«А приятно, блин!» – однозначно решили головастики, став, как и мое платье, лазурными.
А кто спорит-то?
«Сырное и ледяное чудо», то самое кафе, где мы договорились встретиться, находилось не слишком далеко от остановки, но и не совсем близко. Чтобы добраться до него, нужно было пересечь широкий проспект и пройти метров триста-четыреста по тихой, узкой улочке, вдоль одной стороны которой были высажены пышные цветущие яблони, словно подернутые кремово-розовыми облаками, а вдоль другой – яблони белоснежные: вокруг них вся яркая зеленая трава была усыпана снегом из лепестков.
Ко мне почему-то пришло умиротворение. Как же здесь здорово, в этом месте! Здесь только парочкам гулять и нужно, наслаждаясь видами: ведь улица наклонная и по ней можно постепенно спуститься к набережной. А стоя на высокой части, можно лицезреть серебристую водную гладь реки внизу, и многочисленные деревья, и резные каменные беседки на берегу, и даже остров, затаившийся посредине широкой реки, как головастик-мысль у меня в подкорковых структурах мозга.
Я улыбнулась, чувствуя слабый, но приятный и сладкий цветочный аромат, витающий между домами. Для меня это яблочное и свежее благоухание и есть истинный символ начала лета, наравне с цветением сирени.
Заглядевшись на всю эту красоту, я даже остановилась на пару секунд, и, проведя пальцем по тонкой веточке ближайшего цветущего дерева, сорвала себе белый хрупкий цветок яблони: попробую им умаслить сердитого Смерчинского… Стоп! Какого еще Смерчинского? Я же с Чащиным встречаюсь сегодня. Вот Дэн, прилипала, я так привыкла, что в последнее время так часто с ним вижусь, что мне показалось на пару мгновений, что я спешу к нему, вновь что-то задумавшему относительно «объектов». Кажется, больше мы Ника и Тролля выслеживать не будем. Из-за упоминания о Дэнни у меня на лице появилась дурацкая улыбка, и двое мальчишек-школьников, идущих мне навстречу со скейтбордами в руках, приветливо заржали, подумав, что улыбка адресована им. Эх, жаль я сегодня, такая милая, нарядная, с легкой изящной прической, не увижусь со Смерчем. Он бы точно упал, увидев меня, и еще больше бы захотел «продолжить знакомство», как сам выразился.
Гадство, натуральное! Вот бы он еще меня поревновал. Эх, мечты. Правильно говорят, что в них смысла нет.
И я поспешила дальше, на ходу проверяя, не задрался ли подол совсем уж неприлично высоко. Чем ближе я, стараясь как можно быстрее шагать, приближалась к «Чуду», тем прохладнее становилось – сказывалась близость к реке: я даже слышала, как гудит какой-то пароход. И мне тоже хотелось гудеть так же радостно, потому что сегодняшний день я уже считала отличным!
Вход в кафе, которое было расположено на первом этаже крепкого пятиэтажного здания, построенного лет сорок назад, но все еще выглядевшего элегантно, прятался в тени высоких душистых сиреней, и я, вдохнув теперь уже аромат светло-фиолетовых цветков, ворвалась в помещение подобно урагану. Просторный зал был декорирован справа в зелено-голубых тонах, а слева – в желто-оранжевых. Как я узнала чуть позже, из слов разговорчивого друга, кафе специализировалось, с одной стороны, на самых разнообразных изделиях, в состав которых входил сыр, а с другой – на самых различных видах мороженого, поэтому и оформлено оно было в двух стилях: теплом и холодном.
Я не без труда разглядела за одним из квадратных прозрачных, с темно-сапфировыми ножками столиков Димку. Он сидел на голубой, холодной, половине, спиной ко мне, заложив ногу за ногу, и недовольно посматривал на телефон, лежащий на столике.
Я, предвкушая его реакцию, на цыпочках подкралась к одногруппнику, ловко опустила белый цветочек на коротко стриженное русое темечко и закрыла лицо парня ладонями. Обожаю так делать! Некоторые не могут понять, кто стоит сзади, и мучительно пытаются, перечисляют имена всех подряд.
– Бурундук? – не дал мне повеселиться Димка, сразу безошибочно отгадав, кто его беспокоит. – Совсем рехнулась? Ты знаешь, насколько ты опоздала?
– Приф-фет, – прошептала я, склонившись к Димкиному уху, не отрывая ладоней от его лица, – приф-фет, мой маленький принц. Малыш-ш-ш-ш-ш. Я больше опаздывать не буду.
– А больше и не надо. Что у тебя с глухими звуками? И убери руки, – тут же отреагировал Чащин. – Пока я не назвал их граблями.
– Прости меня, я, правда, торопилась, – искренне извинилась я, не подчиняясь его словам. – Прощай, давай, а потом уберу.
Он тяжело-тяжело вздохнул, словно сидел около постели больной старушки, и, осторожно отняв мои пальцы от собственного лица, повернулся ко мне, задев носом мой подбородок.
