Игорь Соколов - Метафизика профессора Цикенбаума

Ужасным образом владея
Прекрасной девой в своих снах,
Шульц пробудившись, нес идею —
Найти ее в любых краях…

Он сел на поезд, ехал долго
И за Уралом в тьме сойдя,
Едва не съеден был злым волком,
Но дева рыжая шутя,…

В него воткнула свои вилы,
Девчонка, дочка лесника
С лица была не очень милой,
Зато отчаянно смела…

В траву вмиг Шульца завалила
И кувыркалась с ним три дня,
Любя с такой безумной силой,
Что вскоре как его жена…

В Москву его не отпустила,
Зато с ним лес рубить пошла…
А в Шульце страсть уже остыла,
Но ждет ребеночка краса…

И то ли с жару, то ли с пылу
Его изнежила в лесах
И так серьезно полюбила,
Что Шульц безмолвствует в слезах…

И верен ей аж до могилы, —
Вот, что любови творят в снах
И вот как в жизни тянут жилы…

Себя водкой Сидоров лечил,
А вечер у реки был ярко звездный,
Красавица шептала: Не молчи!
И плакала, и умоляла слезно…

Слиться с ней в таинственной ночи,
Но Сидоров шептал, что слишком поздно
Искать от счастья сокровенные ключи,
Да и холодно, если взглянуть серьезно,
То не советуют в сырой траве врачи…

Но красавиц рыдала и рыдала,
А Сидоров все водку пил и пил,
Как вдруг он слился с нежным идеалом,
Творя всю ночь любовь и не жалея сил…

А утром их вдвоем свезли в больницу,
Замёрзли так, что вместе вмиг срослись,
Краснея, Сидоров шептал: Я эту птицу
Полюбил на всю оставшуюся жизнь!…

Тихой ночью прикоснулся к деве Шульц,
Она одна лежала в темном в темном парке,
Он взял ее за руку и пощупал пульс,
Бой сердца отзывался очень ярко…

Тогда губами Шульц коснулся губ
И платье приподнял, но грянул выстрел,
И прошептала дева: Усни холодный труп!
Ты из-за похоти схоронен будешь быстро…

И взяв лопату, стала рыть могилу,
А Шульц очнувшись, скрылся вмиг тайком,
Горела рана на груди с безумной силой,
Но по здоровью Шульц был крепким мужиком…

И ночи не прошло, в больнице он, в палате
Лежит уже без пули, помыт, зашит, побрит,
Вдруг входит медсестра с улыбкой в белом платье
И в постель к нему летит, теряя стыд…

И Шульц остолбенев, враз в деву проникает,
От радости бежит весомая слеза,
И глаза закрыв, она на нем икает,
Вот так и происходят в жизни чудеса…

И лишь потом, когда она уже в оргазме
Достав свой пистолет, нажала на курок,
Шульц ей прошептал: Ну. Ты, блин, и язва!
Ведь я же не мишень, а просто твой порок!

А может быть, пророк?! – Шульц даже встал подумать
И деву приобняв, мотая головой,
Он создал на стене божественной рисунок,
Ибо кровь его была еще живой…

Сердечко со стрелой обозначало пулю,
Нарисовав его, затих навеки Шульц,
И рыдала дева, клича себя дурой,
И на руке его не ощущая пульс…

В прелестном круге тонких наслаждений
Волшебных лон нежнейших дев,
Цикенбаум весь проглоченный в мгновенье,
Кричит в Оке, от счастья озверев…

Струится вдаль ликующее племя,
Профессор сам ни жив, ни мертв,
Зато его рождающее семя
Из тьмы зовет другой чудесный род…

За девой дева раскрываются в объятьях,
Сладким дурманом откликаются уста,
И будто флаги на кустах трепещут платья,
Белизною чистой слепит красота…

Вот они, – блаженные невесты,
С профессором слились все до одной,
Объяв его своим безумным местом
И вмиг возвысив сказочной волной…

Лишь сверху раздавался чей-то шепот, —
Профессор Цикенбаум, ты – злодей,
Ибо весь духовный и научный опыт
Потратил на создание людей…

Сидоров мычал как идиот,
Деву встретил, тут же и напился,
Только дева, нежно раскрывая рот,
Целовала сладостно со смыслом…

У реки вблизи несущих время вод,
Где луна повисла коромыслом,
Обладая девой, Сидоров поет,
Ощущая, как бегут на небо числа…

И продлевается во тьме безумный род…
Вот отчего тоска его изгрызла
И птичка, полетев, зовет в полет,
Но Сидоров, ей улыбнувшись кисло…

В деве углубляется как крот, —
И он не то, что высоты боится,
Просто там его никто не ждет…
А здесь он девой огненной истискан…

И гудит как вдаль плывущий пароход,
Осеменяя ее ласково без риска,
Забыв, что в лонах зарождается народ,
Сидоров порхает очень низко…

Переходя всю Вечность точно реку вброд…
Он над собою издевается со смыслом,
Которого и сам не сознает,
Ибо плывущие года, как те же числа…

Из лона нам рисуют чудный переход
Уже в другую неизвестную Отчизну…
Так обладая девой, Сидоров поет,
Не потому что вдруг тоска его изгрызла…

Он просто видит то, что небосвод
Через себя уносит с ветром жизни
И вместо знания одну любовь дает…
Истирая до пустот небесных мысли…

