Вчера, пока другого больного отводили в процедурную, «исчез» Козьмин. «Стакан», где он сидел, чего-то дожидаясь, настежь. Мы с контролером идем искать. Тот впереди, я, опасливо, сзади. Вдруг в служебном туалете – шепот. Толкнулись. Туалет крошечный. У умывальника лицом к лицу, между ладонями две ладони в ширину сложить можно, опер Серпухов и Параноик.
Параноик: «Опер отвел меня». Где же им еще беседовать, оперу с шизофреником?! Кафка какой-то! Нашим медтуалетом и зэки-санитары пользуются. Я натыкался на запертые двери. Вопиюще, когда на наши стульчаки садятся сифилитики и вичевые – их туда иногда из сочувствия к нужде (ждут вывода на следственные действия, в суд, «на свиданку») отводят некоторые инспектора.
Наша жизнь с 9 до 16 под стуки в двери, трели звонков с неприятным тембром, словно из фильмов ужасов, крики.
По-прежнему развлекает бывший сотрудник из дома напротив (который с биноклем по окнам шарится). Звонит в УФСИН: «В психушке снова вопят. Кто-то кричит, что его убивают. Контролеры людей пытают…» Замучил старый чекист наших старших.
На входе в тюрьму с сегодняшнего дня обыскивают дважды: за паспортным контролем, как обычно, плюс после получения тюремных ключей. Искали флешки, блютузы – звенели талоны в метро. Металлоискателями лезли в промежность. Позже выяснилось – была однодневная кампания.
04.06.10
Какой-то больной II-го отделения (уточнить кто, Плиев?) возмущенно пожаловался терапевту Лале Викинговне, что за полтора года пребывания в ПБ не видел лечащего психиатра ни разу!..
Вчера Чингис явился на работу в 14.00, в 15.00 я застал его смертельно спящим на стуле в не используемой для приема ординаторской третьего этажа, где мы переодеваемся. Проснувшись, развлекается: «увел» мои тюремные ключи. Смеялся, когда я искал их час. Отдавая: «Надо быть внимательнее, А. В., без тюремных ключей (номерные) вас с работы не выпустят!» Сегодня Чингиса на работе вовсе нет. И все как с гуся вода!
Лала Викинговна: «Родные смеются надо мной: за что же ты так ненавидишь своих больных?!» – «Потому что они – козлы! »
Порочна вся система: больных вырывают на этап, не считаясь, выздоровели они или нет. Приходишь на работу, а ночью больного вывезли. Сестры: «А. В., больной ушел на этап. Напишите эпикриз!» Эпикриз я пишу, но идет он «в стол», т. к. медкарта, куда эпикриз вклеивается, уже пошла вместе с больным по этапу.
Психиатр Грымов, походя: «Наш девиз: бабы и водка!» Кого девиз? Матерых психиатров? Или ох… ших? Грымову 56 лет, он не в лучшей форме, толстый, лысый, нет передних зубов, выбитых инспектором Бутырки.
Услышал по радио: в каком-то московском театре поставлен спектакль на основе дневников Магницкого, свидетельств его родных и адвокатов. Вот бы посмотреть на актера, изображавшего Крабова!
07.06.10
Мохнатый Сергей Фомич, 1954 г. рождения, три высших образования, родом из Уфы, забран в Бутырку с митинга «несогласных» на Триумфальной площади 31.12.09. Меня вызывают на Сборку для его осмотра. Завидев меня, Мохнатый, видя во мне воплощение ненавистной ему Системы, кричит: «Требую уничтожения России с разделением ее между США и Германией по Уралу!» Беру «парня» в ПБ (инкриминируется сопротивление «властям» при задержании: укусил милиционера, что, естественно, отрицает: «Шел мимо митинга к девушке с цветами и шампанским»). С пятницы Мохнатый на Кошкином доме, d/s «Шизоидное расстройство личности, декомпенсация». Был возбужден, помещался в «резинку». На следующий день в машине услышал, как о его задержании вопят правозащитники. Рекомендовал начальнику выписать «от греха подальше». В тот же день выписан. Позже о своем суточном пребывании в сумасшедшем доме Мохнатый будет стыдливо умалчивать.
15.06.10
Дополнение к анамнезу
Уточнение психиатра Грымова: он «жил» на лавочке перед входом в Бутырку не семь лет, а всего полтора года. Остальное время, не мытьем, так катаньем, удавалось перекантоваться в ПБ. С горечью вспоминает, как однажды в два часа ночи мимо лавочки, «возвращаясь с гей-вечеринки», шел пьяный Элтон Трибасов. Я ему: «Почему ты в тепле Кошкиного дома ночуешь, а я на лавочке?» Он:
«Потому что я – начальник». «И почесал дальше, держась за стену, чтобы не упасть».
