Ознакомительная версия.
За столом я ловила Витины взгляды, но сама на него прямо не смотрела. Потом заметила, что он отражается в зеркале, висящем на противоположной стене. Не выкручивая голову, не кося глазами, я могла рассматривать его, как бы глядя в сторону. Витя потрясающе красив. Сейчас-то я привыкла, его внешность для меня ныне такая же родная, привычная и слегка потрепанная, как у старого мишки Феди – моей любимой детской игрушки. В детстве я спала в обнимку с Федей, после замужества – с Витей. Внешние данные того, кто оберегает ваш сон, значения не имеют. Когда потрясающий мужчина Витя превратился в медвежонка Федю, я не заметила.
Если бы снимался романтический фильм о жизни древних русичей, то лучшего, чем Витя, героя режиссеру было бы не найти. Рост метр восемьдесят пять, широкие плечи, узкие бедра, сильные руки в опушке золотистых волосков, мощная шея, правильной формы голова, светлые вьющиеся волосы, черты лица несколько кукольные, но не девчачьи, эта кукла – викинг.
Глядя в зеркало, наблюдая за мимикой, жестикуляцией Виктора, оценив его рост, когда он поднялся, чтобы сходить за чем-то в кухню, я почувствовала себя рыбаком, вокруг сетей которого ходит редкая большая рыба. Говорю откровенно: был азарт, желание поймать при полном незнании того, какие наживка и прикормка требуются.
Я откровенный человек, терпеть не могу вранья, правда выстреливает из меня в самых неподходящих ситуациях. Очень мешало на работе. Но я сумела обернуть этот недостаток в свою пользу. Поскольку на фирме все уверились, что Вика режет правду-матку, а я научилась-таки лукавить, то теперь мое вранье принимают за чистую монету. Весьма выгодно в производственных делах.
Когда наши отношения стали близкими, я призналась Виктору:
– Втюрилась в тебя с первого взгляда.
– Будет врать! – не поверил он.
– Честно-честно!
– Ты смотрела на меня как на таракана двухметрового роста.
– Это от смущения.
– Сейчас придумала, задним числом, – с непонятным нажимом произнес Витя.
Мы лежали на диване в квартире Витиного приятеля. У нас было еще десять минут после любви. Минуты после любви бывают прекрасней самой любви. Десять минут на теплые разговоры, потом вскочить и за пятнадцать минут привести квартиру в первоначальный вид. Итого двадцать пять минут. Считая с момента, как мы переступили порог, – полтора часа. Из-за этих подсчетов мне и хотелось страстно замуж. Чтобы не смотреть на часы, чтобы Витя всегда был мой, со мной – по закону, по праву, по любви.
– А что ты подумал, когда мы познакомились? – спросила я.
– Подумал, что водки может не хватить при такой закуске.
– Я серьезно!
– Серьезней некуда. Когда бегают за дополнительной водкой, народ назюзюкивается до положения риз.
– Каких риз?
– Не знаю. Мама так говорила про пьяных – до положения риз.
– Не говорила, а говорит! Анна Дмитриевна еще жива!
– Да, верно, – нахмурился он. – Встаем?
– Погоди, ты мне не ответил. Какое я произвела на тебя первое впечатление?
– Ты меня… – Он встал, слегка нахмурил брови, подбирал слово.
«Восхитила, очаровала», – мысленно подсказывала я.
– Заинтересовала, – сказал Виктор. – Перебрали время. Пулей сворачиваемся, я обещал Юрке, что оставим квартиру в первозданном состоянии. Его жена еще тот Шерлок Холмс.
На дне рождения двоюродной сестры, когда мы познакомились, после застолья были танцы. Как водится: быстрые танцы, когда всяк выламывается, как умеет, медленные танцы под сентиментальную музыку. Это раньше были у танцев названия, а теперь быстрые и медленные – по типу музыкального сопровождения. Чего еще ждать, если танцуем между шкафами и столом?
Я хотела бы иметь дом, в котором будет танцзал, со светом, льющимся с потолка, с музыкой объемного звучания. Мои гости, уверена, с удовольствием разучивали бы па мазурки или вальса под руководством дорогого балетмейстера. Научившись, с не меньшим удовольствием скользили бы по паркету моего танцзала в специально сшитых нарядах. Это ведь лучше, чем пить вино под холодец в тесной бетонной коробке с названием отдельная двухкомнатная квартира?
Виктор пригласил меня на медленный танец. У Виктора оказались невесомые руки. От них шло тепло, но тактильного контакта словно не было, я не чувствовала его прикосновений. Это было восхитительно. Потому что я не люблю медленных танцев – узаконенных обжиманий под музыку с нетрезвым партнером.
