– Несчастные… Мало им страданий, так еще и это. Хоть бы какое снисхождение к ним…
– Они не знают, что такое снисхождение – сами ни к кому не проявляли. А для того чтобы получить роль, надо хотя бы раз прочесть текст.
– Страшное все-таки это местечко, лучше держаться от него подальше. А если человек не делал ни добра, ни зла?
– Застрянет на уровне равнодушия.
– Все равно, та жизнь кажется мне какой-то ущербной…
– Отсутствие тягот и болезней, забот о хлебе насущном – ущербно? А быть вездесущей, мгновенно преодолевая пространство и время? А горные вершины, которые так завораживают тебя, – ты сможешь оказаться на любой из них, и уже в следующий миг – на другой. А возможность увидеть всех своих предков, узнать историю своего рода от истока? А познать тайны мироздания и наконец-то постичь бесконечность?
– Дух захватывает от такой перспективы… Кажется, «там» все правильно устроено, не то что «здесь». Я сейчас скажу что-то, что никогда не говорила прежде… даже самой себе, а тебе откроюсь, хоть и понимаю, что после такой исповеди вряд ли и далее смогу рассчитывать на ЕГО благосклонность. Так вот – не нравится мне наше мироустройство. Я-то смогла к нему приспособиться, а у многих не получается. Возможно, и задумка была интересной, и план гениальным… но потом где-то надломилось, и все пошло наперекосяк. Так, может, свернуть и выбросить этот блин комом, неизвестно какой по счету? Я иногда пытаюсь воплотить какой-нибудь кулинарный шедевр Бети: все делаю по ее рецепту, но, испортив энное количество продуктов, понимаю – ничего съедобного из этого не получится. Сама есть не буду, других угощать не стану – и без сожаления все выбрасываю. Может, и наш мир уже пора признать неудавшимся проектом и завершить концом света?
– Все этим и завершится.
– …и, испустив протяжный стон, наша Вселенная замрет навсегда… Интересно, от чего – от инфаркта, инсульта, трагического случая? И вообще, какой он – тот, в ком мы обитаем – мужчина или женщина, молодой или старый…
– А ты как думаешь?
– Не знаю… Ученые утверждают, что наша вселенная расширяется. Значит, этот человек молодой и еще растет. Все время происходят катаклизмы: землетрясения, цунами. Видимо, наша вселенная – человек эмоциональный. Может, тот, в ком мы – подросток с неустойчивой психикой? Мне трудно судить, не имея возможности сравнить.
– Такая возможность у тебя есть.
– ??
– Хочешь ею воспользоваться?
– …Не знаю, что сказать…
– Ответ не в твоем стиле.
– Конечно, хочу, очень! А как? Я вырвусь за пределы нашей вселенной и стану огромной?
– Напротив, ты обрушишься внутрь себя и станешь крохотной.
– Когда?
– Завтра утром. Но необходимо соблюсти одно условие – никто не должен потревожить тебя в это время.
– И сколько я в себе пробуду?
– Месяц или два.
– Куда же я себя дену на месяц? Вдруг меня обнаружат и похоронят заживо?
– Ты забыла? Месяц внутри тебя – всего несколько минут снаружи.
– Да-да, я еще не привыкла к этим соотношениям.
– Тогда до завтра.
– До завтра.
Весь последующий день я находилась в двух измерениях – в реальности и в выдуманных мною ситуациях предстоящего путешествия. «Все равно все будет не так, как ты себе напридумывала», – тормозила я поток воображения.
Освободившись пораньше, поехала из салона в парк, села у озера с лебедями и призадумалась: «А какова моя истинная сущность? Точно не гнилая. Хотя, надо бы инвентаризировать свои активы и пассивы. Итак, не припомню, чтобы кому-либо намеренно причиняла зло. А Маруля? Я вышла за него, не любя. Но никогда и не обманывала, что люблю. Я ему изменяю – и он мне, но счет-то все равно 1:1. А Кеша? Я его ела! Может, и искупила бы вину перед ним, став вегетарианкой, но пока не стала, хотя решение свое не поменяла. А Кексик? Я помогла этой девочке найти свое место в жизни, но ведь не это было моей целью. А Лиза? Последние годы качество ее жизни не снижалось благодаря мне – и сама же злилась на нее за это. Ну-у, иногда… сама себе не нравилась такой. Да-а, не густо получается. Вся надежда на собачку…»
…Беспородный, умный, как все дворняги, пес жил в небольшом домике сторожа при въезде в коттеджный поселок, в котором находился дом Бети. Огненно-рыжий, его так и называли – Рыжик. Очень жизнерадостный, сообразительный, выполнял сложные команды, как цирковая собака, но без предшествующей дрессуры. Он был всеобщим любимцем. Жители поселка обычно останавливались возле сторожки, балуя его мясными остатками. Рыжик выражал свой восторг и радость вертикальными прыжками, как стартующая ракета, а потом резко останавливался, вытягивал шею, подставляя морду ласкам. Но однажды, подъехав к сторожке, я не услышала его приветственного лая.
