Ознакомительная версия.
Думов вместе Шутягиным отправились к знакомой медсестре немного привести себя в порядок, Федька, громко чертыхаясь и едва остановив лившуюся ручьем кровь, поймал тачку и, сунув таксисту десятку, укатил один. Мачилов, испугавшись сепсиса, сразу же отправился в городскую больницу и сказал там, что его порезали неизвестные…
Так суд бесов над создателем стал судом создателя над бесами, созданными им.
4.
Сцена скалыХотя в Городе стояла только середина мая, сделалось по– летнему жарко. Смельчаки уже искупались в освободившейся от зимы воде Бечары; многие загорали на пустынном еще пляже или на дачных участках, готовых к летнему периоду еще с марта. Люди стали на месяц добрее, кавалеры – вежливее, а девушки – покладистей. Однако события в городке шли своим непростым чередом. С арестованных по делу Лассаля подростков было окончательно снято обвинение, давившее их души с марта месяца. Могучий Кузин все же победил в межведомственной борьбе поникшего Рамина и взял дело Лассаля в собственные руки.
Для допросов были вызваны круговцы Мачилов и Думов. Первый все отрицал, даже очевидное. Захар же, морально сломленный еще в марте, не выдержал и рассказал почти все, что знал – и о Круге, и об убийстве студента… Бросились на поиски Наркизова и Кораморова, но не нашли их. Тогда начальник ОХРа обратился к Тазкову и выше стоящей инстанции с прошением "навести порядок в университете", тот согласился. Ректора Протухова отстранили от дел, Савостиков ушел сам, а декан Титоренко неожиданно "присел", несмотря на дружбу со многими влиятельными людьми… Оказалось, что он давно и увлеченно занимался взяточничеством и вымогательством за не вовремя сданные сессии. Рамин и Нырков кинулись было к Тазкову за объяснениями, но вернулись ни с чем… Дело зашло слишком далеко: из Москвы прибыла Высокая комиссия, в ее составе был и сам Иван Шупкин, высокий роскомресповский боярин. Тазков понял, что дни его на посту мэра Города сочтены…
Пока Высокая комиссия занималась делами городского начальства, круг вокруг Круга неумолимо смыкался. Начальник ОХРа, решив, что он теперь высшая власть в Городе, задержал всех студентов, более или менее связанных с круговцами. В их числе неожиданно оказался и Влас Кобельков, и даже глава киников Поликарп Брюхенфильд… «Рыжий пар» тут же откликнулся на все это статьей Вити Плиева «И это страна великого Пушкина?» плюс поэмой Подзипы «Опущенная страна», начинавшаяся словами: «Ах, зажрались вы, красоловчики! Не пустить ли Вас, братцы, на косточки…». Журнал немедленно закрыли, Витю вызвали в ментуру и надавали по шеям… Однако поискам Гарри и Силыча все это не помогло.
Дом Савла оказался пуст, а Силыч пустился в бега сразу после майских праздников… Гарри Всеволодович, однако, и не думал скрываться. После сцены в доме Савла он все окончательно решил для себя. Шерстова сама нашла его и предложила пожить на заброшенной даче ее знакомых, находившейся по ту сторону озера. Знакомые укатили куда-то отдохнуть на месяц, а Шерстова присматривала за дачей и подкармливала там бродячего кота Кузьку. Гарри, понимая безвыходность ситуации, согласился.
Скоро Шерстова узнала от него все обо всем… Она долго плакала и умоляла его скрыться от властей. Но Наркизов только кривил лицо и отвечал девушке, что от Бога спасения нет, да и незачем… Как-то у них произошел странный разговор.
– Почему ж ты так поступил, Гарри? Ведь был и другой выход, разве нет… – говорила ему Шерстова.
– Конечно, был, – отвечал создатель. – Я все делал необдуманно в этой жизни,
так что и винить-то некого.
– Так почему ты пошел на это, почему ты не унял своих круговцев!
– Теперь эти «почему» просто смешны, – заметил Наркизов. – Выхода уже нет, кроме одного… Я оказался негодным пророком, вот что главное!
– Еще есть выход! Я сама, конечно, тебе совсем не указ. Но ты должен пойти в ментуру и все рассказать Виктору Ильичу Рамину.
– Почему именно Рамину, – удивился Наркизов.
– Он нормальный мужик, раньше мы соседями были, я с дочерью его дружила… – убеждала его Лена. – Подскажет, как лучше выбраться!
– Да нет, выбраться не получится, – хохотнул создатель. – Коготок увяз, тут и птичке конец.
– Перестань, я же люблю тебя! На каторгу за тобой пойду…
– О чем ты говоришь, – создатель все более раздражался. – Какая у нас в Роскомреспе каторга? Ты что же думаешь…
– Прошу тебя, сделай хотя бы раз, как тебе говорит женщина… любящая тебя женщина! – настаивала Шерстова.
