– С вами всё в порядке? – спросил он.
– Да, а почему вы спрашиваете?
– У вас какой-то задумчивый вид, мне кажется, вы совсем не слушаете меня.
– Нет, нет, вы ошибаетесь, я вас внимательно слушаю, продолжайте, – слегка раздражённо ответил Евстафьев.
Филиппов продолжил, однако чувство, что его не слушают, не покидало его. В конце концов Геннадий Васильевич нашёл предлог прервать себя, сказал, что продолжит в другой раз, извинился и ушёл. «Что с ним такое сегодня? Надеюсь, нас не ждет какой-нибудь производственный подвиг», – подумал он про себя.
Он вышел из кабинета. В приёмной секретарь набирала какой-то текст.
– Сегодня утром случайно не звонили из главка? – спросил он секретаря.
– Нет, не звонили?
– А из обкома?
– Тоже нет, – незамедлительно ответила секретарь.
«Что же, надеюсь, нас не ждут большие потрясения», – сказал он про себя и удалился в свой кабинет.
Николай Евстафьев снова остался один в своём кабинете. И снова мысли стали переполнять его. Ему вдруг стало любопытно конкретное содержание этих мемуаров. О чём может писать отставной генеральный секретарь ЦК КПСС? Хотя он и не решился открыто и откровенно ответить Голубеву, когда тот спросил его про восхищение Горбачёвым, всё-таки он всегда симпатизировал бывшему генсеку. Он почти полностью разделял его политику и сожалел о его скорой отставке. Более того, он питал большие надежды на Горбачёва и искренне верил, что эта отставка пошла скорее во вред и что Советский Союз ожидал бы значительный скачок вперёд, если бы он проработал на этом посту больше. А то руководство партией и государством, которое пришло на смену, явно слабее. Подобных надежд он более не питал. Однако, как убеждённый коммунист и верный слуга партии, он заставлял себя верить в добровольную отставку Горбачёва и в ту критику, которой подвергли некоторые его решения на XXVIII съезде КПСС. По этой самой причине он старался отогнать от себя это любопытство.
В этих размышлениях он провёл весь день. Работа мало занимала его внимание. Но и дома мысли не отпускали его. Его жена Елена почти с порога заметила это.
– Какие-то неприятности на работе? – спросила она.
– Да нет, на работе всё в порядке.
– Тогда что с тобой?
– Александр сегодня приходил…
– И что?
– Даже не знаю, как сказать. Это просто невероятно.
– Так говори уже.
– В общем, он принёс мне мемуары Горбачёва.
Ответ явно удивил её. Она очень давно знала Александра и не могла понять, откуда у него могут быть подобные вещи. Она даже предположила, что, возможно, речь идёт совсем о другом человеке, однофамильце, который тоже чем-то знаменит.
– Я так понимаю, речь идёт не о генеральном секретаре?
– Ты неправильно понимаешь, речь как раз идёт о нём, о Михаиле Сергеевиче Горбачёве, бывшем генеральном секретаре ЦК КПСС.
– Ничего не понимаю, – удивлённо сказала Елена, – он что, выпустил мемуары?
– Ну как выпустил? Написал. Это папка с текстом, а не изданная книга. Собственно, он за этим их мне и принёс.
– За чем, за этим?
– За опубликованием.
Елена не переставала удивляться. Чем дольше продолжался их разговор, тем больше она запутывалась в сути происходящего.
– Опубликовать – как это, где?
– За границей.
– За границей? А, вот оно в чём дело.
Теперь Елене стало всё понятно. Её, конечно, удивило, что Александр пришёл к её мужу с таким предложением, но в остальном всё логично. Переправить на Запад и там опубликовать. И так как Николай собирается в Италию, он к нему и пришёл, очевидно, как к последнему возможному, а может быть, и единственному варианту.
– Они у тебя? – спросила Елена.
– Мемуары? Конечно, нет, как я мог их взять! – слегка разгоряченно ответил Николай.
– Ладно, не горячись, просто я подумала, может быть, там ничего крамольного?
– Да ты что такое говоришь? Разве в этом суть?
– А в чём же ещё? Ты же сам говорил, что со времён Ленина не было более удачного руководителя нашей страны, чем Горбачёв. И почему бы тебе было не взять его мемуары? Хотя бы просто чтобы почитать.
Николай Евстафьев был очень удивлён подобным рассуждением жены. Он нисколько не сомневался, что она начнёт осуждать действия Голубева, но вместо этого она предложила ознакомиться с содержанием. Причины, по которым он не взял мемуары, казались ему очевидными и не требующими разъяснения. А тут собственная жена задаёт такие, как ему казалось, провокационные вопросы.
