N. не видела моей победы и выразила в ней сомнение. Тогда я поднес ей к носу мой палец. «Она, наверно, неделю не мылась», – зло сказала N., признавая мою победу.
С тех пор ненависть ко мне Идалии росла с каждым днем. Но Идалия возымела уверенность, что N. ничего не заметила, и продолжала отношения с ней. А за глаза она при всяком удобном случае выражала соболезнования «бедной N.», которой приходится губить свою жизнь с «уродливым развратником». Это она предложила Дантесу свою квартиру для свидания с N., а потом сама сообщила мне о нем в анонимном письме. Я тотчас узнал запах духов, который исходил от бумаги. Я не раз уже получал письма с этим запахом. Сколько злобы и ненависти рождает в женщине пренебрежение ею. Ведь если бы я ее выеб после того случая, а не посмеивался над ней, она по-прежнему была бы влюблена в меня. Я тогда был занят слишком многими бабами, и на Идалию у меня просто не было времени. Если бы она меня вежливо попросила, я бы, конечно, не отказал, но толпега была уж слишком неуклюжа со своей страстью.
Мне ли не знать, что нельзя грубо отказывать женщине, которая предлагает себя. Выебав раз-два, ее нужно убедить, что ты покидаешь ее против своей воли и вовсе не ради другой женщины, а в силу таинственных и роковых обстоятельств, и тогда она навечно сохранит о тебе светлые воспоминания. Но что еще важнее, она будет готова отдаться тебе опять, когда ты объявишься в ее спальне, клянясь, что ты пренебрег судьбой, чтобы вновь оказаться у ее ног. На это поддаются самые умные женщины. Что же прикажете делать, если, пока не солжешь, женщина тебе не поверит.
Но у меня не хватает характера для такого дальновидного поведения, мне всегда хочется беззаботно и поскорее оборвать надоевшую связь и завязать новую.
На этот раз я нажил непримиримого врага, и поделом мне.
* * *
Дантеса, которого нужно убить, мне вдруг становится жалко. Ведь он избалованный шалопай, которым помыкает подлый и грязный старик. Я не могу винить Дантеса за страсть к N. – я просто завидую его страсти, которой сам лишился.
* * *
Болезнь матери сблизила нас, разнесенных друг от друга жизнью. Приближавшаяся смерть соединяла нас вновь.
Мать тяжело переживала наступившую старость и не переставала страдать, вспоминая свою молодую красоту. Сидя рядом с ней, умирающей, я предавался воспоминаниям детства. Прошлое являлось желанным, но безнадежно утерянным. Я вспомнил постоянную жажду ласки от матери, я хотел прижаться к ней, чтобы она обняла меня и поцеловала, но она лишь сторонилась меня. Мать не любила меня, она любила Левушку.
Помню, когда я, лет трех, вбежал утром в спальню и увидел мать, лежащую на кровати. Тело ее было обнаженным, она лежала на спине, положив руки за голову, и смотрела в окно. Она медленно повернула голову ко мне и снова отвернулась к окну. А мои глаза сами уставились на черные волосы посреди белого тела. Меня обожгло это виденье, и я бросился вон из спальни.
Но по сей день я вижу эту картину перед глазами.
Мать очнулась и сказала мне, улыбнувшись сквозь слезы: «Не успела я привыкнуть к старости, как уж умирать пора». Когда она отходила, я успел шепнуть ей, что мы скоро встретимся. Она очень боялась смерти, и я хотел успокоить ее тем, во что глубоко верю. В ее глазах блеснула надежда, будто я пообещал ей выздоровление.
Она умерла, и я почувствовал, что часть меня умерла вместе с нею. Мать, которая дала тебе жизнь, умирая, забирает ее с собой, и та малая часть, что остается в твоем теле, только ждет случая, чтобы прекратиться, а душа – слиться с душой матери. Мать заслоняла меня от смерти, а умерев, она оставила меня со смертью лицом к лицу.
Когда мать уже не вставала, я однажды застал у ее кровати рыдающего отца. Я впервые увидел его рыдающим. Это горестное зрелище перевернуло мне душу. Я бросился к отцу, обнял его за плечи и поцеловал его в голову. Все мое раздражение против него исчезло перед его беспомощностью и слабостью. Я могу легко разгневаться на человека сильного или на старающегося казаться сильным, но когда я вижу человека плачущего, жалость к нему преодолевает все остальные чувства. А тут еще был родной отец.
Слезы полились из моих глаз от боли в душе за свою черствость и обозленность на отца. Его скаредность, себялюбие, упрямство простились и забылись во мгновенье. Мать протянула руку, отец взял ее в свою, а я накрыл их руки своей. Так восстановилось единство между нами, которое было утеряно из-за нашей, но прежде всего моей, нетерпимости. Мы плакали втроем, предчувствуя близкую смерть, одиночество и испытывая ужас перед неотвратимым. Я вновь обрел мать и отца, но, увы, ненадолго.
