О делах славных. Это с какой стороны посмотреть. С одной стороны – грабеж, с другой – в начало славных дел. Слава, она же попозже приходит.
О возбуждении нравственности в народе. Мне скажут, что возбуждение и нравственность – штуки несовместимые. А я скажу, что механизм возбуждения чего-либо всегда одинаков.
Вот и все, что я хотел сказать о возбуждении нравственности в народе.
О памяти униженных и оскорбленных.
Самое неприятное – у униженных и оскорбленных сохраняется память. Но это только в том случае, если они владеют речью. А если они не владеют речью, то сформулировать ничего не могут. Даже для собственной памяти. У них тогда все сиюминутное. Сиюминутное не страшно.
О рубище. Оно полезно. Взял, одел и поехал на Селигер.
Полиция будет врываться в любой дом. Меня спросили, я ответил. Закон о полиции, если он дойдет до своего финала, позволит ей это делать. Произвол узаконят. Черное назовут белым. У нас по-другому не бывает, хоть озолоти всех.
В сущности, в слове «полиция» ничего ужасного нет. Полиция – от греческого (да и от немецкого) «управление государством, администрация». Но в российском варианте – это будет не то, и не так. То, во что превратилась милиция – все мы хорошо видим, это такой братоубийственный снаряд. А то, во что превратится на российских просторах полиция – это нам еще только предстоит увидеть. Ждем-с.
Кстати, если вспомнить, то «полицай» со времен Великой Отечественной – это враг, пособник оккупанта. Ему место или на березе, или в народном суде, в качестве обвиняемого за пособничество захватчику. Это глубоко внутри народа сидит. Это туда долго вносили, внесли, наконец, а теперь все это превратится в нечто белое и пушистое? Так быстро ничего не происходит. Россия не Грузия. Это в Грузии при переходе от милиции к полиции рейтинг последней вырос с 7 % до 92-х. Там полюбили полицию.
Но там другая ситуация. Там шла и продолжает идти борьба с коррупцией, с кормлением на должности. Коррупцию там победили. Довольно быстро, по нашим меркам.
Не то, чтобы она вообще исчезла, но она так уменьшилась, что перестала угрожать государственным устоям. Там распустили милицию, а потом набрали полицию. Причем, большинство из набранных, никогда в милиции не служили.
То есть, все возможно. Но только там.
Не у нас.
Истина – штука скользкая. Она никак не дается в руки, она то мелькнет, то прячется. И я благодарен каждому, кто берет меня за одну из верхних конечностей, и мы вместе идем ее искать, как вещь, которую мы оба потеряли и без которой нам совсем не обойтись. При этом хорошо бы помнить, что великие умы интересуется явлениями, средние – событиями, а мелкие сразу же переходят на обсуждение личности. В основном той личности, что ищет истину.
Ах, мадам! Бюджет, бюджет. Что нам бюджет, если в нем человека нет. Изменилось ли что-то для обычного человека от того, что приняли в нашем городе бюджет? Нет, не изменилось. Он как бродил сам по себе – никому ни на какое место не нужен – так и будет бродить.
Так что, мадам, полноте вам.
И если все тут не ради человека, то ради чего оно все? Ради памяти? Чьей памяти?
В историю стоит только попасть, а вот вопрос о памяти – это уже вопрос не нашей истории.
Холера на Гаити.
Я не медик, но я немного в курсе того, что такое холера, поскольку она входит в обязательный комплекс «Бактериологическое оружие», а его нам преподавали.
Наш главный доктор – господин Онищенко уже высказался на тему «надо руки мыть и правильную воду пить» – так что я его только чуть дополню.
Холера – болезнь не только грязных рук и воды, в которую попали фекалии и рвотные массы зараженных. Холера передается и с теми продуктами, которые, скажем так, не совсем проваренными и прожаренными едят – с устрицами, например, или с фруктами, помытыми не той водой. А еще она может передаваться обычными мухами.
Не думаю, что кто-то полетит сейчас на Гаити, но в Доминиканскую республику, что с Гаити просто через забор, в это время года россияне летают, как оглашенные.
Что касается холерного вибриона, то его существует, чуть ли не 140 различных разновидностей, и некоторые из них выдерживают сорокаминутное кипячение. Не думаю, что ради наших туристов будут сорок минут кипятить питьевую воду. Самое простая профилактика (кроме мытых рук), это сухое вино. Вибрион обожает щелочную среду кишечника, куда он попадает, частично погибая в кислой среде желудка, но он совершенно не выносит кислое вино. Гибнет в нем за одну минуту. Вино пополам с водой – и риск заражения холерой уменьшается очень существенно.
