Ознакомительная версия.
– Ты с ума сошла! Я не за главного подозреваемого, а за главного свидетеля! Убили одного моего знакомого, который хотел меня увезти с собой и убить. Но не получилось. За что и убрали его. Прямо на моих глазах и у ментов под носом!
– За что же он тебя хотел? – спросила Лариса.
– А потому что я свидетель. Я видел их на месте преступления. Его, Бориса и остальных. Кстати, Бориса я в метро встретил. Я его скрутил и поволок в милицию. А он сначала обделался, а потом дал дёру. Бежит, а из штанины у него – рыжая гадость. И – прямо на пол. Я за ним, а сам боюсь поскользнуться и упасть в его дерьмо жуткое. Ты даже не представляешь, какое дерьмо у киллеров убийственно запашистое!
– Ну а у тебя-то какое? – улыбнулась Лариса.
– Что?
– Тоже вонючее?
– На что ты намекаешь? Я – свидетель. И только!
– А они считают иначе. И ищут тебя, – пожимая плечиками, проговорила Лариса. – Но ты проходи. Послушаем твою версию, Я только чайник включу.
Лариса направилась на кухню, а Подлесный присел в кресло и задумался. Лариса говорит, что его ищут, что его подозревают. Ерунда какая-то. Если он ушёл без их разрешения, то это вовсе не даёт им основания считать его соучастником убийства. Надо позвонить им и объясниться.
А то что же выходит? Ему, что же, и от тех прятаться, и от других, и от третьих? Сначала неизвестно кто хотели его уничтожить, потом этот Денис и «дорожники». А сейчас ещё и от милиции бегать?
Да-а-а, влез. По самые уши.
***
Узнав о смерти Бронова, Бояркина заплакала, что говорилось дальше, слышала плохо, сквозь пелену собственных слёз и всхлипываний. Однако она поняла, что одним из участников расстрела Бронова, как предполагают, был Подлесный, который в настоящее время скрывается.
Второй участник этого заказного, по всей видимости, преступления был кем-то убит выстрелом из снайперской винтовки возле станции метро «Проспект Мира» в момент задержания его работниками правоохранительных органов. Личность его устанавливается.
Сволочь! Какой же он всё-таки сволочь, этот Диман! За что? Из ревности? Да какое он имеет право на что-то рассчитывать? Они расстались, и расстались навсегда. Сволочь! Подонок! И кто бы мог подумать, что этот рохля и недоносок способен провернуть подобное? Почувствовал, видимо, смерти вкус. Скотина!
В тот раз двоих положил ни за что, а теперь – опять. Озверел окончательно, пёс бешеный! Уничтожать его надо. И – срочно. А поймают его – что он скажет? Скажет: мне, мол, такая-то поручила. И денежки вперёд выложила. И посадит её рядом с собою на скамеечку подсудимых, подонок озверевший.
Бояркина пошла на кухню и выпила два стакана апельсинового сока. Надо что-то решать. Бояркина вспомнила только что показанную по телевизору картинку с места преступления: полураздетый и окровавленный, неловко запрокинув голову, Бронов лежит в нескольких шагах от своего любимого джипа, на котором и поездить-то ещё толком не успел. Сволочь подлесная, или подлецная, ты ещё заплатишь за это!
Спустя десять минут Бояркина отправилась к заместителю Бронова Раевскому. Марина раза два встречала Валерия Раевского, но едва ли обменялась с ним и десятком фраз. Раевский, симпатичный, кажется, мужчина, не понравился ей, можно сказать, с первого взгляда. И Бояркина не смогла бы себе объяснить – почему.
Возможно, отталкивало то, что в лице его было нечто, как принято говорить, бабье, впрочем, не особенно отчётливо выраженное. Вероятно даже, что некоторая вздёрнутость носа и гладенькость кожи чуть округлого лица остались бы незамеченными, если бы не его манера говорить, допускающая порою излишнюю нюансировку, включающая такое количество мелодических оборотов, которое, в общем-то, несколько, как бы, не свойственно мужчинам.
Вот и сегодня Бояркину просто взбесило количество формальностей, которые необходимо было пережить, чтобы попасть в дом Раевского. Сначала неизвестно откуда взявшийся парень с рацией, потом достаточно продолжительное, чтобы разозлить, общение с неким дотошным типом посредством переговорного устройства, потом необходимость вернуться к машине за документами, а после всего этого жук в униформе за стеклом с дыркой ещё хотел заставить её заполнять какой-то бланк.
– А вот это извольте сделать сами! – почти что взвизгнула Бояркина. – Вон же они у вас, мои документы! Паспорт и права. Я специально взяла и то и другое.
