Мы приняли ТК-13 на время, чтоб её экипаж сходил в полноценный отпуск (два месяца для неплавающих), а нашу крошку в это время повёл в море разбивать об лёд не скажу какой экипаж. Пришли мы дружным табором с вещичками на корабль, минут за десять подписали акты и начали дружно знакомиться с матчастью. Сижу я в центральном и щёлкаю кнопками своего пианино, как чувствую на себе чей-то взгляд. Поворачиваюсь – на комингс-площадке сидит какое-то чёрно-белое чудовище с порванным ухом и улыбается мне.
– Ты кто? – спрашиваю у него.
– Мяу! – говорит оно.
– Да я вижу, что не собака, зовут-то тебя как?
– Василием его зовут, – отвечает мне командир ТК-13, выходя с нашим из штурманской рубки, где они выпивали и пересчитывали карты. – Саша (это уже нашему командиру), вы его тут не обижайте мне! Он у нас крысолов знатный и вообще умнее минёра нашего!
– Умнее минёра – это не показатель, конечно. Но что ты, Володя, мы детей, животных и минёров не обижаем.
– Саша, не приму корабль обратно, если что! Ты меня знаешь! Подвинься, Василий!
Василий двигается, и они уходят.
Здесь я и столкнулся в первый раз с таким явлением, как крыса на подводной лодке. На удивление хитрые твари, доложу я вам. Проникали всюду и воровали всё, что хоть как-нибудь можно было съесть. У меня, например, однажды украли сосиску из банки с железной крышкой. Прихожу в каюту, а на полу лежит банка, которая стояла в закрытом секретере, крышка открыта, и сиротливо лежит одна сосиска. А было-то две!
– Диииима! – кричу начхиму в соседнюю каюту. – Иди-ка сюда-ка!
Высовывается Дима.
– Ты зачем, – говорю, – сосиску-то у меня украл?
Дима смотрит на банку.
– Эдик, ну посмотри на меня. Разве я похож на человека, который украдёт одну сосиску, если может украсть две?
Логично, конечно.
Ставили мы на них крысоловки везде, Василию объясняли, чтоб не трогал приманку в них. Не трогал. Крысы попадались, но всё равно не истреблялись, поэтому на Василия был расписан график, с кем сегодня он спит в каюте.
Каждый день. Я подчёркиваю, каждый день в восемь часов вечера, когда вахта собиралась в центральном посту на отработку, Василий приходил с задушенной крысой, бросал её у кресла дежурного по кораблю, выслушивал похвалу в свой адрес и гордо уходил.
– Эбля! – кричали мы ему сначала. – Крысу-то свою забери!
Но потом поняли, что Василий был аристократом по натуре и есть крыс брезговал. Он просто их убивал. Поэтому верхний вахтенный, приходя заступать в восемь часов вечера, всегда приходил с пакетиком. Получал автомат, патроны и крысу. Выходя на ракетную палубу, он размахивал крысой над головой и, когда слетались чайки, бросал её в воздух. Потом пять минут наблюдал за инфернальной картиной разрыва крысы на части, вытирал брызги крови с лица и шёл охранять лодку. Кстати, знаете, мне кажется, что если северным чайкам подбросить в воздух человека, то они и его сожрут. Может быть, даже с пуговицами.
Пару раз мы пытались вынести Василия на волю погулять. Он ошалелыми глазами смотрел на Вселенную и кричал на нас:
– Что же вы делаете, фашысты! Немедленно верните мне на борт! Я же корабельный кот или где?!
Мы выносили его на пирс и отпускали:
– Василий, ну сходи там себе кошку найди какую-нибудь, разомни булки-то!
Но Василий пулей бежал к рубочному люку и сидел там ждал, пока кто-нибудь его не спустит вниз. Аристократы, видимо, не только крыс не едят, но и по вертикальным трапам не ползают.
А потом нас собрали в море. «Ну вы же герои у нас, чо, – сказало нам командование, – не слабо ли вам выйти на этом престарелом крейсере в море на недельку-другую, потешить, так сказать, старичка напоследок». Конечно, не слабо. Что делать с Василием, решали на общем офицерском собрании. Василий сидел на столе, лизал яйца и внимательно слушал.
– Что делать-то с Васей будем? В море брать его страшновато, вдруг не выдержит, может, домой кто отвезёт на время?
– Да как домой-то, он же из лодки выйти боится.
– А давайте тогда на время на двести вторую отдадим?
– А давайте.
Отнесли Василия на соседний борт и ушли в море. Возвращаемся, а на пирсе нас встречает родной экипаж ТК-13, заметно отдохнувший, загорелый (хорошо быть нелинейным экипажем), и радостно машет нам фуражками. Дружной толпой заваливаются на борт ещё до того, как поставили трап.
– Так, где Василий? – первым делом спрашивает командир ТК-13 у нашего.
– Да на двести вторую его отдали, чтоб не рисковать.