Жена Николая Евстафьева была родом из интеллигентной семьи. По стопам своих родителей она окончила педагогический институт и работала завучем в одной из средних школ.
– Брось, Лена, ты прекрасно понимаешь, почему я не взял их. И при чём тут то, что я говорил?
– Так ты не думаешь так на самом деле?
– Думаю и убеждён, что будь у него больше времени, многое могло бы быть по-другому.
– Ну вот, ты бы и узнал, как это могло бы быть. Впрочем, я как учитель истории могу тебе чётко сказать: можно много рассуждать о том, что и как могло бы быть, но история не терпит сослагательного наклонения.
Александр Голубев ехал в своём автомобиле. Он направлялся на встречу к своим друзьям. Ему предстояло сообщить, что Николай Евстафьев отказался содействовать им. Он был почти уверен в таком исходе дела и очень не хотел предлагать Николаю переправлять мемуары на Запад, но под настойчивым напором своих друзей всё-таки сделал это.
Александр ехал на квартиру к Виктору Сосновскому. Сосновский был родом из семьи, подвергшейся репрессиям. Его родители познакомились в лагере и, к счастью, оба остались живы. И хотя они почти не вспоминали об этом факте своей биографии, Виктор, конечно же, хорошо знал об этом и во многом поэтому очень не любил советскую власть.
На квартире Сосновского Голубева ждали также Евгений Котов и Геннадий Блажис. Всех их объединяло одно: все они были противниками советской власти.
– Ну как? – спросил Евгений Александра, едва закрылась дверь за последним.
– Ровно так, как я вам ранее и говорил: он отказался, – слегка раздражённо ответил Александр Голубев.
– Что же, отрицательный результат тоже результат, – как бы подвёл черту Геннадий Блажис.
– Да какой, к чёрту, результат, я из-за вас поссорился со своим другом! – ещё более раздражённо возразил Голубев.
– Ладно, эмоции в сторону, – остановил его Сосновский.
На какое-то время возродилась тишина, все молчали и каждый думал. Почти всем им приходило на ум одно и то же. Теперь есть человек, который не участвует в их деле, но который об этом осведомлен, и осведомлённость эта скорее будет вредить делу. Озвучил же эту мысль Блажис.
– Что же теперь делать будем? Насколько безопасна для нас ситуация, когда наше дело перестало быть тайной?
– Я не думаю, что нам всерьёз следует беспокоиться об этом. Я доверяю Николаю и убеждён, что он никому ничего не расскажет, – не задумываясь ответил Голубев. – Куда более серьёзный вопрос – это как переправить текст на Запад.
– Да уж, вопрос действительно серьёзный, – подтвердил Сосновский. – А что, он так категорически отказался? Как у вас разговор-то протекал?
Голубев насторожился. Он взглянул на Сосновского, в его глазах читалось недоверие – чувство, которое тяготило их обоих. Виктора – потому что он был сильно разочарован результатом, ну и конечно, ещё более это тяготило Александра. Хотя правильно было бы сказать – раздражало. Ему было крайне неприятно, что ему может быть оказано какое-то недоверие и, быть может, где-то подозрение. Он заранее предполагал, что Евстафьев вряд ли будет помогать в переправке мемуаров, но всё-таки согласился на эту крайне спорную миссию. И вот теперь эта миссия стала представляться ему ещё и неблагодарной. Его так распирало возмущение, однако он всё-таки сдержал себя. Он рассказал своим друзьям, как прошёл разговор, что на какой-то момент ему даже показалось, что Николай заинтересовался, внимательно разглядывал содержание папки, но, в конце концов, всё-таки связываться не стал, и, во избежание крупной ссоры, ему пришлось уйти.
– Может быть, тебе стоило как-то поделикатнее построить разговор, начать издалека? – порассуждал Котов.
– Издалека? Насколько издалека, от Копенгагена что ли? – попытался отшутиться Александр.
– Ну при чём тут Копенгаген? – продолжал Котов. – Надо было сначала его подготовить как-то, а уж потом перейти к главному.
– Да-а-а!!! Не думал я, что вы всё так перевернёте. Это что же получается, я всё испортил? – недоумевал Голубев.
Александр стал определённо нервничать. Свои эмоции он стал контролировать всё меньше. И в конце концов разошёлся.
– Кто как не я предупреждал о бесперспективности этой идеи? – возмущался он. – Кто как не вы уговаривал меня на эту авантюру!
– И правильно, что уговаривали, и это не авантюра, на сегодняшний момент это по сути наша единственная возможность, – ответил Котов, – и мы очень на тебя рассчитывали, а теперь…
