– Откуда ты все это берешь, Антоша? – удивлялась бабушка.
– Как «откуда»? Из жизни, – в свою очередь недоумевал внук.
Вот, скажем, как-то раз брат заглянул к нему за шкаф.
– Антох, ты ведь уже не маленький! Когда ж ты перестанешь сюда лазить? – поинтересовался он.
– Мне здесь нравится, – спокойно отвечал Антон. – Думать ничего не мешает. Знаешь, сегодня я проснулся от того, что в ушах звучала музыка. Думал, телевизор у соседей громко играет. Открыл глаза – нет, не телевизор. Все еще спят. Понял, что эта музыка мне приснилась. А она такая красивая!.. Вот пытаюсь теперь все вспомнить…
– Ну ладно, сиди, вспоминай, – засмеялся Андрей. Тоже протиснулся за шкаф и шепнул брату на ухо: – Ты только никому не говори… Знаешь, куда я сегодня иду?
– И куда же? – поинтересовался Антоша.
– В Сокольники, – почему-то с заговорщицким видом шепнул Андрюшка.
– А что это такое?
– Это… Это такой лес, – ответил старший брат. И умчался на целый день.
Вернулся он поздно вечером, с горящими глазами и блаженной улыбкой на лице. Подошел к брату, сидящему за инструментом, и вручил ему красочный осенний букет: желтые и алые кленовые листья, ветка рябины с оранжевыми гроздьями ягод, запоздалый цветок астры.
– Держи, Моцарт, укрась свою темницу.
– Это ты для меня собрал? – заинтересованно поглядел Антон.
– Ну… Не совсем я. – Андрей опустил глаза и довольно улыбнулся, вспоминая что-то.
– Расскажи мне, как сейчас в лесу, – попросил Антон.
– Ты бы сам сходил, не инвалид же.
– Мне не хочется отвлекаться. Столько еще всего сыграть нужно…
– Эх ты, отшельник! Ну, слушай…
И Андрей рассказал брату почти обо всем, что видел сегодня в лесу. О паутине, в которой среди капель росы заснул мохнатый паук. О бело-красном пузатом мухоморе, неожиданно кинувшемся под ноги прямо посреди тропинки. Об уже начавших линять на зиму белках, устроивших состязание в прыжках и беге. О потерявшемся псе (то, что домашний, было понятно – и ошейник на нем, и ручной пес совсем), его печальном ищущем взгляде, выспрашивавшем у всех прохожих, не знают ли они, куда подевался его хозяин. Только об одном не рассказал Андрюшка – о задорном смехе Светланы, о ее рыжих волосах, в которых запутался солнечный зайчик, о ее таких нежных мягких губах и горячем, пылко прижимавшемся к нему, теле… Но от Антона сложно было что-то скрыть. Он, может быть, и не понял ничего, но прочитал и это в подчеркнутом замалчивании брата, в его светящихся глазах и потаенной улыбке.
А на другой день Антоша позвал брата, вернувшегося из школы:
– Иди послушай, это про твои Сокольники.
Сел за пианино и заиграл.
Андрей слушал и постепенно узнавал и желтые листья, и паука, и мухомор, и белок… И собака тоже очень хорошо чувствовалась. Только что это? Словно девичий смех высокими трелями вырывается из-под быстрых тонких пальцев Антона… А это? Это же явно их со Светланой первый поцелуй… И как братишка мог догадаться?
– Что это, Антоха? – удивленно поинтересовался он. – Откуда ты?..
– Это? Вот здесь? Это мажорное форте, – охотно пояснил Антоша. – Неплохо получилось, как ты находишь?
Первое время, когда Антон только начал сочинять, бабушка пачками покупала ему нотные тетради и просила, чтобы он записывал свою музыку. Но внук только отмахивался.
– Некогда, бабуль. Да и не получается, – отвечал он. – Я когда начинаю свою музыку записывать, она из меня как будто уходит, и вернуть назад я ее уже не могу.
Тогда Татьяна Сергеевна стала записывать сама. Сначала, пока Антоша играл, на магнитофон – специально ради этого выучилась им пользоваться, освоила, как вставлять и вынимать кассеты и какие нажимать кнопки, чтобы записать и ничего не стереть, не дай бог. А потом, уже позже, переписывала нотами в тетради, которые аккуратно хранила в шкафу.
Когда Антону было лет четырнадцать, случай свел Татьяну Сергеевну с очень известным музыкантом. Познакомились на приеме, разговорились, Татьяна пригласила маэстро в гости и во время его визита попросила послушать, что сочиняет ее внук. Тот одобрил игру Антоши, просмотрел ноты и похвалил:
– У вас вундеркинд растет. Это очень, очень талантливо! Свежо, ярко, самобытно… Такую музыку нельзя скрывать от людей. Дайте-ка мне записи…
Татьяна сделала подборку нот и пленок и отдала ему. Но ждала напрасно – маэстро в их доме больше не появился. Вскоре стало известно, что он поехал с гастролями на Запад и остался там. Как обычно в таких случаях, имя музыканта больше не упоминали, а те, кто когда-то общался с ним, постарались забыть об этом знакомстве.
