– Ну, дорогой, ты сам напросился. Нельзя же вот так, резко, собраться и уйти. Ты вывел меня из себя, может быть, я и сказал лишнее.
– Нет, Таня. Как раз лишнего ты мне и не сказала. Давай не будем возвращаться к этому разговору, – поморщился он, – Уходи.
– Возьми хотя бы пироги. Мама пекла. Я тут еще коньяк прихватила. Думала, что посидим…
– Нет, не посидим! И забери свой пакет, – почти крикнул он, глядя, как Татьяна ставит его на пол.
– Дикий ты, Зотов! Не цивилизованный! Да еще и лопух к тому же. Говоришь, окончательно от меня и сына ушел? Так?
– Я от сына не отказываюсь. Будет учиться дальше – буду оплачивать. А нянькой ему быть не хочу. Не начинай опять о сыне, о его несчастной доле, и обо мне, никудышном папаше. Не повторяйся.
– А ты ему, собственно, и не отец.
Зотов замер. Медленно поднял глаза и посмотрел на Татьяну.
– Да, он не твой, что ты на меня так уставился, Зотов! Ты же даже ребенка не смог сделать с работой твоей! Ты даже обследование пройти отказался, вспомни! Сколько лет я ребенка ждала? Что мне оставалось?
– Кто отец? – Зотов был спокоен.
– Да какая тебе разница? Ты ведь Петрушу не любил никогда, только деньгами откупался.
– Кто отец? Ты с ним долго встречалась?
– Долго, Зотов, долго. Он любовник был хороший. Потому и не бросала.
– Зачем же со мной жила?
– Так у него денег не было ни шиша! – весело сказала Татьяна.
– А я, лох, работал еще и на него?
– Ладно, Зотов! С тебя не убыло. А что, Петруша тебе никого не напоминает? А? Подумай?
– Говори.
– Федорович на самом деле наш сын. И фамилию мог бы носить – Курлин, – Татьяна с торжеством смотрела уже на бывшего мужа.
– Этот? Да, Петька действительно на него похож, ты права. Был похож. Так это ты Курлина отравила? Что, мешать начал?
– Зотов, ты спятил?! На кой ляд мне это надо было? – Татьяна осторожно отступала к двери.
– Знаешь, Таня, а дело еще не закрыто. Может, признаешься? – Зотов и сам себе не мог объяснить, зачем он это говорит. Но ему почему-то на миг захотелось, чтобы это оказалось правдой.
– Ты точно больной, Зотов! Я ухожу. Пошел ты со своими домыслами, знаешь куда? – и она захлопнула за собой дверь.
«Ну вот, есть еще, что рассказать Беркутову. Только не говори, Зотов, что ты не догадывался, что Петька не твой сын! Но Курлин! Вот тебе и тихий омут. Впрочем, все к лучшему. Я рад. Мне стыдно, но я рад, что она мне все рассказала. Я вышел из тюрьмы. И никаких обязательств!» – Зотову захотелось с кем-нибудь поделить этой новостью. Он не чувствовал себя обманутым или обиженным, он чувствовал облегчение. И знал, что есть хотя бы один человек, который его поймет. Он знал его историю. От Матвея Роговцева. В свое время Егор Беркутов вот также скинул с себя надоевший брак. А сейчас счастлив.
Зотов отыскал в кармане куртки телефон и набрал номер прокуратуры.
– Егор Иванович? Нам нужно встретиться. Да, есть новости. Хорошо, я подъеду к пяти. До встречи.
Матвей никак не мог понять, что с ним происходит. Он уже минут двадцать бессмысленно пялился в телевизор: включив новости, он не услышал ни слова и не увидел ни кадра. Просто мелькающий экран и голосовая завеса. А перед глазами она, Катя. Насмешливо поглядывающая поверх кромки бокала. И странное ноющее чувство в груди.
Вчера он неожиданно сорвался на жену. Повода, как раз, и не было. А было нарастающее откуда-то изнутри чувство раздражения. И он вытолкнул его наружу с двумя словами. А потом испугался, глядя, как у Нади глаза наполняются слезами. Она ведь почти никогда не плакала. Попытался просить прощения, не вышло ничего: Надя просто молча закрыла перед ним дверь спальни. А сегодня так же молча ушла в школу.
Матвей был достаточно трезвомыслящим, чтобы не насторожиться в данной ситуации. «И к какому доктору я должен теперь обратиться? Для начала, может быть, поговорить с Лешкой? Американцы бегут к личному психоаналитику, мы – к соседу. У Лешки сейчас и без меня проблемы. Да и что я скажу? Что визит Кати выбил меня из колеи? Ерунда! Я еле дождался, пока она уйдет. Она здесь ни причем. Что-то с Надей? Ну, да. После секса в одни ворота она ко мне относится настороженно. Или я сам это придумал? Короче, выбираю подсказку «звонок другу», – он потянулся к сотовому.
– Что так долго трубу не берешь? Со стремянки слез? А что ты там делал, лампочку вкручивал? Вот как! Помощь не требуется? Да не занят я! В голову ничего путного все равно не лезет. Ладно, сейчас приду.