– Где Рыжик? – обратилась я к сторожу.
– Заболел, – ответил тот.
Я обошла домик и увидела Рыжика, лежащего на подстилке. Он никак не реагировал на мое появление. Подойдя ближе, я поняла причину: распухшие веки были залеплены гноем и копошащимися мухами.
– Рыжик, Рыжик! – позвала я. Он встрепенулся, с усилием поднял морду и слабо завилял хвостом. Кожа на исхудавшем теле висела, как у шарпея.
– Что с ним? – Сторож пожал плечами. – Сколько дней он такой?
– Три.
– И вы ничего не делаете? – Он также апатично пожал плечами в ответ. Я медленно побрела к машине. «Почему никто о нем не позаботился? Столько положительных эмоций он дарил, а теперь никому не нужен». Дома все заметили мое уныние:
– Рыжик заболел, – оповестила я их.
– И что ты так переживаешь? – безучастно спросил Маруля.
– Из-за какой-то дворняжки, – поддержала дочь.
И только Бетя отнеслась сочувственно:
– Не расстраивайся так, дорогая. Дворняги живучие, он поправится.
Мы сидели за столом, как всегда заставленным едой, но кусок не лез мне в горло.
– Я поеду, – решительно встала я из-за стола. – Отвезу его в лечебницу.
– Но ты же ничего не поела, – расстроилась Бетя.
– Пока я буду есть, он сдохнет.
Сторож загрузил вялое, как бурдюк с костями, тело Рыжика в багажник. Ветеринар сразу поставил диагноз.
– Почему раньше не привезли? – спросил он.
– Он поправится?
– Попробуем лечить. Я выпишу лекарства.
– Я не могу его забрать.
Ветеринар согласился оставить Рыжика. От суммы за его содержание и лечение, которую он назвал не моргнув глазом, я опешила:
– Почему так дорого?
– Это столько стоит. Решать вам.
– Я уже решила.
Прошло несколько дней. Каждое мое утро начиналось со звонка ветеринару.
– Пока без изменений, – слышала я неизменный ответ.
Прошла неделя, и закралось сомнение: может, этот ветеринар-хапуга выкачивает из меня деньги, а Рыжика уже нет в живых? Решила нагрянуть в лечебницу и застать его врасплох. Но ветеринар опередил меня.
– Ну что же? – услышала я в трубке его голос и замерла. – Хочу вас обрадовать, на поправку пошел ваш Рыжик. Замечательный пес.
Не знаю, с чем сравнить охватившую меня радость в этот момент. В носу защекотало, и я расплакалась.
– Спасибо! Большое спасибо!
Спустя три дня я поехала забирать Рыжика. Передо мной вертикально подпрыгивал еще худой, но по-прежнему жизнерадостный пес. Я смотрела на него и думала: «Сколько всего я могла бы купить на эти деньги. Если бы Маруля узнал, поместил бы меня в психушку. Но разве стоит этот неприобретенный тлен спасенной жизни? Пусть и собачьей».
– Я сегодня забрала Рыжика! Он поправился! – радостно сообщила я домашним, конечно, умолчав о потраченной сумме. Маруля равнодушно промолчал. Роза пожала плечами. И только Бетя, обняв меня, прошептала:
– Ты все время спрашиваешь, за что я тебя так люблю. Вот за это!
С тех пор прошло несколько лет. Рыжик жив, здоров, продолжает радовать и смешить окружающих… Вот этот свой поступок я без оговорок могу занести в актив. И тут же решила: брошь Лизы я продам, а вырученные деньги потрачу на лечение больных детей. Ну вот, с таким багажом уже можно рассчитывать на «царствие небесное» – прояснилось во мне. И Лиза это одобрит…
Вернувшись домой, позвонила Ромчику:
– Мне нужна твоя квартира на одну ночь.
– Наконец-то решила наставить рога своему Минотавру. И кто этот счастливчик?
– Счастливица я, не он.
– Известная личность?
– Более чем, но не спрашивай кто.
– Понял. Поеду к матери, обрадую ее.
Предстояло объяснить Маруле свою отлучку.
– Я останусь сегодня у Ромчика, – объявила я тоном, не терпящим возражений.
– С чего бы это? Будете поминать Лизу? – недовольно посмотрел он, щелкнув по подбородку.
«Все-таки он… не то чтобы черствый, а какой-то… подсушенный».
В эту ночь спала я крепко, хотя и не дома и не в своей постели. И проснулась позднее обычного, открыла глаза – на часах восемь утра. Закрыла.
– Доброе утро, Виолетта, – тотчас появился он.