– Саша, я тебя предупреждал! Или подай мне сюда Василия, или мы пошли дальше в казармы водку пить и развращаться!!!
– Эдуард, сбегай, а? А то мне этот береговой маразматик всю плешь проест!
А чего бы и не сбегать? После двух недель в море задница-то как деревянная.
Иду на двести вторую.
– Вы к кому, тащ? – интересуется верхний вахтенный двести второй.
– К деду Фому. Скажи там своим мазутам береговым, пусть начинают суетиться – морской волк на борт поднимается!
– Центральный, верхнему! Тут к вам моряк какой-то пришёл. Выглядит серьёзно.
Ну вот то-то и оно. Спускаюсь вниз, и на последней ступеньке мне каааак вцепится в жопу кто-то когтями и кааак давай лезть по моему новенькому альпаку ко мне на грудь! Василий, понятное дело. Худой весь какой-то, весь облезлый.
– Чтовыблядименябросилиуроды!!! – кричит мне Василий, глядя прямо в лицо. – Дакаквыпосмеличервименясмоегородногокорабляунести!!! Жывотные!!! Жывотные вы!!!
– Позвольте, – отвечаю, поглаживая, – Василий, но мы для вашего же блага постарались, здоровье ваше, так сказать, поберегли. Лодка же такая же, и люди тут хорошие, котов не едят!
– Заткнись!!!! – продолжает кричать на меня Василий. – Заткниськозёлинесименядомойпокажыв!!!!
– Ну, – говорит дежурный по двести второй, – две недели тут просидел под люком. Не ел почти ничего и всё вверх смотрел. Вынесли его на землю один раз, он все пирсы оббегал и сел потом на вертолётной площадке в море смотреть. Чуть отловили его обратно на борт. Ну и характерец!
Несу Василия обратно за пазухой, а там его уже командир ждёт, волнуется (наш-то в кресле спит, а этот бегает по центральному).
– Принёс?
– Ну, – говорю, – вот жешь он!
И стою наблюдаю картину, как капитан первого ранга целует Василия во все места подряд и радуется, прямо как малое дитё.
Так что я не то чтобы не люблю котов, но я привык любить конкретные личности, а не мегатонну фотографий в своей новостной ленте. Вот Василия, например, я любил.
В то время, когда мы уходили в автономку, ни у кого ещё не было имперских амбиций и мечтаний о независимости по национальному признаку. Экипаж наш представлял собой разношёрстную солянку из русских, украинцев, белорусов, казахов, дагестанцев, молдаван и одного черемиса.
Общие цель и равенство перед Смертью настолько упрощают взаимоотношения между людьми, что национальный признак стоял где-то на двадцать восьмом месте в сложной градации структуры взаимоотношений людей. Русских называли «кацапами», украинцев – «хохлами», белорусов – «бульбашами», всех остальных называли «чурками нерусскими», кроме молдаван, которых называли «молдаване», и черемиса, которого называли «Станислав Анатольевич».
Но применение в споре такого аргумента, как «да что с тобой спорить, ты ж хохол!» считалось сливом спора в чистом виде.
Отдельно скажу про двух матросов-дагестанцев. Оба они плохо говорили по-русски, но при этом были ловкими, отважными и отлично обучаемыми ребятами. Один служил дизелистом и через два месяца на корабле запускал оба дизеля в полной темноте, открыв рот и засунув лампочки ТЛЗ[7] в уши, ровнёхонько по инструкции, вызывая некоторую зависть даже у части офицеров на борту. Второй служил электриком и заведовал кормовым шлюзовым люком.
– Да ладно? – прошептал мне на ухо проверяющий из УПАСР[8]. – У вас дагестанец шлюзовым люком заведует? Вы чё, охуели?
– Велкам, – говорю, – попробуйте его завалить.
Матрос по кличке Чингачгук рассказал проверяющему весь алгоритм шлюзования на ломаном русском, показал все клапана и доложил количество оборотов каждого, а в конце наизусть доложил таблицу декомпрессии и количество мусингов на каждой глубине, начиная со ста метров.
– Ну ни хуя себе, – сказал проверяющий из УПАСР, злой дядька с Камчатки, который считал всех северян распиздяями и тупыми бездельниками. – Ну а не слабо ли тебе, уважаемый, прямо вот сейчас отшлюзоваться на сухую самостоятельно?
– Пф-ф, – сказал матрос Чингачгук.
– Давай, гадёныш, не подведи экипаж! Дембель в опасности! – подбодрил матроса я.
Матрос-дагестанец самостоятельно надел ССП[9], включился в ИДА[10] 59М, растянул юбку под люком и в верном порядке закрепил её на палубе, проимитировал поддув отсека, водрузил на голову буй-вьюшку и вылез на корму.
– Тащ капитан второго ранга, а закурить у вас не найдётся? – крикнул он сверху с абсолютно ровным дыханием, грамотно и тонко подъебнув проверяющего.
