К вечеру пробки растворились, и проехать через весь город не составляло никакого труда. Том выглядел уверенным и спокойным, ехал не очень быстро, они всю дорогу болтали о чем-то отвлеченном. Бьянка про себя отметила, что мальчик довольно ловко справляется с вождением, но на заправочной станции все же поменялась с сыном местами и села за руль сама.
Уже смеркалось, когда они спустились на проселочную дорогу дачного поселка. Бьянка не сразу включила ближний свет, на большой освещенной трассе габаритов вполне достаточно. Поэтому никто из них не сообразил, что произошло. Было похоже, что автомобиль на скорости подскочил на каком-то возвышении, а затем резко ухнул в яму. Удар оказался сильным, хотя скорость не превышала 50 километров в час. Сработали обе подушки безопасности, придавив Бьянку и Тома к креслам.
– Мама, мама, ты в порядке, ты меня слышишь? – Том с трудом протискивался плечом, нащупывая кнопку, чтобы открыть дверь машины. Подушка здорово долбанула по грудной клетке. Ребра треснули, как сухой хворост.
– Да, сынок, слышу, что произошло? Я ничего не видела, – Бьянка говорила тихо, с придыханием, видимо, тоже получила приличный удар в грудь.
Том наконец выбрался наружу, держась за бок и прихрамывая, он поскакал вокруг машины, чтобы помочь матери выбраться.
– Давай, вот так, осторожно, как думаешь, ребра целы? – он заметил, что Бьянка скривилась от боли.
– Не знаю, ни разу до этого не ломала, а твои? – она коснулась руки сына, в то же мгновение ее словно пробило током.
Ладонь у парня просто пылала. Она вылезла из машины и повернула обе руки сына к себе. Боже, только не это! Она не хотела верить в то, что увидела. Губы задрожали, а шершавый соленый комок перекрыл горло. Тонкие темно-красные лучи ползли по ладоням вверх, окрашивая капиллярную сетку в бордово-синий цвет. Этого не может быть! Не должно быть! Неужели весь этот кошмар возвращается?
– Черт возьми, как горячо, – Том выдернул руки и поднес их ближе к светящимся габаритам машины, он потер пальцами подкожный рисунок и тут же отдернул их. – Твою мать! Ой, прости, – он вскинул глаза на Бьянку.
Та побледнела, смотрела на руки сына и выглядела совершенно потерянной.
– Мам, что с тобой?
Том отвлекся от своих рук и подошел поближе к матери. Он хотел взять ее за плечи, но она отстранилась, жар полыхал даже на расстоянии. Он снова повернул к себе ладони, багровые полосы стали пульсировать.
– Ребра – это ерунда, всего лишь трещина, но я не понимаю, что с моими руками, посмотри, мама, что это такое? – Томаш протягивал к матери руки, но она лишь качала головой и медленно отступала назад, словно видела перед собой что-то устрашающее и очень опасное.
В этот момент из-под колес послышался скребущийся звук. Том обернулся и прислушался. Звук повторился, он не был похож на механический, нет, что-то напоминающее стон или хрип.
Бьянка тоже услышала. Доносившийся звук вывел ее из ступора. Она кивнула Тому, тот пожал плечами, вернулся к открытой двери и включил ближний свет. Потом медленно, с опаской двинулся к капоту. Под передними колесами что-то лежало, и это что-то еле заметно двигалось. Том обернулся, Бьянка не решалась подходить ближе. Симптом вернулся, значит, происходит что-то страшное, она боялась узнать, что именно. А Том приближался и всматривался в темное шевелящееся пятно под капотом. Нет, это не человек, не похоже и меньше по размеру. Томаш наклонился.
– Собака! Мы сбили собаку! – он присел, чтобы лучше рассмотреть, сильно ли пострадала несчастная псина. – Да это Домра!
Бьянка вскрикнула и подскочила к Тому. Домра – собака родителей, доберман, очень добрая и умная, с неподражаемым человеческим выражением лица, то есть морды, преданная и безобидная. Отец назвал собаку Домрой, потому что впервые увидел ее щенком, когда она отважно сражалась со старой и потертой домрой без струн, которую ребятишки хозяев-заводчиков притащили откуда-то со свалки.
Бьянка тоже заглянула под капот, оттуда на нее смотрели два тусклых зеленых глаза. Домра снова пошевелилась и заскулила.
– Домрочка, девочка, – Бьянка, всхлипывая, позвала собаку.
Та, услышав знакомый голос, засуетилась, пытаясь подобрать лапы, но тут же завыла, закричала от боли, совсем как человек.
– Томаш, попробуй ее достать, может, она… Надо отвезти ее в ветеринарку. Я даже не знаю, есть ли где-нибудь круглосуточная ветеринарная помощь? И нужно позвонить родителям. Ну как же так? Я ее совсем не видела, откуда она взялась? – причитала Бьянка.
