несколько мерок самодельной дроби и заткнул кусочком бумаги, затем встал, отряхнул колени. Зарядил ружьё своим патроном и выстрелил. На этот раз попадание было лучше, но результат, по мнению стрелка, оказался ещё недостаточно хорошим.
– Три напёрстка маловато, – произнёс он. И в следующий патрон всыпал пять напёрстков дымаря.
Кузнец так же не спеша, встал на ноги, размял тяжёлое грузное тело. Поправил на животе ремень и стал наводить дуло на чёрта. За свой век Антон пострелял много. Стрелял из ружей разных систем и среди охотников слыл не только метким стрелком, но и человеком бывалым. «Вот и к этому ружью надо подход найти, распознать его характер и возможности», – мысленно рассуждал кузнец.
Он поточнее прицелился и нажал на спуск. На этот раз так грохнуло, что люди повысовывали из окон головы: «Неужто – гром в сентябре?» И от грома этого кузнеца как кувалдой с ног сшибло, мотая башкой, приходя в чувство, он деловито заметил:
– Три напёрстка маловато… пять многовато. Ну, ничего, всё равно своего добьюсь! Найду подход и к этому ружью.
В кузнице жарко. Антон Анисимович работает в брезентовом фартуке, накинутом на голые плечи. Правой рукой кузнец переворачивает щипцами раскалённые железки. В левой держит совок и подкидывает в огонь уголь. На плечах кузнеца, где рваный багровый шрам, обильно выступил пот.
Ознакомительная версия.