И еще чеснок. Один зубок чеснока (пардон, дамы) при каждом приеме пищи (при каждом) – такую отраву эти бактерии не выдерживают (только не больше одного зубчика, мадам, яд, все-таки).
Откуда я это знаю? А все оттуда же. Из описаний организации карантинов в России.
Нам все это, повторюсь, преподавали когда-то (не самое плохое, как я сейчас понимаю, у нас в прошлом было образование).
Отечественные медики, при острой нехватке медикаментов, примерно так лечили людей в нашей стране во время эпидемий холеры. У нас замечательные когда-то были медики. Они останавливали холеру порой голыми руками. Они выпивали огромный стакан красного вина, закусывали чесноком, а потом входили в холерный барак.
Кстати, натирая тело настойкой чеснока и уксуса (открытие английских мародеров), они входили и в чумной барак, и в тифозный. Но все это уже история – это я все еще о героизме наших медиков.
Все вперед!
Губернатор в России – это тот, к кому любая избушка повернется передом.
Жена же губернатора – это та особа, которая легко может из продавца продмага превратиться в генерального строителя всех автомобильных дорог вверенной мужу губернии.
Министры в России – это люди столько непринужденно меняющие сферу приложения своих усилий, что иногда просто диву даешься, как, все-таки, в стране нашей легко дается, на первый взгляд, тяжелый труд – труд управлять.
Из архитекторов можно попасть в плясуны. Из плясунов – в архитекторы.
А в тезисе «дураки и дороги» никоем образом не определено место, относительно этих самых дорог, занимаемое дураками.
В Омске девочку навали в честь президента. Имя – Медмия. Правда, красиво? А я предлагаю и о премьере не забывать (ну, мало ли) и ввести новое имя Путволия.
Конечно, раньше и Даздраперма среди женских имен случалась, но теперь в моде все больше благозвучие – Медмия. А можно и Дмимедия – тоже неплохо звучит. Или Волпутия.
Наконец-то! «Наконец-то, наконец, нас поймали за конец!» – грубовата поговорка. Ну, так она же поговорка циркачей – артистов нашего с вами великолепного, в не таком уж далеком прошлом, цирка.
А у нас тут и в настоящем – все цирк. Куда ни глянь – одни только иллюзионисты, униформисты, дрессировщики, жонглеры, акробаты и шуты. Культура, чай!
Так что нам нужен, очень нужен культурный манифест.
Без манифеста никак.
Вот он и появился. Глядите, что в нем прописано: «Нам необходим новый креативный класс-лидер!» – ну, взяли нового, класс, да еще и лидера, ну, и что дальше?
А дальше в основу, так сказать, всего надо положить «умение достойно подчиняться авторитарной силе».
Ну, достоинства нам не занимать, конечно. Так что это очень достойный манифест. Вся «Ядрена Россия» его уже одобрила.
Одно только меня печалит. Меня печалит круговорот идей.
Круговорот идей отшибает память.
Еще Александр, свет, Македонский выступил, перед походом в Индию, с похожим заявлением. Надо, мол, господа, достойно подчиниться и склонить главу.
Сей доблестный муж был известен не только, как великий полководец, но и как непревзойденный умыкатель произведений искусств и (что очень важно) идей.
А потом эти искусства и идеи начинали свой путь в Грецию, потом – в Рим, во Флоренцию, во Францию, в Англию, а там и в Россию.
Кочевали, кочевали, кочевали – идеи.
Вот у кого он украл идею «достойного подчинения авторитарной силе»? А?
Вот это уже, ребята, никто не помнит.
Я иногда с трудом могу отличить нашего Дмитрия Анатольевича от Сократа.
Радость или огорчения наделяют его уста незаурядной силой, а эта образность выражений – она меня совершенно расслабляет, погружая в сон.
Сразу же после пробуждения во мне рождается желание продлить «год русского языка в России» (от 2007-го), как минимум, еще на десятилетие.
Дмитрий Анатольевич тут во Вьетнам слетал, где держал речь. Тогда-то я и подумал о Сократе. Умище там, конечно же, не занимать, но даже если самого Сократа и поместить в 2007 год, то он вряд ли выучит русский язык за такое короткое время. Вот я и предлагаю – десять лет, как минимум.
Впрочем, для круглого президентского счета, можно предложить и два раза по шесть.
