Ознакомительная версия.
– Я не лично вам не доверяю, а вообще всем врачам!
Заявление было пафосным, но по тону чувствовалось, что Алецкая готова пойти на попятный, только ищет возможность сделать это без особого ущерба для своего самолюбия. Александр, как и подобает врачу, в очередной раз проявил гуманность. Ему очень хотелось «дожать» Алецкую если не до извинений, то хотя бы до признания собственной неправоты (и этого достаточно), но он усилием воли подавил негативные эмоции и предложил:
– Впрочем, есть еще и третий вариант. Давайте забудем все, что мы здесь друг другу наговорили, и начнем сегодняшнее общение с чистого листа. Вы должны были прийти ко мне на прием завтра, а пришли сегодня, потому что вам так было удобнее.
– Да, мне так удобнее… – согласилась Алецкая, не уточняя, что именно удобнее – прийти или забыть высказанное сгоряча. – А дату операции назначайте на ваше усмотрение, мне все равно, лишь бы только не тринадцатого числа.
«Только женщины умеют капитулировать с высоко поднятым флагом, – подумал Александр, глядя на Алецкую. – Только настоящие женщины…»
– Александр Михайлович, загляните ко мне, когда у вас будет минуточка!
Взгляд у бухгалтера Ларисы был многозначительно-серьезным, поэтому Александр нашел минуточку сразу же после ухода пациентки. Опять же – требовалась разрядка, потому что пациентка была непростой и общение с ней сильно утомило. Ничего на первый взгляд особенного – дама шестидесяти трех лет, желающая сделать круговую подтяжку и блефаропластику, но настолько говорливая, так часто перескакивающая с одного на другое, так много желавшая рассказать о себе… Дефицит общения налицо, да еще какой дефицит. Хуже всего то, что, отвлекаясь на посторонние темы, пациентка совершенно забывала об основной, и Александру пришлось четыре раза рассказывать о предстоящей операции «ab ovo»[22]. Было с чего устать.
У Ларисы был самый большой кабинет в клинике, потому что кроме бухгалтерии она занималась кадрами и ведала клиническим архивом. Часть документов, в основном те, с которыми шла работа, хранилась в кабинете, под рукой, а «отработанные» отправлялись в «бункер». «Бункером» в обиходе называлась архивная комната в подвале. Без окон, дверь металлическая – чем не бункер? Шкафы в кабинете Ларисы отгораживали от рабочего пространства маленький уютный уголок. Два стула и крошечный столик, на столике – чайник и какая-нибудь кондитерская снедь. Лариса была сладкоежкой, страдала от этого, вечно боролась с лишним весом, сидела на каких-то мудреных диетах, но при всем том «пустой» чай не пила никогда. Собираясь в «гости», Александр порылся в своих закромах (нижний ящик письменного стола, где хранилась часть «даров признательности») и вытащил коробку с любимыми Ларисиными трюфелями.
– Саша, ты сведешь меня в могилу! – традиционно «возмутилась» Лариса, увидев конфеты. – Я и так безумно толстая!
«Безумно толстая» на самом деле носила пятьдесят второй размер одежды. Ничего ужасного, но Лариса любила преувеличить. Конфеты тем не менее взяла и унесла в свой закуток. Александр услышал, как зашумел чайник.
– Я действительно на минуточку, Ларис, – сказал он, присаживаясь на стул к ее столу. – Дел много.
– Ладно, на минуточку так на минуточку, – нехотя согласилась Лариса.
Заперев дверь кабинета изнутри (Александр немного удивился этому), она села за свой стол и спросила:
– Саша, ты в курсе, что у нас была комиссия из министерства?
– Кто ж не в курсе? – вопросом на вопрос ответил Александр. – Но, кажется, она уже того… была и сплыла? Или я ошибаюсь?
– Сплыла или нет – еще вопрос, – пожала плечами Лариса, – но вчера мне вернули все истории, которые брались на проверку, и сказали «гуд-бай». Но вот насколько «гуд» будет этот бай для некоторых, я не знаю.
Пауза, многозначительный взгляд, качание головой.
– Ты меня заинтриговала, – улыбнулся Александр. – В числе проверяемых были и мои истории?
– Там было двадцать твоих историй! – понизив голос до шепота, словно кто-то мог их подслушивать, отчеканила Лариса. – Двадцать твоих, Саша, и по одной истории от Блувштейна, Коломыйко и Марыськина!
– Ты шутишь? – не поверил Александр.
– Нисколько, – уже обычным голосом ответила Лариса. – Заставляет задуматься, не так ли?
– Заставляет, – согласился Александр, думая о том, где и как он мог «проколоться».
