Ознакомительная версия.
Не успел
С.П. Королёв ни разу не был в одном из ведущих отделов своего КБ, 27-ом отделе Б.В. Раушенбаха.
В комнате одинаковые однотумбовые столы. Обстановка обыденная, а люди – диковинные. Теоретики – черти проклятые, не люди – лошади, вундеркинды, недочеловеки, упыри. Она работает с ними второй год и всё никак не может привыкнуть.
– Ты знаешь, что такое думпкар?
– Конечно, знаю. Я ведь вообще очень многое знаю и, разумеется, про думпкар.
– Уверен, ты ошибёшься.
Опять пошло-поехало. И как у них только получается? Болтают, несут нивесть что, а между тем делают такое, без них не выдумать и никогда не ошибаются.
– Ты скажешь что-то не то.
Сейчас они уйдут на совещание, и там в кабинете зама главного разговор у них пойдет так быстро и слажено – не понять со стороны. А потом вернутся сюда – шутить или звонить Георгию Абрамовичу[5], уставшему от их фантазии и острот.
– Скажи, что знал и забыл, – не выдержал Аркадий Взоров, застёгивающий секретный портфель, но они не обратили на него внимания.
– Я ещё в школе знал.
Видонова зажала уши. Сейчас они уйдут, и в комнате сделается тихо, и тогда она посчитает расходы, но сначала немножечко посидит в тишине. Расходы… Какое нелепое слово. – Сегодня все её раздражало. – Расходы, какие расходы, когда речь идёт о топливе межпланетной станции. И топливо… Топят им что ли? А тяга реактивного двигателя… Тяга к чему?
В отделе их называют теоретиками, но разве что Пухов и Гаушус парят в высотах теории, а вот она с Аркадием «на подхвате» – в цех сбегать или инструкцию расписать (говорят: раздраконь) или расходы посчитать (и обзывают за это старым расходомером). Им ещё повезло. Одни занялись пилотируемым полетом на Марс. Точности измерений с Земли не хватало, и они выдумывали свою автономную навигацию. Другие заболели Луной, а им осталось обыденное – обыкновенный орбитальный корабль.
– Ну, хорошо, отвечай.
– Я знаю, что такое крейцкопф.
Сегодня с утра позвонили из КИСа[6]. Откуда могут ещё? Другие звонки до обеда воспрещены. Исключение – КИС и сборочный.
– Аркадий, живо.
Она взяла параллельную трубку. Если бы административный ураган разметал внезапно порядок на фирме, а потом его заново стали бы складывать, многое бы поменялось – сектора, лаборатории, но неделимыми атомами отдельской структуры остались бы группы, ведущие объект. Они с Аркадием повиты одной веревочкой, и что касалось Аркадия Взорова, задевало и её.
– Аркадий, живо сюда. Бросай свои формулы.
– Я и собрался, только в другую сторону.
– Без смеха.
– Я тебе лучшего специалиста пришлю. Как я, но чуточку получше меня.
– Знаю, – сказали в трубке с досадой. – Ты эту самую свою пришлешь, что из спектакля «Девушка и смерть». Она мне напоминает смерть.
Видонова опустила трубку. Когда это только кончится? Да, у неё бледное лицо. Она представила себя со стороны: худенькая, бледная, на затылке хвостик волос, и в институте её называли мышонком, любя.
– Собирайся и ступай в КИС.
– Ни за что.
– Родина требует, Инуля.
– Аркадий Леонидович, вы же сами знаете, хождения в первую половину дня запрещены. Вчера записали Зыбина.
– Ну, в виде исключения.
– Вчера проторчала в КИСе, а этот бригадир…
– Руководитель комплексной бригады, – поправил Аркадий Взоров. Бригадир – что-то сельскохозяйственное.
– Уж очень много он на себя берёт: я сказал, я посмотрел… Не верю, говорит. Где это записано? Промыкалась весь обед. Бегу, думаю, как бы в столовую успеть. Успела, грохнулась с подносом на стол, а через пару столов Виктор Палыч собственной персоной. Так и промучилась весь обед.
– Представляю, – улыбнулся Взоров, – Ты ему – здравствуйте, а он: объявляю вам выговор за обед в рабочее время. Объяснила бы.
– Так, он не спрашивал.
– Инуля, надо.
– Но у меня расходы…
– Ты же – умненькая, и убери стол.
Минуту в комнате теоретиков стояла необычная тишина, и стали слышны шаги в коридоре и голоса, и среди них громкий экономиста и плановика отдела – Ольги Григорьевны.
– Я больше так не могу, – сказал поднимаясь Аркадий Взоров и запихивая бумаги в портфель. – Словно я тысячу лет прожил и всё наперед знаю. Сейчас войдет Ольга Григорьевна и спросит про табель.
Дверь в комнату теоретиков резко распахнулась и появилась Ольга Григорьевна, невысокая, полная, в шапке курчавых волос.
