Ознакомительная версия.
– Ну, иди милый, в тайгу, иди! – повторяла Ольга.
Медведь опускается на четвереньки и виновато идёт к лазу.
– Ну вот, ушёл, непутёвый. Может, образумится.
Ольга идёт спать. А медведь, спустя некоторое время, думает: «А чего же я ушёл-то? ну-ка, давай залезу с другой стороны»!
В эти осенние дни к промысловику Ивану Мишину заглянул лесничий из дальнего посёлка – Валентин Андреевич Кудряшов. И рассказал о пасеке в глухом лесу и её хозяйке Ольге Лопатиной. До поздней осени живёт в лесу одна. Без помощников управляется с пчелиным хозяйством. Да вот беда: повадился на пасеку наглый медведь-сладкоежка, ломает ульи, губит пчёл. Из восьми десятков пчелосемей осталось три. И попросил лесничий промысловика наказать хулигана.
Долго раздумывать не пришлось. Намечалась великолепная охота на серьёзного зверя. Лицензия на добычу медведя имелась, а ранее добытые шесть медведей подтверждали опыт охотника.
Покончив с неотложными домашними делами, промысловик на старом Г азике отправился на пасеку, прихватив с собой оружие, питание и тёплую одежду.
По бескрайнему лесу со старыми и свежими гарями, болотами и речками, с подгнившими, покосившимися мостами, дорога была неблизкой. Иногда вездеход едва выбирался из одной выбоины, как попадал в другую, более глубокую…
Вот и пасека. Она разместилась на полгектара лесной поляны. Лесовозная дорога со свежими отпечатками протекторов колёс разделяет пасеку так, что по одну сторону находится жилой домик да несколько десятков ульев, огороженных проволокой в несколько рядов. А по другую возвышается сколоченный из тёса сарайчик, где у хозяйки склад. Далее на краю поляны, у самой стены леса, располагается приземистый омшаник. Лесовозная дорога заканчивается в трёхстах метрах на лесоповале, где днём работает бригада лесорубов. Слышен стрёкот моторной пилы, глухие удары поверженных деревьев, солидно тарахтит мощный трелёвочник.
На пасеке никого не оказалось. Оставив здесь своё снаряжение, Мишин решил перегнать свой Г азик на стоянку лесозаготовительной техники.
Заглушив двигатель машины, Мишин подошёл к лесорубу, что стоял возле спиленных хлыстов и бросал в костёр обрубленные сучья. Разговорились.
Рабочий сообщил, что хозяйка пасеки уехала к заболевшей дочери в Козьмодемьянск. А медведь приходит на беспризорную пасеку каждую ночь. Мы, проезжая на работу мимо ульев, только считаем, сколько их за прошедшую ночь разграбил медведь.
Мишин ликовал: раз медведь посещает пасеку каждую ночь, то и охота завершится за одну ночь. Радостное предчувствие удачи волновало, подталкивало к действиям. Иван готовился к встрече с разбойником. Крыша сарая оказалась наилучшим местом для организации засидки. Зная об остром чутье зверя, Иван кое-что придумал. Убрал с крыши пару досок, собрал в сарае ящики, сложил друг на друга – получилось возвышение. На нём охотник устроился так, что из сарая над крышей была видна лишь голова – зверь не почует, потому что из сарая пахнет ароматами прополиса и мёда. Лучшей маскировки не придумать.
Иван рассчитывал разделаться с медведем в первую же ночь. Зверь не знает, что на пасеке спрятался охотник.
Вечером рёв моторов на лесосеке стих. Рабочие поехали домой.
Первая половина октября, а день уже короток, начинает смеркаться. Прошедший холодный дождь сорвал последние украшения с клёнов и берёз. Лес оголился, насупился мрачной далью. Пение птиц редко, разве что ворона где прокаркает да пострекочет любопытная сорока. В последние дни, пока Иван собирался на охоту, погода изменилась; северный ветер и дождь навевают скуку. Пожалуй, это связано с предстоящей долгой зимой, она полгода испытывает лесных людей на прочность и выносливость.
Но этот вечер оказался тихим, должно, и ночь будет безветренной, даже горизонт просветлел. Спрятавшийся охотник сидел в зимней одежде с горячим кофе в термосе, не боясь мороза, и был готов терпеливо просидеть все пятнадцать часов длинной ночи.
Шум удаляющейся машины с лесорубами, наконец, поглотил хвойный лес. Мишин остался один, где на десятки километров ни одной человеческой души. Ночь наступала.
С сарая ульи едва видны. Иван насчитал их около трёх десятков, раскрашенных заботливой рукой в разные цвета, таких ладненьких, стоявших ровными рядами. Несколько ульев перевёрнуто. На разбросанных по сторонам рамках с остатками сот и вощины слышно злое жужжание пчёл – знакомая работа медведя. Хозяйничая на пасеке, он как заправский пчеловод, определяет, в каком улье мёду больше. Не хватает лапищами первый попавший, прислоняя лохматую башку к летку, по гулу определяет сильную пчелосемью. Тут с мёдом промашки не бывает. Незваный пчеловод раскидывает по сторонам рамки с мёдом и сидящими на них пчёлами. Таким образом, разорив силу пчелосемьи, он подбирает и ест запечатанный в сотах мёд.