Надо было уходить, державшиеся на ногах гости выпили чай и съели торт. Виктор сейчас простится, и я никогда его больше не увижу. Рыбак из меня никудышный, не знаю, как удержать золотую рыбку. Попросить двоюродную сестру или ее мужа: пусть Витя меня проводит? Самой напроситься? Мельтешение мыслей и страх, страх, страх. Как зависание над пропастью, момент между жизнью и смертью: либо воспарю в небо, либо рухну в бездну.
Я за многое признательна Вите, благодаря ему из провинциальной девушки выковалась стойкая бизнес-леди. Пусть «благодаря» – вопреки. В сражениях с его дремучей совковостью. Но за тогдашнее избавление меня от страха я буду благодарна ему до гробовой доски.
Только представьте двадцатилетнюю девушку, у которой шаровые молнии пляшут внутри, которая умирает от мысли: больше не увижу его, он не пойдет меня провожать. Умру, точно умру!
Витя пошел меня провожать. До общежития было минут тридцать ходу. О чем мы говорили, не помню. Я была счастлива, оттого что не умерла, и стойко помнила про сохранение лица.
Поэтому, наверное, выпалила на ступенях общежития:
– Только не вздумай меня целовать!
– Не буду! – сделал дурашливое лицо Витя. Шагнул в сторону и притворно смущенно, ковыряя носком ботинка в земле, проговорил: – Целоваться я не умею.
Это было невозможно потешно: здоровый, красивый сильный мужик говорит, что никогда не целовался.
Мой хохот кого-то разбудил на первом этаже. Распахнулось окно, и оттуда понеслись угрозы, что вызвало у меня новый приступ смеха.
– Вот теперь я тебя вижу настоящей и живой, – сказал Витя. – Научишь меня поцелуйчикам?
Заскрипел замок в двери, вахтерша-цербер выползала порядок наводить.
– Когда? – быстро спросила я.
– Завтра в семь у кинотеатра «Салют».
– Какой фильм идет?
– Это имеет значение?
Голливудский боевик с погонями, стрельбой, кровавыми драками. Я вижу набор сменяющихся картинок, смысл происходящего до меня не доходит, потому что постоянно жду, что Виктор приступит к обещанным поцелуйчикам. Но Витя не отрывает взгляд от экрана, живо реагирует на борьбу хороших полицейских и плохих бандитов. Финальная сцена, хорошие победили, по экрану плывут титры, в зале включили свет, народ тянется на выход. Я испытываю разочарование. Хотя собиралась ответить отпором на попытки меня целовать. Раскатала губы и одновременно приготовилась изображать из себя недотрогу. Кокетка-дилетантка! И снова страх: это свидание может быть первым и последним. Напрасно три часа потратила на макияж и прическу, вбухала все деньги в новые джинсы и кофту, выпросила туфли у соседки по комнате. Заняла деньги у подруг и теперь до конца месяца сидеть на концентратах – сухой лапше за тринадцать рублей. На деньги – плевать! Имей миллионы, отдала бы их, только бы снова увидеться с Витей. Но какой ему интерес во мне? Я никак себя не проявила, не блеснула остроумием, боюсь рот открыть в его присутствии. Точно умственно отсталая. Как говорила моя бабушка: ни мэ, ни бэ, ни кукареку. Рассчитывать на свою небесную красоту не приходится. Красота моя стандартная. Хочется плакать. Витя обсуждает фильм, вспоминает удачные сцены. Точно пацан, радуется увиденной классной драке. Совсем как мои братья в детстве. Я поддакиваю, невнятными звуками поддерживаю диалог, если это можно назвать диалогом. Мы подходим к общежитию. Сейчас Витя скажет: «Пока! Я позвоню!» И не попросит номер сотового телефона. Чувствую, как стиснуло горло, как наворачиваются слезы. Мне уже хочется только рыдать, оплакивать свою несчастную судьбу.
– Вика, я позвоню?
– Угу! – поворачиваюсь к нему спиной, чтобы открыть дверь.
– Вика, я позвоню? – повторяет он.
– Ага.
– Эй! – зовет он. – Чтобы позвонить, нужен твой номер.
Тут на несколько минут я схожу с ума. Из огня в ледяную прорубь или наоборот. Резко оборачиваюсь, бросаюсь Виктору на шею, пугаюсь, отскакиваю, бегу к двери, рывком открываю, влетаю в помещение, воплю в лицо вахтерше: «Ой, мамочка!» Снова вылетаю на улицу. Виктор стоит в недоумении. Я лихорадочно ковыряюсь в сумочке, наконец нахожу телефон и принимаюсь зачем-то давить на кнопки.
– Вика, какой у тебя номер? – спрашивает Виктор.
– Не знаю!
Я не могу вспомнить номер своего телефона. Спроси меня дату и год рождения, не отвечу. В голове вакуум, и только одна мысль бегает по кругу, по границе вакуума: он меня не бросил!
Виктор забирает у меня телефон, нажимает на кнопки, звонит его телефон, Виктор нажимает «отбой», возвращает мой аппаратик.
Ознакомительная версия.