Том встал на колени и потянул собаку к себе. Она задергала лапами и снова заскулила.
– Ну потерпи, Домра, потерпи, – Бьянка гладила собаку по голове, пока Томаш вытаскивал ее из-под машины.
Задняя лапа застряла под колесом и неестественно болталась, когда Тому удалось-таки высвободить ее. Он положил собаку перед собой, пытаясь рассмотреть, насколько она пострадала. Лапа сломана, это точно, вмятина на боку и рваная рана на шее, наверное, пропорола чем-то острым под капотом. Домра мокрыми измученными глазами следила за каждым движением Тома. Он растерялся, не зная, что и делать. Собака умирала, ей, наверное, уже не помочь. Бьянка рыдала рядом, закрыв лицо руками, она сидела на коленях, прямо на земле, содрогаясь всем телом. Том погладил Домру по голове, она дернулась, словно укололась или обожглась. Руки! Он совсем забыл про дикий жар в руках! Повернул к свету ладони – по-прежнему багровые, затем провел по влажной прохладной траве и вытер о свои джинсы, затем снова попробовал погладить собаку. На этот раз она стерпела, даже затихла и перестала скулить. Он гладил шелковистый мокрый лоб и теребил уши, рука случайно соскользнула на шею в теплую вязкую жижу. Домра опять дернулась.
– Подожди, подожди, я только посмотрю, глубокая ли рана, – прошептал Том. Зачем?
Он аккуратно раздвинул шерсть, дырка – сантиметров пять и, наверное, довольно глубокая, потому что из нее без остановки пульсировала кровь. Том провел рукой прямо по ране, он совершенно не отдавал себе отчет в том, что делает. Ладонь закололо миллионами иголок. Это еще что? Руки перепачкались кровью, а вот рана перестала сочиться, нет, в самом деле! Том посмотрел еще раз на руки, потом на собаку. Потом снова прикоснулся разгоряченной ладонью к тому же месту – дырка на шее будто затянулась. Он разгреб слипшуюся шерсть, чтобы удостовериться. Совершенно верно! Только что зияла открытая и глубокая рана, а теперь там красовался свежий шрам. Том обернулся на мать: она все еще сидела, закрыв лицо руками.
– Мам?
С первыми звуками его голоса она все поняла. Это случилось снова. Оно вернулось. Через столько лет, когда Бьянка почти забыла весь этот кошмар, почти перестала ощущать страх за сына, оно вернулось. Том приблизился. Его глаза светились голубым, а песочный ореол вокруг зрачка был гораздо ярче, чем обычно. Или это всего лишь отражение света фар? У нее не находилось слов, ни одной мысли не витало поблизости, она просто смотрела на него, чувствуя, что теперь все изменится, наверняка изменится. Бьянка уронила руки на колени.
– Что это, мама? – Том отчетливо и напористо проговорил каждое слово. – Ты знаешь, что это такое?
Он протягивал ей руки, капилляры под кожей вздулись, от них по-прежнему исходил жар, словно от горящего костра. Глаза матери казались огромными сквозь линзы застывших в них слез. Том нащупал тугой выступающий рубец на шее собаки. Домра затихла, дыхание стало поверхностным, казалось, она засыпала.
– Не смей, – прошептала Бьянка. – Не смей этого делать, Томаш.
– Ты знаешь об этом? Да? Ты знаешь!
Пауза затягивалась. В памяти возникали смутные образы и голоса. Том оглядывался, стараясь удержать картинки-воспоминания, но они продолжали играть с ним в прятки.
– Мама, ты понимаешь, что сейчас произошло? Я провел рукой по ране и она… она… стала заживать, нет… она уже зажила, этого не может быть, это просто нереально! Здесь была вот такая дырка! – он показал границы зарубцевавшейся раны.
– Да, – звук вырвался из груди матери, – знаю, знаю, но лучше бы не знать, ничего не знать.
Том несколько раз провел рукой по телу собаки. Когда он прикоснулся к безжизненной вывернутой задней лапе, Домра опять заскулила, задышала часто-часто, пытаясь обернуться и лизнуть больное место. Томаш зажал лапу в месте перелома. Собака несколько раз передернулась, слизывая с носа крупные прозрачные капли. Разве собаки плачут? Том оглядывался на мать. Он уже не мог остановиться. Домра на его глазах оживала, выкарабкивалась с того света! Наконец собака, пошатываясь, встала. Она смотрела на Тома, опустив голову вниз, между передними лапами, так легче сохранять равновесие. Дыхание все еще было свистящим, а грудная клетка расходилась при каждом вдохе, как аккордеон. Затем она развернулась и так же, шатаясь, побрела в темноту, через пару мгновений ее очертания растворились, а Том и Бьянка так и сидели на земле, друг напротив друга, и никто не решался что-либо сказать. Том вытер окровавленные руки о штаны, багровые узлы на ладонях сдувались, и боль затихала, принося огромное облегчение.