Подобный интерес на пустом месте не возникает. Подобный интерес всегда имеет под собой определенную почву. Собака зря не укусит, департамент или министерство просто так ни к кому цепляться не станут. Двадцать историй против трех – это именно «цепляться», иначе и не скажешь. Почему? С чего бы такая «честь» доктору Бергу? Вроде бы все им оставались довольны?
Впрочем, быть довольным еще не означает оставаться им всегда. Пациенты могут обращаться к другим врачам, а те могут раскритиковать сделанное Александром. Люди, в большинстве своем, внушаемы, мнение может измениться с позитивного на негативное, нравившееся может разонравиться, и тогда пойдут жалобы в Департамент здравоохранения или выше. Но вообще-то работа по жалобе начинается с затребования письменных объяснений от того, на кого жалуются. Так положено.
Происки конкурентов? Вряд ли… Не такое уж суперсветило доктор Берг и не такие у него конкуренты, чтобы задействовать министерство. Слишком уж… тяжеловесно. Был бы Александр, к примеру, директором Института пластической хирургии и косметологии, тогда еще понятно…
– Ты ж меня знаешь, старую детективщицу, – продолжила Лариса, у которой детективы были не излюбленным, а единственным чтением. – Когда мне дали список историй с номерами, я сразу же заподозрила неладное. То есть не сразу, а чуть позже, когда разложила их по врачам. Ой, думаю, неспроста все это, а три истории от других докторов – всего лишь маскировка или демонстрация ложной объективности. Мол, не под одного Берга копаем, другими тоже интересуемся. Поэтому я пошла на хитрость – вложила в истории других врачей чистые бланки направлений на анализ мочи. Между вторым и третьим листами…
Бланки также хранились в кабинете Ларисы.
– …чтобы проверить – будут ли они вообще открывать эти истории. Если откроют – бланк выпадет, а поскольку он чистый, то его обратно вкладывать вряд ли станут, тем более что я вложила их хитро, отступила сверху ровно на два пальца…
Лариса показала сложенные вместе указательный и средний пальцы.
– Ну, ты прямо миссис Марпл! – восхитился Александр.
– Сравнивать молодую женщину с дряхлой старухой?! – шутливо возмутилась Лариса. – Вот уж не ожидала такого комплимента!
– Я в смысле ума, – уточнил Александр. – Ума и сообразительности. Молодец! Я не ошибусь, если скажу, что все три истории вернулись к тебе с бланками?
– Все три! – сверкнула глазами Лариса. – Их не открывали. Я еще вчера подошла к Карлсону, но он как-то без особого удивления отреагировал на мое сообщение.
– Вот как?
По идее, Геннадию Валериановичу положено было бы удивиться. Он знает что-то, что объясняет подобное поведение комиссии? Тогда почему же об этом не знает Александр? Уж предупредить или хотя бы намекнуть можно было бы, отношения позволяют. Даже более того – в какой-то мере обязывают, ведь Александр работает в клинике «La belle Hélène», и все, что направлено против него, направлено против клиники. Или Геннадий Валерианович просто не успел? Времени не нашлось? Да вряд ли. Две минуты при желании всегда можно найти. При желании? Да – при желании…
– Вот так! – повторила Лариса. – Что ты такого натворил, Саша?
– Поверишь – не знаю, – ответил Александр. – Как гром среди ясного неба, честное слово. Жил – не тужил…
– И геморрой нажил, – закончила Лариса. – Ты будь поосторожнее…
– Буду! – пообещал Александр, хотя и не понимал, в каком смысле надо быть осторожнее.
– Если я что еще узнаю, то сообщу, – пообещала Лариса.
Вернувшись к себе, Александр сел за стол, переложил перед собой чистый лист бумаги, взял карандаш (мягкий карандаш – неплохая замена кисти на работе или в дороге, только он должен быть по-настоящему мягким, 4В или 5В) и начал методично заполнять лист иероглифом «ю», обозначающим яшму.
Вроде бы ничего сложного – три горизонтальные черты, одна вертикальная и точка внизу справа, но все дело в гармонии и пропорциях. Занятия каллиграфией не только тренируют мелкую моторику (весьма ценно для хирурга, чьи движения филигранны), но и помогают сосредоточиться.
Три горизонтальных… Одна вертикальная… Точка…
Что бы это значило?.. Кому это понадобилось?.. Где мотив?.. Странно… Неожиданно…
Странно все… Двадцать историй болезни… Надо бы уточнить, чьих именно… Ну-ка, ну-ка… Опять плохо, точку надо было бы чуть повыше…
Валерианыч ничего не сказал… Считает неважным?.. Боится оказаться сопричастным?.. Забыл?.. Причастен?..
Ознакомительная версия.