Матвей быстро оделся, сунул в карман куртки мобильник и деньги и вышел из квартиры. Он не был в доме родителей Зотова со студенчества, но двор и расположение квартиры помнил отлично.
– Давай, впускай! На улице мрак что делается! С неба снег хлопьями, а под ногами каша. Я же пешком шел!
– А ты бы шапейку какую никакую надел, головку бы и не присыпало, – сказал Зотов, глядя на мокрую голову друга.
– Нет у меня никаких шапеек! В принципе. Это тебе лысину нужно прикрывать, а у меня волос полно. Мне жарко! – огрызнулся Роговцев, ставя пакет с бутылками и едой, прихваченными по пути в супермаркете, на пол.
– Ты что там набрал? Что звенит?
– В голове у тебя звенит! Бутылки с лимонадом. Тебе же спиртное нельзя?
– Нельзя, – мрачно констатировал Зотов, доставая из пакета поллитровку.
– Это мне, – Роговцев отнял у него водку и прижал к себе, – Мне сегодня надо. Я лечиться пришел.
– А я думал – с потолком помочь.
– Да тут работы на час! У тебя штаны старые найдутся?
Зотов молча ушел в спальню. Вернувшись, он протянул Роговцеву шорты.
– О! То, что надо!
С валика капала голубая краска, покрывая голые плечи Роговцева пятнами. Он водил валиком по потолку и говорил. Зотов, которого Матвей посадил наблюдателем, слушал его со все нарастающим удивлением.
– Понимаешь, что получается? До ее прихода в моей жизни меня все устраивало. А после – как отрезало. Не хочу ничего того, что есть. Ни Надежду, ни статьи писать, ни жить в этой квартире.
– Может быть, ты хочешь ее?
– Кого? Катьку? Да я еле удержался, чтобы ее не выгнать. Сидит такая застывшая, холодом от нее веет, не поверишь! Какое тут желание! Ты просто не видел ее: не женщина, а призрак! Я ей в лоб: мол, почему так молодо выглядишь? А она мне – хирург хороший попался! И не расскажу, говорит, ничего про себя сегодня. Мол, позже. Значит, при следующей встрече. Она ушла, а у меня одна мысль – она вернулась, и Курлин помер, тебя взорвали. И отделаться от идеи, что она причастна к этому каким-то боком, я не могу. Может, поэтому она у меня из головы не идет?
Роговцев слез со стремянки и задрал голову вверх.
– Класс! Живенько так! Стены потом или сегодня? – он повернулся к Зотову.
– Потом как-нибудь.
– Ладно, зови!
Они долго отмывали с рук и тела потеки краски. Потом долго препирались, где накрыть стол, чтобы было удобнее. Решили, что лучше на полу в спальне. Мягко, а вместо скатерти можно и газетку постелить. Зотов достал из коробки, стоящей на подоконнике в кухне, две рюмки, нож и вилки. Тарелки у него были только одноразовые.
– Я с Беркутовым договорился на встречу на пять часов.
– Так уже четыре тридцать! – Роговцев посмотрел на свои часы.
– Позвоню, перенесу на завтра?
– Нет, подожди, – Роговцев взял в руки телефон, – Егор! Приветствую, Роговцев. У тебя сегодня как со временем? Я в курсе, что Зотов должен подойти, потому и звоню. Мы тут немного в краске, понимаешь. В какой? В голубой. Да, мы вдвоем. Ну, ты брось свои шуточки, майор! Лучше присоединяйся. Что значит, не настолько испорчен! Приходи, подкрасим! На, скажи адрес, – протянул он трубку Зотову.
«Поголубеешь тут! И чего ты, Лешка – друг, такую краску выбрал? Мог бы красненькую, например…», – ворчал он, пока Зотов диктовал свой новый адрес Егору Беркутову.
Беркутов вошел в квартиру, сразу вытянув вперед руку с пакетом. Зотов с ужасом смотрел, как он достает оттуда еще одну бутылку.
– А хлеба не догадался прихватить? – тоскливо сказал Роговцев, обнаруживший, что забыл купить батон.
– Вот, – Беркутов извлек из пакета две буханки, – Хлеб деревенский, из Лесинок. Галка летом договорилась, что будут привозить в магазин на Степашке. Вкусный, ничего больше не нужно!
– Это оттуда, где у нее дача?
– Да. И молоко бабка одна возит по субботам.
– Ты про магазинчик-то поподробнее. Где точно расположен, когда хлебушка завоз, – попросил Роговцев, отламывая горбушку.
– На углу Комсомольской. А по какому поводу сегодня торжество?
– Вот – потолок покрасили.
– Ну – ну. А серьезно? А то я без подарка, – Беркутов сел на пол и скрестил ноги.
– И не нужно. Во-первых, Лешка ушел от жены.
– Вот об этом я и хотел тебе сказать, Егор. Вернее, у меня два сообщения. Жена сегодня приходила сюда, пироги принесла тещей испеченные. Наверное, это была попытка к примирению. И вот когда ей не удалось меня сломать, она мне выдала любопытную информацию: мой сын – не мой сын.