О выбитых контролером зубах Грымов вспоминает с сардонической язвою: «Дело было зимнее, морозное. У трубы теплотрассы любой хотел быть. Восемнадцатилетние проститутки с Новослободской отдавались за «пятихатки». Драли прямо там (т. е. у входа в тюрьму). Только в день получки. Из-за недостатка средств одну брали на всех. По пьяни, показывая удальчество, контролеры разбивали пустые водочные бутылки себе об голову». Зубы выбиты пять лет назад. Бутырские тусовщики оспаривают прежние версии о драке за место у теплой трубы или «за бабу». Контролер обвинил, что Грымов что-то у него украл. Грымов оспорил. Уточняется и звание и ФИО обидчика: сержант внутренней службы Сергей Тарбеев. «Он ударом кулака не только зубы выбил, но и нос мне сломал!» Тарбееву тогда было двадцать пять лет.
В тот же день Грымов указал мне обидчика во дворе Бутырки. Тот кого-то конвоировал. Предположительно, Тарбеев выбил Грымову передние верхние зубы и клыки. Хотя про последние он шуткою утверждает: «Эти от старости выпали». В седых, опущенных книзу усах Грымов похож на моржа.
Он 30 лет прописан в общежитии на родине в Орле, т. к. это дает ему право претендовать на жилье от УФСИН – стоит на очереди. Женат на медсестре (не первым браком). О детях не знаю.
Про лавочку – неудивительно. Многие приезжие сотрудники вповалку спят между дежурствами в спортзале Бутырки. Я предложил заниматься приемами самообороны в спортзале. Мне: «А ты пойди погляди, что там». Пошел. У людей места чуть больше, чем в могиле. Один от другого отделен чемоданом или рюкзаком. Спят на тюремных матрасах.
Грымов пять раз судим судом офицерской чести, семь раз увольнялся, разаттестовывался и восстанавливался. Крабов (Гиммлер) о Грымове: «Я его спросил, где он диплом купил». Свидетельство самого Грымова за чаем: «Я всегда голодный». Он ждет, когда я допью чай, а потом «дополаскивает» мои чайные пакетики у себя в чашке.
Три врача дежурили в усиление на праздники: Антонина, Алексин, Анжела. Всем троим, бессовестным, пишу «первички» поступившим в их дежурство больным. Еще погоняют! И ждут нового врача, вести их в рай!
Главврач, провинциал, торопыга и путаник, по телефону: «Вы из Царицына? А это какая область?» Смешно до безумия.
18.06.10
Приходило «Бутырское телевидение». Маленькая цифровая камера на штативе. Отечный, второй раз судимый оператор в очках и лейтенант внутренней службы – режиссер. Что за социальное партнерство! Хотели снимать работу. Я отказался по причине «фотонегеничности». «Группа» ждала терапевта. Два сумасшедших «актера» были заготовлены в «стаканах».
Терапевт Лала постеснялась или побоялась, что «козлы» потом на улице опознают, сочтутся «за лечение». ТВ-группа ушла, несолоно хлебавши.
Тюрьма – самодостаточное государство. За каменным «занавесом» и пекарни, и транспорт, и связь: «Липецк! Липецк! Я – Тамбов!», и ТВ. Роль тюрьмы в тюрьме играют карцеры.
Освободившись, бутырский оператор перегнанные на DVD материалы местного ТВ кому-то «впарил» за деньги или вложил в Интернете. Была история.
21.06.10
Сразу после дня медработника вышел на работу психиатр Юлий Александрович Вражный. Отставной вояка. Сначала институт в Нижнем. Завершал в военной академии. Служил семь лет в Мурманске на подлодке, где будто бы был контужен. Говорит громким голосом, практически кричит. Далее служил врачом в крымском санатории. После распада СССР ему было предложено принять присягу Украине, что и было сделано. Я цинично: «В санатории много баб поимели?» Он: «Как можно, А. В., это же нечестно!» Познакомился в Крыму с отдыхавшей там полькой. Уехал к ней. Жил два года, выучив польский и немецкий. Знает и английский. Акцент еще тот! Пытался подтвердить диплом в Польше. Полька вытурила. Вернулся в Россию. Живет у разведенного брата в Мытищах: «Брат работает в страховой компании на Лесной. Алиментов только двадцать пять тысяч платит!» До психиатрии (имеет сертификат врача-нарколога) был аптечным промоутером: хорошо знает цену лекарств. Вражный, мягко говоря, странен: «Почту за честь работать в Бутырке!» У больных его прежде интересует уголовная статья. За громкую речь он получит у нас кличку – Контуженный, у больных и зэков – доктор Зло: за короткий срок в его дежурства умрет шесть больных. Мы с начальником будем спорить о его диагнозе. Алексин: «Шизофрения». Я: «Скорее – умственная отсталость».
23.06.10
От «ломки», жажды и голода вопит, скулит, поет гулящим псом, воет защемленной кошкой прикованный за руки и ногу к кровати в 466-й камере наркоман Ставропольский Леонид Ольгович. Ему «с вязок» не видно, что в отделении никого нет, кроме не имеющего камерных ключей меня. Я не могу войти и подать ему воды и хлеба. Обедом беднягу обошли, и он вопрошает в воздух: «Вы знаете, что такое жажда? А голод?» Тишина. Лишь безумец Талайбеков запыхался биться о стенки «резинки»: «Пустите в аул!» Отделение спит послеобеденным русским сном.