Хорошо дев томных лапки
Прямо к сердцу прижимать,
Утопать в их нежных ямках,
Превращая деву в мать…

Цикенбаум шепнул с чувством,
Над Окой кружа мечты,
Дев прелестное искусство
Завалило за кусты…

И крича уже зверюгой
Цикенбаум от страстей
Будто тень бежал по кругу,
Создавая вмиг людей…

Стон борьбы и неизменно
Наслажденья сладкий вздох,
Девы – ласковые серны,
Цикенбаум – чудный Бог…

И в волнах все девы – нимфы,
А профессор их – Нептун,
Так вот жизнь играет с мифом,
Задевая всех, кто юн…

Всех, кто любит и смеется,
Раскрывая свет  души,
Обнимает жарко солнце,
Строя всюду миражи…

Лишь потом с луной в ненастье,
Бродят плача, старики,
Ими прожитое счастье
Протекает в тьме реки…

Цикенбаум видит много,
Только с девами молчит,
Ублажив их, шепчет Богу
Про Бессмертие и стыд…

Стыд как чувство крайне странно,
Если нет нигде тебя,
Кто стыдится будет явно
Всех грехов твоих, Земля?!…

Так вот родилась молитва
На научном языке,
Цикенбаум видит в битвах
Мир потерянный в тоске…

Видит Гитлера, который
И скучает, и скулит,
Возомнив себя героем
В битвах мир весь ворошит…

А за ним Наполеон,
Александр Македонский,
Все хотят попасть на трон,
Но гниют как те же доски…

Где же души тех людей,
Что смеялись и любили,
Только дети их детей
Ничего не позабыли…

Снова волны, снова страсти,
Девы нежные во тьме
Цикенбауму на счастье
Себя дарят по весне…

Цветком прекрасным раскрывалась дева ночью
И Цикенбаум целый час кричал,
У Оки истерзанный весь в клочья
Он с жаркой девой приобрел себе причал…

Потом в реке кричал он, дико в лодке,
Бросала его дева в бездну чувств,
И насытившись и девою, и водкой,
Он рыдал, испытывая грусть…

Стелился дым над тихою водою,
Одна луна в тумане лет росла
И Цикенбаум весь обласканный звездою,
Ощущал, как нежно светятся тела…

И как с мелодией таинственного лета
Он молча по Оке струится вдаль,
Познав свое проникновение от ветра,
Как Богом данную на целый век печаль…

Цикенбаум весь в заботе, —
С девой в рощице вдвоем,
Вновь в ее блаженной плоти
Ощущает чудный дом…

В небе бабочки порхают,
Созерцая двух нагих
И влюбляясь тут же стаей,
Постигают нежный миг…

А у рощи кобели
Суку течную ласкали,
Сколько же везде любви
Тварям божьим от печали…

Воля к жизни, цель святая,
Цикенбаум чует ток
И дрожит, не уставая,
Проливая в лоно сок…

Так вот происходят жизни,
Все случайно на земле, —
Дева, роща и Отчизна,
Тени умерших во мгле…

Тело, лоно, бесконечность,
Нежность, влага, пустота,
Кто нас забирает в Вечность,
Где кончается мечта?!…

О, профессор, что с тобою,
Ты меня экзаменуешь?!
Или создаешь с любовью
В моем лоне снова бурю…

Прошептала ему дева,
Потрясенно вдруг вскричав,
Цикенбаум смотрит в небо,
Гладя деву в гуще трав…

С девой Шульц увидел дуб
И взобрался на верхушку,
И касаясь нежных губ,
Целый час любил подружку…

А она потом рыдала,
Что со мной наделал Шульц,
Живот полон идеала,
Видит Бог, я разрожусь…

Шульц шептал ей виновато, —
Девонька, я не со зла,
Это все цветенье сада
Раззадорило тела…

А потом я был не в силах,
Слыша, как поют дрозды,
Вдруг расстаться с норкой милой
При сиянии звезды…

Раз не смог, давай, женись! —
Ножкой топнула подружка,
А не то сгублю я жизнь,
Тот же час пойду топиться!…

Прекрати, мой милый друг! —
Закричал Шульц в раздраженье, —
Буду я тебе супруг,
Лишь дари мне наслажденье!

Наслажденье – это блажь! —
Прошептала грустно дева, —
Лучше строй для нас шалаш,
Я не буду спать под небом!…

Шульц шалаш соорудил
За одно всего мгновенье,
Обратившись в шепот крыл,
Дева дарит ощущенья…

Проникая в глубь ее,
Шульц от счастия рыдает,
В мгле молчит Небытие,
Только тени кружат стаей…

А вокруг растут кресты,
Накрывают прах гробницы,
Люди в лоне у мечты
Растеряли свои лица…

Шульц дрожит в объятьях плоти,
Он не верит ничему,
Он как дух уже бесплотен,
Только дева тащит в тьму…

И сжимая своим лоном
Шульца дух в глухой ночи,
Шепчет разумом влюбленным:
Смысла в жизни не ищи!…

Все мы быстро умираем,
Забывая жизнь как сон,
Лишь друг в друге точно в рае
Мы находим нежный дом…

Шульц кричит уже в экстазе,
В лоне ощутив себя
И как будто Бога дразнит,
Деву сладостно любя…

Но молчит во мгле Всевышний,
Удивляясь, – что наш прах
Полон сладости излишней
У Земли в ее лесах…