Только тогда для меня вполне открылась заповедь о любви к своим родителям. Они есть причина моего существования, и если я не люблю их, то невозможно любить и себя. А чтобы быть в мире с собою, надо любить себя. Но нельзя любить следствие, ненавидя причину. Ненавидеть родителей своих – значит ненавидеть жизнь, в которую они тебя принесли.
Невыносимо видеть плачущих стариков родителей, которым ты бессилен помочь в горе. Теперь каким бы несносным отец ни был, я всегда буду видеть в нем отца рыдающего, с трясущимися плечами.
Когда я вез гроб с моей матерью в Святогорский монастырь, я знал, что везу хоронить себя. Это предчувствие не оставляло меня ни на минуту. Комья земли, падавшие на гроб, отдавались болезненными ударами сердца. Я посмотрел на голубое небо и почувствовал, что душа мамы смотрит на меня. Я улыбнулся ей и произнес шепотом: «До скорой встречи».
Мне представляется совершенно ясно, что на том свете происходит слияние душ детей с душами родителей. Моя душа сольется с душой моей матери, а ее душа – с душой ее матери и так далее, пока слияние не дойдет до Адама и Евы, а там души Адама и Евы возвращаются в Божию благодать, неся в себе души всех будущих поколений. Поэтому Бог представляется мне ящерицей, которая выстреливает длинным языком, а он и есть история человечества. Язык остается какое-то мгновение высунутым, чтобы достичь некой цели (словить муху), а потом возвращается обратно восвояси. И что это за цель, ради которой мы посланы на землю? (Уж не шпанская ли мушка?)
Я не сомневаюсь в цели моей жизни, когда ко мне приходит Муза или Венера. Но визит их недолог, и стоит им уйти, как душевные муки охватывают меня, и мне не найти ответа даже на более простой вопрос: как жить дальше? Уж слишком жизнь моя становится сложна, все нити моих поступков завязываются в узлы, и мне их не распутать. Но жить с ними я не могу, так что мне надо их рубить.
* * *
Даже ревнуя красивую любовницу, мужчина не перестает наслаждаться ею. Красавица жена, напротив, приносит мужу нескончаемые заботы, ибо наслаждение очень скоро становится пресным и обладание красотой тешит только твое тщеславие.
А мужчины вокруг исходят слюной и семенем, чтобы вкусить пизды твоей жены, и следуют за ней по пятам, как кобели за сучкой. На долю мужа выпадает нудная обязанность охранять жену от посягательств, ограждать ее от соблазнов, заботиться о ее чести и своем имени. И чем красивее жена, тем большее посмешище ожидает мужа в случае ее неверности, потому что, чем красивее жена, тем больше людей наблюдают за ней, тем больше кобелей ждут своей очереди. Не слишком ли это дорогая цена за владение красотой, которая перестала тебя волновать?
* * *
Чем отличаются помыслы о грехе от совершенного греха? Помыслы являются к нам помимо нашей воли, но грешим мы по своей воле. О чужих помыслах нам знать не дано, и мы можем дознаться о них только через свершенные поступки. Часто и свои собственные помыслы мы тщательно запрятываем от себя так глубоко, что сознание не в состоянии различить их. Нет сомнений, что грех начинается с помысла о нем, и единственное препятствие на пути от помысла ко греху – это наша воля, которая слаба. Чем сильней и явственней помыслы, тем труднее удержаться от греха, особенно если представляется возможность его совершить.
Флирт, настойчивое ухаживание – это способ придавать силу помыслам женщины об измене. Это постоянное испытание ее воли. Опытный соблазнитель знает, что воля женщины имеет свои пределы, и единственное, чего он хитро добивается от женщины, это ее позволения на продолжение ухаживаний. Легкомысленные и глупые женщины соглашаются на лестные притязания, не понимая или не желая понимать, что они соглашаются на осаду своей крепости, население которой слабеет от голода и жажды и ворота которой норовят распахнуться навстречу желанному врагу.
Опытный муж не может оставаться безучастным, он должен отстранить от жены упорного соблазнителя, что я и делаю. Но свет делает все, чтобы ввергнуть женщину во грех. Свет создает идеальные условия для беспрепятственного флирта, он радостно приравнивает в своем мнении помыслы о грехе к самому греху, упрощая роковой шаг и порочно полагая, что сопротивляться помыслам бесполезно и невозможно. Поэтому сплетни и слухи имеют силу поистине случившегося, и мне приходится защищаться от сплетен с таким же ожесточением, как от прямых оскорблений.
