Дебют
Микулинская больница, рассчитанная на 450 коек, располагается на территории бывшего какого-то графского поместья. Отделение, в котором лежал Федор Леонидович, перестроено из барской конюшни. Двери выходят в огороженные высоким забором прогулочные дворики.
Когда Федор Леонидович впервые попал сюда, тоже был конец сентября, тоже цветы и снег. Молодой доктор вывел в прогулочный дворик больных на зарядку, и у Федора Леонидовича сразу промокли шлепанцы. Доктор шутил с больными, веселил их. Руки в стороны, ноги на ширине плеч, наклоны, приседания. Больные бестолково толпились в углу, неуклюже повторяли движения доктора, но через несколько минут разбрелись, как сомнамбулы, по каменному коридору, переругиваясь со звучавшими в их головах голосами. Кроме доктора, зарядку продолжал делать один только Федор Леонидович. Ему было страшно, он не мог привыкнуть к болезненной раздвоенности своего сознания и поэтому старался не отходить от доктора ни на шаг.
До болезни Федор Леонидович работал в научно-исследовательском институте, занимался какой-то математикой или физикой. Написал кандидатскую диссертацию, прошел предзащиту… Ему было сорок два года. Однажды вечером он вернулся домой, поужинал покупными пельменями, выпил бутылку пива и включил радио. Сначала он не обращал никакого внимания на бормотание диктора в эфире, но постепенно стал прислушиваться и понял, что речь на волне «Маяка» идет о нем. Сначала дикторша рассказывала про то, как Федор Леонидович хотел защититься и стать старшим научным сотрудником, потом перешла к разъяснению сложной личной жизни ученого. Дикторша знала даже, что Федор Леонидович развелся с супругой и хочет жениться на лаборантке, хотя сама лаборантка не знала еще об этом.
Федора Леонидовича бросило в пот. Он переключил канал, но и по первой программе тот же голос продолжал рассказывать о его сокровенных мечтах. «И не вздумай выключить, – прошипела дикторша, когда Федор Леонидович потянулся к радиорозетке. – На тебя объявлен всесоюзный розыск».
Наскоро одевшись, Федор Леонидович выбежал на улицу, но радио преследовало его и рассказывало на всю страну о каждом его шаге.
«Стоп! – сказал себе Федор Леонидович. – Я, наверное, заболел. Сошел с ума. Мне нужно к врачу».
Радио засмеялось: «Ты же не знаешь, как попасть к психиатру…» И это была правда. Днем можно пойти в районную поликлинику, а ночью куда? Федор Леонидович решил идти в милицию.
– Помогите мне, я слышу голоса…
– Пьяный? – резюмировал дежурный милиционер в отделении.
Радио хохотало. Федор Леонидович не нашел ничего лучшего, как дать милиционеру пощечину, за что был немедленно избит, помещен в камеру предварительного заключения и оттуда на следующий день – в психиатрическую больницу.
– Вы должны привыкнуть к своей болезни, – сказал доктор.
– Меня скоро выпишут?
– Ну, не знаю… Через несколько дней мы снимем острый психоз. Через месяц, может быть, добьемся ремиссии. Снизим дозу лекарств и отпустим вас домой на месяц. А там посмотрим.
Доктор ошибался или врал. Ремиссии добиться не удалось. Голоса не исчезли. Федор Леонидович просто немного привык к ним, тем более что сильные лекарства подавляли тревогу и позволяли как-то контролировать бред. Федор Леонидович пил эти лекарства двадцать лет, каждый день, вплоть до сегодняшнего утра.
– Доктор, – я сидел в кабинете главного врача и играл с пуделем по кличке Петрович, – а может быть, те миры, которые видят больные, и те голоса, которые они слышат, существуют на самом деле?
– Конечно, – ответил доктор. – Больные бредят тем, что видят по телевизору.
– То есть это мы придумываем их бред?
– В каком-то смысле.
– А можно сопротивляться бреду?
– Да. Слышали про психиатра Кандинского? Он же описывал собственную болезнь. Просто сильная личность…
– Что такое сильная личность? Интеллект? Образованность?
– Нет. Интеллект и образованность только делают бред более сложным. А сильная личность…
И тут доктор показал мне дневники Федора Леонидовича.
К концу первого года своего пребывания в больнице, когда первый ужас перед голосами прошел, у Федора Леонидовича появились провалы в памяти. Ему сложно было вспомнить, например, какое сегодня число, год, месяц. Иногда он забывал собственное имя, страну, город и самые простые математические формулы.
Доктор объяснил Федору Леонидовичу, что шизофрения – это процесс. Сознание человека раздваивается, причем больная половина души понемногу начинает подминать под себя здоровую.