* * *
В их встречах была своеобразная прелесть, однако Вилен понимал, что вечно так продолжаться не может. Рано или поздно ему придется сделать выбор в пользу одной из женщин, иначе все это может плохо закончиться. Дамы, может быть даже сами того не осознавая, начнут ревновать его друг к другу, пойдут обиды, ссоры – и в результате их общение, которым он так дорожил, не только прекратится, но еще и оставит в душе неприятный осадок. Этого ему очень не хотелось – а значит, все-таки пора было задуматься над тем, с кем он будет развивать отношения дальше.
Вилен давно осознал, что ему нравятся обе его новые знакомые. И каждая по-своему. Но Тамара была понятна – такая милая, простая, открытая, искренняя. Казалось, ее можно читать как книгу – добрую, хорошую, приятную книгу с незатейливым и весьма предсказуемым сюжетом. Мария же все еще оставалась для Меркулова загадкой. Что же все-таки скрывалось за ее сдержанностью и рассудительностью, какова на самом деле была эта женщина, так великолепно умевшая владеть собой? Что творится у нее на душе? О чем она думает, о чем мечтает, чего хочет от жизни? Вилену настолько любопытно было это узнать, что однажды он все-таки не выдержал и решил встретиться с Марией наедине, без Тамары. Кто знает, быть может, если они будут вдвоем, русская испанка лучше раскроется перед ним?
В один из субботних дней, около полудня, Меркулов позвонил ей и пожаловался:
– Представляете, приехал на встречу, а она не состоялась. Теперь нужно где-то убить пару часов, а я прямо рядом с вашим домом, на Никитском бульваре. Вот набрался дерзости позвонить вам и спросить – может, составите мне компанию? Если вы, конечно, не заняты…
В душе он надеялся, что Мария пригласит его к себе – во всяком случае, Тамара в подобной ситуации, скорее всего, именно так бы и поступила. Но Мария не была Тамарой, и она ответила иначе.
– Хорошо, я не против. Давайте встретимся через полчаса… Скажем, в кафе рядом с церковью.
Когда Мария Альбертовна подошла к столику, Вилен, уже поджидавший ее, встал, отвесил полушутливый поклон и вручил ей букет алых роз на длинных стеблях. Мария приняла цветы с благодарностью, но, едва усевшись, тут же обратилась к Меркулову:
– Знаете, Вилен, я хотела бы расставить все точки над «i». Если вы собрались за мной поухаживать, то не тратьте время. Вы мне симпатичны, это так, не стану скрывать… Но я скоро выхожу замуж и уезжаю.
– Вот как? – удивился он, новость действительно оказалась неожиданной. – И далеко?
– В Германию.
– И как же вы познакомились с будущим супругом? – Меркулов был ошеломлен и огорчен этим сообщением, но старался этого не показать, во всяком случае больше, чем позволяли приличия.
– А я научилась пользоваться Интернетом, – поделилась Мария. – Дочка с мужем, когда приезжали, купили мне компьютер. Я сначала и подойти к нему боялась, вдруг что-то не то нажму и все сломаю… Но потом ничего, привыкла. А когда начала с этим Интернетом управляться, то оказалось, что весь мир мне открыт. Я ведь два иностранных языка знаю – и испанский, и немецкий, все могу читать… Больше ради шутки создала анкету на международном сайте знакомств. Фотографии настоящие выложила, дочка с зятем много наснимали… Я была уверена, что никто не откликнется, но, оказалось, ошибалась. Начали мне писать мужчины из разных стран, я отвечала тем, кто меня заинтересовал, завязывалась переписка, потом знакомство. Американец один приехал ради меня в Москву, но мне он не понравился – грубоват, воспитания не хватает. А с Генрихом мы как увидели друг друга – так сразу как будто всю жизнь знакомы были. Говорили весь вечер, наговориться не могли. У нас оказалось столько общего… Так вот, Генрих мне уже оформил вызов, и мне дали визу. Так что через две недели я уезжаю к нему.
– Что ж… – проговорил Вилен после паузы. – Очень рад за вас. Но, признаться, совсем не рад за себя.
– Что же так? – кокетливо улыбнулась Мария.
– Как говорил один из героев Островского, всегда жаль, когда красивая женщина выходит замуж, – отшутился Меркулов.
– Вот только не говорите, что вы имели на меня виды. – Мария погрозила ему пальчиком. – Все равно не поверю!
– Но почему же? Имел. И очень большие, – Вилен говорил как будто серьезно. – Сегодня, например, хотел послушать продолжение истории о Назаровых.