Секьюритишник поскрипел негромко зубами и уступил – снова взял паспорт Марины и сам стал заполнять бланк пропуска, медленно, нехотя, страдальчески кривясь.
Другой секьюритишник, с жвачкой под мочкой уха, проводил её, наконец, в гостиную. В то, что под мочкой уха можно хранить недожёванную жвачку, Марина никогда бы не поверила, если бы перемещение её изо рта за ухо не произошло прямо на её глазах.
В гостиной, ожидая Раевского, Бояркина немного успокоилась, возможно, благодаря ощущению властного уюта, которое вдруг появилось. Бояркина осмотрелась и нашла гостиную очень даже недурно обставленной. Основной цвет – тёмно-коричневый, подчёркнутый нежностью слоновой кости. Кроме того, много тёплых оттенков золота и апельсина.
Появившийся вскоре Раевский начал с извинений, что заставил себя ждать, но Бояркина не захотела его слушать.
– Это ерунда по сравнению с тем, что случилось, – заявила она.
– Да, – печально вздохнул Раевский. – Я всё ещё не могу опомниться. Ужас!
– А пора бы уже опомниться и начать действовать, – нравоучительно произнесла Бояркина.
– Что вы имеете в виду?
– Необходимо наказать убийц. Они должны понести наказание, которое заслужили.
– Но их надо найти ещё, – заметил Раевский. – И когда их найдут…
Бояркина не дала ему договорить.
– И что же будет, когда их найдут? – спросила она.
– Что? Ну, полагаю, их будут судить.
– А без суда никак нельзя? – криво усмехнулась Бояркина. Раевский снова не понял её.
– Что вы имеете в виду?
– Следствие, суд – это обязательно? – продолжала допытываться Марина.
– К чему вы клоните? – вопросом на вопрос ответил Раевский. Несколько слов в вопросе и – несколько модуляционных сдвигов в голосе.
Бояркина обвела Раевского оценивающим взглядом, после чего заговорила:
– Я хочу знать, как вы поступите, если я назову вам имя убийцы.
– Вам известно имя убийцы? – выгнул бровь Раевский.
– Ну так как?
– В таких случаях, Марина, как известно, полагается…
– Я знаю, что полагается! – перебила Бояркина. – Я хочу знать, вы сами сможете разобраться с этим вопросом?
– Если я вас правильно понял, вы хотите… – Раевский сделал паузу, чтобы подобрать подходящие слова. – Кстати, что вы желаете? Кофе, чай, коньяк или, может, виски?
– Да, именно это я и желаю, – подтвердила Бояркина. – Но не чай, кофе, коньяк и виски.
– Откуда же вам известны какие-то имена?
– Мне известно только одно имя. И кто ему помогал, я не знаю. Но это и не важно, так как его помощничек уже мёртв. А откуда известно – это неважно. Ну и как?
– Вы, Марина, мне сообщите, что там у вас, а мы будем решать, – сказал Раевский и пожал плечами.
– Приехали! – усмехнулась Бояркина. – С вами, гляжу, каши не сваришь.
– То, что вы предлагаете, Марина, к кулинарии не имеет никакого отношения. И почему вы не хотите обратиться в правоохранительные органы?
– У меня имеются на то личные причины.
– Вам обязательно надо, чтобы кровь и всё такое?
– А вам – многолетнее следствие и чёрт знает что в итоге?
– Да нет, но, сами понимаете… – Раевский не договорил, красноречиво замолчав.
Да, подумала Бояркина, слабачок этот Раевский. И что теперь делать? Просто назвать имя Подлесного? А он будет разбираться? Вместе с ментами? Да, пожалуй. И выйдут на неё. И последуют вопросы: что да где? И когда?
– Что ж, будем прощаться, – сказала Бояркина и поднялась с дивана.
– Вы передумали, Марина? – спросил Раевский, также поднимаясь.
– Я сразу сказала о своём условии.
– Но оно, сами понимаете… – Раевский развёл руки в стороны. – И нужна же доказательная база. А сбор доказательств – прерогатива…
– Это я слышала. – Бояркина повернулась, чтобы уйти.
– Но вы намекните хотя бы, кто это, по вашему мнению, – торопливо проговорил Раевский. – И вообще, о ком речь? О заказчике или исполнителе?
– Речь идёт о Дмитрии Подлесном. Заказчик и исполнитель в одном лице.
– А, вот вы о ком! – откликнулся Раевский. – Это я уже слышал. Было по телевизору. Но там же совершенно ничего не ясно. И есть ли доказательства – большой вопрос.
– Я – понимаете? – я говорю, что это он, – медленно проговорила Бояркина. – И не нужны доказательства, когда мне всё известно. И не нужны никакие его признания. Мотивы у него – личные. Понимаете?
Ознакомительная версия.