– Знаешь, мне один сон часто стал сниться, – заметил создатель.
– Какой сон, о чем ты?
– Послушай! Будто я стою возле огромной красивой реки, стою на каком-то холме, все хорошо вижу… В руках у меня почему-то палка или посох какой-то… Какие-то люди копошатся внизу, что-то кричат мне, зовут: я должен к ним спуститься! Но когда я начинаю спускаться, люди исчезают – один за другим. Просто исчезают, будто и не было их. И вот я стою внизу, то ли один, то ли с кем-то вдвоем, людей нет – река совсем рядом, лес близко, но не чистой водой и промытым воздухом пахнет. Нет! Какой-то запах серный, неодолимый до отвращения со всех сторон… Я смотрю себе под ноги, а там – клокочет поток, мутный, кровавый, грязный. И в руках у меня не палка уже, а оружие: то ли меч, то ли ружье… Просыпаюсь, а видение будто замирает.
– Волнуешься ты, совесть тебя мучает, – объяснила все Шерстова.
– Ну да, совесть, конечно, – махнул рукой Гарри. – Куда нам без нее…
– Ты подумай, я сама к Рамину могу сходить. Какая-никакая, а сбавка за добровольное признание будет, – настаивала Шерстова.
– Подумаю, как же, – создатель покачал головой и ушел в домик.
Последние два дня создатель подводил итоги своей жизни и что-то писал по ночам при свете трех свечей, так как электричества на даче не было. Ласковую Шерстову он успокаивал, как мог, и советовал выйти замуж за Кобелькова, за Тууса или за кого-нибудь еще… Лена плакала и просила его, если он не послушает совета, никуда не уходить без нее. Он отказывал ей вежливо, но непреклонно. Майские дни быстро уходили, уж близился июнь, предшественник месяца великого Юлия.
В последний день своей земной жизни Наркизов с улыбкой на устах вышел вечером из домика и, попрощавшись с удивленной подругой, возившейся на огороде, медленно двинулся по направлению к озеру. Было не очень жарко, на часах примерно девять вечера. Лена хотела было пойти с ним, но он страстно попросил оставить его сегодня в покое. Шерстова послушалась, хотя жуткая тоска вдруг сжала ее сердце. Создатель был одет очень легко, даже для этого последнего дня мая – в темную майку с коротким рукавом с изображением «Тайной вечери» Леонардо и светлые холщовые брюки.
Гарри быстро миновал редкий лесок, который отделял дачный поселок от озера, и, не обращая внимания на "клейкие зеленые листочки", блестевшие со всех сторон, быстро зашагал по направлению к скале, которую он давно присмотрел. Скала нависала над Бечарой как огромный сфинкс, с нее можно было разглядеть весь этот ужасный город. Скользя подошвами легких туфель по влажным камням, Гарри забрался на самый верх и спокойно закурил, стоя на краю обрыва. Галерея странных образов пронеслась перед ним: Гамлет, Цезарь, почему– то Достоевский с худой бородою, Наполеон, Сталин и еще кто-то – громадный, в красном плаще и с огромным мечом в руке. «Кто же это?» – удивился создатель, но не смог припомнить.
Сигарета, докуренная лишь до половины, выскользнула из пальцев Наркизова и понеслась вниз, к темной воде… Сердце его бешено колотилось, он припомнил Иисуса: «Да минет меня чаша сия!» Нет, видимо, не минёт. Наркизов сел и задумался. Следовало дождаться темноты… Было уже около одиннадцати. И хотя тьма еще не покрыла землю, начавшийся дождь сделал окрестность скалы непроглядной. Возле создателя пронеслась какая-то парочка, спасаясь от небесной воды. Ему вдруг показалось, что это были они – Лассаль с Люсиль. Но он тут же отверг это нелепое и спасительное предположение.
Земля заблестела, отсвечивая грязным золотом… Огромное бушующее море расстилалось перед ним. Создатель встал и подошел к обрыву вплотную. Перекрестившись и сорвав с себя испорченный крест придуманной им религии, которая никого не спасла, он взмахнул руками и неловко прыгнул вниз… Семнадцать метров пустоты создатель летел совсем спокойно, со своим рвущимся от напряжения сердцем… Хотя оно еще билось – и потом, когда в полете он несколько раз крепко ударился об острые выступы Скалы, сильно раскроившие его тело, и после, когда он, окровавленный и разбитый, пал в темные волны Бечары.
Искрящиеся его кровью волны в последний раз показали миру еще живой, измученный и странный лик создателя и унесли его с собою – в ту страшную бездну, откуда еще можно извлечь мертвое тело человека, но никогда бессмертную живую душу человеческую… И это только вечная истина вечной жизни. Прощай, создатель.
Ознакомительная версия.