Пчёлы набрасываются на грабителя, путаясь в шерсти, плотно облепят толстокожего. Потеряв терпение, медведь закрывает морду широкими лапами, особенно болезненный пятачок носа и, плача, катается по твёрдой земле, давя поднадоевших насекомых. А если поблизости есть озеро или речка, погромщик не преминет бухнуться в воду. Освежится, утопит пчёл и, довольный, продолжает трапезу.
Осенью мёду в хорошем улье бывает более двух пудов. Этот вес медведь утрамбовывает в себя легко и скоро, и нередко повторяет заход на пасеку.
Страсть медведя к сладкому известна с древнейших времён. Приходил такой зверь к людям, ломал борти, съедал мед – мёдом ведал. Отсюда и название зверя – медведь.
Это проволочное ограждение пасеки со стороны представляется каким-то важным «военным объектом». Здесь на крепких столбах проволока по всему периметру площадки в несколько рядов. А на верхней проволоке покачиваются пустые консервные банки и бутылки. Потянешь или заденешь провод – банки брякают, подают тревожный сигнал. Но находчивый медведь под изгородью прорыл подкоп.
Время шло. Ожидание томило. Объятый холодной ночью, Мишин сиротливо сидел в укрытии. Постепенно исчезают из виду силуэты ульев, царство тьмы поглощает окружающие очертания. И вот уже всё слилось в единой чёрной массе. Только крошечные звёзды на небе загораются ярче, задорнее. А всё-таки интересно ночью смотреть в холодный космос. Глубоко духовные мысли приходят к человеку… Но Мишина волнует, почему же зверь до сих пор не появляется на «сцене»?
Сидеть без движения стало пыткой. Хотелось прилечь, изменить положение тела, но конструкция наспех сооружённого «кресла» такого удовольствия не предусматривает. А вокруг ни шорохов, ни треска, медведя близко нет. Стрелки часов показывают час ночи. Охотник просидел уже девять бессонных, мучительных часов. «Вот бы сейчас сюда друга Аркашу, он бы подежурил за меня, а я бы поспал, восстановил энергию», – подумал Иван. Но нет ни Аркаши, ни медведя. Он, Аркаша, уже давно пришёл с дежурства, снял милицейскую форму, поужинал, и устало прилёг к жене. А утром встанет, позавтракает, смахнёт пыль с майорских погон, оденется и снова уедет на службу. Ах, как он просился на охоту; «Ну возьми меня на медведя, возьми! Хочу его шкуру в спальне положить».
Мишин всё время видит округлое с небольшими глазами лицо друга. Аркадий не высок, но атлетически коренаст, а когда на отдыхе обрастал рыжей бородой, он внешне походил на церковнослужителя, хотя в церковь его не заманить и кагором.
А медведя всё нет. Веки налились свинцом, глаза закрываются, голова медленно опускается на грудь.
Вдруг тишину леса разорвал мощный металлический удар. Мишин вздрогнул, сердце забилось в груди с необыкновенной энергией. Удар произошёл на стоянке тракторов. Промысловика осенило: «Там возле моторов ходит слесарь и производит неотложный ремонт. Наверняка развёл костёр для тепла и света. Перекурит тот мужик и снова примется крутить гайки и стучать кувалдой. Утром приедут рабочие на лесосеку, а трактор к работе готов – заводи мотор, таскай брёвна».
Через час новый удар разнёсся по тайге: «Ну конечно, из-за этого ремонтника не идёт медведь. Всю охоту испортил, не нашёл другого времени стучать кувалдой. Ведь знает, что на пасеку охотник приехал, ведь видит же, Газик рядом стоит. Так нет, расшумелся, нарочно испортил охоту».
Сейчас не хотелось идти к ремонтнику. Мало-помалу Мишин успокоился, а с этим пришла надежда о появлении медведя на утренней заре. Охота может состояться. Мишина не покидало желание проверить свет фары на случай прихода зверя. Вдруг в нужный момент освещение подведёт. Но в то же время включать фонарик не хотелось, медведь мог увидеть вспышку.
Этот металлический удар лихо отрезвил промысловика. Но ещё больше потрясло, когда в полной тишине вдруг громко скрипнула дверь избушки.
Мишин не поверил своим ушам. Конечно, ночью, да в одиночестве слабеет чувство реальности, начинает мерещиться всякая мистика. Но когда дверь так же со скрипом закрылась, у охотника под шапкой шевельнулось. Сердце беспокойно застучало ещё громче. Мозг сбивчиво работал на пределе: «Это что же происходит? Что тут происходит? В домовых и разных кикимор Иван не верит. Если бы дверь открыл человек, он сначала должен непременно пройти по тропинке возле моего сарайчика, – рассуждал Иван, – услышал бы шаги, вон шорохи мышей в траве слышно, а уж шаги и подавно». Нервы напряглись, стало казаться, что кто-то подо мной дышит и протягивает длинную ручищу: вот-вот схватит за ноги…
Ознакомительная версия.