– Можно с этим как-то бороться? – спросил Федор Леонидович.
– Мы даем вам лекарства, – ответил доктор. – Что еще?
– Дайте мне еще… – Федору Леонидовичу показалось, что он придумал чрезвычайно простой и эффективный план борьбы с болезнью, – дайте мне тетрадь и карандаш.
– Зачем? – поинтересовался доктор.
– Я буду записывать все… число, год, собственное имя…
К истории болезни Федора Леонидовича приложено несколько тетрадей. Первая начинается так: «Двадцатое сентября. 1978 год. Россия. Москва. Меня зовут Имярек. Я заболел. Голосов, которые я слышу, на самом деле не существует. Это болезнь. Если становится страшно, я обращаюсь к доктору, доктор дает мне лекарства…» И так далее. На следующей странице дата меняется, прочая информация повторяется с невероятным педантизмом.
Каждое утро Федор Леонидович, заглядывая во вчерашние записи, начинал складывать мир сначала: вспоминать, кто он, где он и почему он здесь. Память слушалась плохо, и поэтому на самые нехитрые воспоминания уходил целый день. Иногда Федор Леонидович делал ошибки и повторял их потом месяцами, пока не делал новые.
– Ну и какое сегодня число?.. – спросил как-то раз доктор.
– Двадцатое сентября восемьдесят третьего года, – гордо прочел больной по тетрадке, поднял глаза и увидел на лице доктора виноватую улыбку. – Что? Не правильно?
За окном падал снег. Большая елка во дворе была увешана аляповатыми пластмассовыми игрушками.
– Сегодня, – доктор покачал головой, – тринадцатое января. Старый Новый год. И не восемьдесят третьего, а восемьдесят четвертого года.
После этого случая Федор Леонидович перестал вести дневники. Можно бороться с шизофренией, но побороть ее нельзя. Сколько бы отчаянного труда ни прикладывал больной, ремонтируя свой мир, мир все равно разрушится. Болезнь растопчет человека, превратит в беспомощное, бездомное, жалкое животное. Двадцать лет будет управлять им, как кукольник управляет марионеткой, а потом вдруг отпустит на свободу.
Когда Федор Леонидович поступил в отделение, кроме шизофреников там лежали эпилептики, алкоголики и два сифилитика с провалившимися лицами, кривыми, как ятаганы, ногами и невероятной красоты голубыми глазами. Нелеченый сифилис на последней стадии дает тяжелейшие психозы.
Сифилитики скоро умерли, и новых не поступало. Шизофреники держались замкнуто и почти не общались друг с другом. Зато эпилептики играли каждый вечер в домино, предсказывали погоду и однажды устроили бунт. Вечером, когда медсестра делала обход, ее схватили, связали, отобрали ключи и, пока примкнувшие к бунту алкоголики избивали санитаров, открыли все замки и убежали в лес.
Федор Леонидович посмотрел в черный проем двери, и голос позвал его: «Иди…» И Федор Леонидович пошел. Он шел всю ночь. Звезды говорили с ним, а деревья все норовили превратиться в страшных деревянных людей. Тогда Федор Леонидович подумал, что мир состоит из веселого и грустного вещества, и что веселое вещество испарилось и в мире осталось только грустное. Федор Леонидович сел под деревом и решил умереть. У него только не хватало сил понять, что именно для этого нужно сделать.
– Ты замерзнешь, так и умрешь… – сказал голос над головой. – Пойдем.
Это говорила не звезда и не дерево, а микулинский участковый милиционер, которого вызвали искать убежавших из отделения больных.
– Я не пойду никуда, – прошептал Федор Леонидович.
– Брось, – милиционер улыбнулся обнадеживающе и доверительно, – полежишь, подлечишься, потом придешь служить к нам в милицию. Мы тебе квартиру дадим.
Милиционер пошутил, конечно, насчет квартиры, но Федор Леонидович писал ему потом письма каждый месяц, продолжая по-детски надеяться, что его возьмут служить в милицию и дадут квартиру.
Кроме писем, бессвязных, неразборчивых с наползающими друг на друга строчками, Федор Леонидович писал еще проект солнечной ракеты. После неудачи с дневником и жуткой ночи в лесу сознание его совсем помутилось. К истории болезни Федора Леонидовича приложены многочисленные чертежи, похожие на рисунки пятилетнего ребенка, расчеты с интегралами, выведенными из бессмысленных иксов и игреков.
Федор Леонидович был уверен, что каждый отдельно взятый человек обладает лишь небольшой частью знаний о мире, нужно сложить эти знания, построить солнечную ракету и полететь к светлому будущему живых, мертвых и детей.