– Видонова, у вас опять не заполнен табель, – с чемоданом, набитым планами, она быстро и мягко двигалась по комнате, огибая расставленные столы. – Заполняйте и несите в табельную. Где ваше начальство?
Но никто из теоретиков, как их здесь называли, и не подумал поднять головы. Мыча под нос замысловатую мелодию, писал свои закорючки Гаушус. Писал он их на разных случайных клочках бумаги, а затем причесанные и приглаженные они попадали в отчеты и удостаивались строгих академических страниц. Смотрел на просвет свои перфокарты Пухов. Телефоны пока молчали.
– А что, – спросил с запаздыванием Гаушус, – премия?
– За что премия? – оживился Пухов.
– Настоящая премия, – поинтересовался Аркадий Взоров, – или как в прошлый раз?
– Какая премия? – взорвалась наконец Ольга Григорьевна, – У вас невыполнение плана.
– Не может быть, – покачал головой Гаушус, – мы ничего не планируем.
– Начальство планирует.
– И обратитесь к нему.
– Где ваш начальник сектора?
– Вышел.
– Кто вместо него?
– Вы же знаете, Ольга Григорьевна, согласно приказа Главного заменить отсутствующего начальника может только вышестоящее лицо.
В разговоре Главного конструктора обычно не называли полностью, а только с другими официальными словами, например, график Главного конструктора или приказ Г.К. Называли чаще по фамилии, по имени-отчеству или сокращено СП.
– Когда вы станете относиться по-настоящему?
– Это что-то в районе пенсии.
– Я буду жаловаться, – пушок над верхней губой Ольги Григорьевны возмущенно вздрагивает.
– Пожалуйста, ну, уволят нас, Ольга Григорьевна, ещё раз.
После обеда у теоретиков приступили к уборке столов. Завтра короткий предпраздничный день. Забежит второпях начальство, поздравит с праздником. С его уходом теоретики, ожидая комиссию, засядут за шахматы. Она станет ходить по комнатам, и пожарник в длинной шинели, ища окурки, будет заглядывать в мусорные бачки. Затем комнату опечатают, а их отпустят по домам. За проходной другие скинутся по рублю, чтобы отметить праздник в «рабочем порядке», а теоретики неловко попрощаются, потому что всё у них не как у людей. Вот прибористы ведут себя солидно, накрывают карандашной калькой стол, и расставляют на нем домашние разности. Даже в цехе задумали пельмени, и вчера не стесняясь Видоновой спорили: по сколько пельменей на человека, по тридцать пять или по сорок штук? А что? Разве в праздник нельзя собраться, потанцевать? Нет, они улыбнутся, пожмут друг другу руки и разойдутся по сторонам.
Убирался каждый по-своему: Эрик Гаушус смахнул все разом в бумажный мусорный мешок. А Пухов сначала тщательно собрал свои ролики и перфокарты, затем небрежно запихнул их в набитый шкаф и довольный уселся перед Видоновой.
– У тебя удивительно удачное место, – сказал он.
Она отложила расчёты. Она им завидовала. У них в головах точно тысячи ящичков. Открываются нужные: открыл, достал, задвинул обратно. А она боялась ошибиться. «Запомни, – говорил ей Аркадий Взоров, – ты – лицо юридическое. За каждой цифрой твоей – статья, и не в газету, а с суммой лет срока отсидки». Она боялась ответить сразу на вопрос и говорила: минуточку. А вот Аркадий мгновенно отвечал.
Каждый раз, когда она шла на работу, в голове ее были важные и серьезные собственные дела, но стоило ей дойти до места, и они улетучивались, становились маленькими, ненужными, отступали на второй план.
– У тебя замечательное место, – нес околесицу Пухов, – согласно данным современной науки и правилам ПВО. Там от двери – зона дальнего обнаружения…
Милый Пухов – розовый пончик, застенчивый и наглый. Она постоянно боролась с ним. Он признавал только точенные карандаши и сорил ими повсюду. Может, он – просто уверен в себе, как меченные натуры.
– …а здесь ближнего, и когда подходят к тебе, ты уже командуешь: взрыватель осколочный, заряд уменьшенный, по-батарейно, ор-ру-дие!
Подошёл Взоров:
– Инуля, посчитала расходы?
– Когда? Я после работы задержусь.
С звонком комната теоретиков опустела. «Эти теоретики не могут минуты пересидеть», – говорят о них, а она с Аркадием постоянно задерживались. Только жали на кнопки часов задержавшиеся шахматисты, да ковырялась в расчете Видонова и Аркадий Взоров листал скопившиеся бумаги.
– Хорошо, что я вас застал, – как всегда бесшумно возник в дверях заместитель начальника отдела Воронихин.
– Если бы я знал, Виктор Палыч, – улыбался и краснел, как всегда, Аркадий Взоров, – что вы меня ищете, вы бы меня не застали.
Ознакомительная версия.