Так мы и встретились взглядами. В моих глазах хороводы водили любопытство, веселье и просьба не злиться, а оценить мой наряд, да и в его глазах тоже читалось любопытство, но его упрямо вытесняли и удивление, и радость, и даже затаенный страх, и что-то еще, мне, глупой, тогда не понятное.
Со стороны мы, наверное, смотрелись странно, уставившись друг на друга, как два голодных таракана, соперничающих за крошку хлеба, но меня это мало волновало. Я хотела сказать Чащину: «Димыч, не злись на меня, я не хотела деньги зажабить! Ты отдал мне тетрадь, я угощаю тебя – все по-честному!». Но только улыбнулась: никогда еще не видела его лицо так близко от своего. И заметила, что радужки у него необычные: я всегда думала, что они очень темные, насыщенного кофейного цвета, но, оказывается, в них есть искры – около самых зрачков, и искры эти светлые. Как будто бы кто-то щедрой рукой насыпал в горький горячий шоколад горсть несладкой кокосовой стружки, не успевшей еще полностью стать коричневой, но уже и не белой.
– Что с тобой? – вымолвил Чащин, не отпуская моих рук.
– А с тобой что? – спросила и я.
– Со мной – ничего. А ты… Ты почему сегодня такая… красивая? – продолжал он вглядываться в мое лицо и в волосы, как пират в добытую у недругов старинную карту сокровищ, совершенно не мигая.
На мгновение орлу, хвастающемуся всем вокруг фирменными модными очечками, показалось, что около русоволосого парня с высокими скулами и короткой мужественной прической мелькнуло что-то, напоминающее полупрозрачную красно-оранжевую искру – искра пропала за спиной Дмитрия, изрядно удивив птицу.
– Что с тобой, Маша? Почему?.. – повторил он, переводя взгляд на небесно-голубое коротенькое платье и на глубокий вырез, открывающий плечо.
– Я всегда красивая, – торжественно объявила я, вытащила, наконец, руки из его ладоней, хихикнула и села на стул, скромно вытянув ножки, которым порядком надоела новая обувь.
Димка, откинувшись на спинку своего стула и сдвинув брови, оглядывал меня с ног до головы, особенно долго задержав пристальный взгляд как раз именно на ногах. Честно сказать, я неожиданно смутилась от его внимания и тут же спрятала конечности под стул. От Чащина не укрылось мое изумление, и он неожиданно улыбнулся, как будто бы захотел этим разрядить ситуацию.
– Ого. Ну-ка, встань, – велел он мне внезапно.
Белый цветочек с головы свалился к нему на плечо. Я протянула руку и, взяв его, положила на стол перед едва заметно вздрогнувшим Димкой, сказав:
– Это тебе, в знак примирения. Ну не хотела я опаздывать. Давай уже заказывать что-нибудь!
– Какого примирения? – еще больше обалдел парень, вертя цветок в руках с большой осторожностью, как будто боялся повредить его.
– Нашего. Я думала, ты меня из-за опоздания задушишь, Чащин. Но я не виновата! Серьезно, Дим.
– Маша, я в шоке. Ты, – взгляд его темных глаз сделался подозрительным, – ты так задержалась, потому что прихорашивалась? – Видно было, что Димке нелегко выговорить это слово, когда он говорил обо мне. Я и прихорашивалась: нонсенс!
– Так вышло.
– А… ясно. Ну, встань же, – вновь попросил одногруппник.
– Зачем? – недовольно спросила я.
– Встань-встань.
Я с неохотой поднялась на ноги.
– Ну? Что хотел?
Димка, который вновь напялил на себя маску компанейского парня, дурашливо захлопал в ладони, а потом схватился руками за голову, выдав шикарно-ехидно:
– Детка, ты просто космос!
– Че-го? Чащин, допрыгаешься, я тебя в космос без ракеты летать и отправлю, – беззлобно пригрозила ему я, радуясь, что произвела своим внешним видом такой эффект. Правда, космосом-деткой мне быть не улыбалось.
– По-моему, я уже… допрыгался, – трагическим шепотом оповестил он меня. – Боже мой, Бурундукова преобразилась! Бурундукова стала Золушкой! И не в лом ему феей быть?
– Кому ему? – совершенно неграциозно опустилась я вновь на свой стул.
– Смерчу.
– А он-то каким боком здесь? – не поняла я, оглядываясь по сторонам и гадая, кому в голову пришло сделать кафе именно таким.
– Ну, он, наверное, тебе сказал так наряжаться, – тонкие губы Димки недовольно изогнулись. – Иначе я даже не знаю, кто или что смогло бы заставить тебя одеться в это!
– Ох, Чащин, думай мозгами, а не пяткой, – вздохнула я жалостливо. – При чем здесь Сморчок, то есть, конечно, мой котеночек Дэнка? Я так оделась, потому что… м-м-м… – Мне не хотелось рассказывать ему эпопею о том, что все мои вещи оказались выстираны коварной мамой. – Потому что сегодня у нас вечером будет торжественное приветствие родни будущей жены брата. Я же говорила! А вообще, – я коварно почесала ему подбородок, нахватавшись всяких глупостей у Дэна, – я от тебя без ума, и нарядилась так ради тебя. Я сегодня косплею принцессу. Называй меня Ваше Высочество.
