У Пьера она ничего не спрашивала. Сказала ему тихонько:
– Ты выиграл. Останешься жив – проявлю обещанную щедрость.
И тоже что-то ему шепнула.
Пьер выстрелил первым. Толпа ахнула, но Ржевский не покачнулся. Хотел только подкрутить привычным движением свой ус, но передумал и поднял пистолет. Потом вскинул его вверх и выстрелил.
На следующий день принцесса пошла под венец. – Прекрасный выбор, – сказал ей полицмейстер.
Нет повести печальнее на свете…
ОНА отличается. Красивой одежды и косметики ей мало: где-то между нижним бельем и телом она надевает несколько бронированных листов, которым позавидовал бы Т-34. Она никогда не жалуется. Она ко всему готова. Она даже слабости свои измеряет в граммах, прежде чем кому-то их продемонстрировать. У неё самая лучшая семья на свете. Самый лучший муж. Самые лучшие дети. Самый лучший супружеский секс.
На работе, ничуть не меняясь в лице перед коллегами, она заводит в Интернете лёгкие интрижки, которые её забавляют: мужчинами очень легко играться, они этого только и ждут.
Она безупречна, как Мэри Поппинс.
– Мужчины, конечно, забавны, но тупы, – говорит она, позёвывая. – А в большинстве своем скучны и примитивны.
ОНА неотвратимо стареет.
ОН из тех, про кого говорят: «умеет жить». Не скрывая своего возраста, выглядит на сколько хочет. Одеваясь подчёркнуто небрежно, имеет успех у женщин любого круга. Курит тонкие сигареты и по вечерам взбивает коктейль из mp3-файлов для своего плейера. С работой справляется настолько играючи, что временами создается впечатление, что он бездельник… пока не увидишь, с каким увлечением он умеет делать свою работу. Опаздывает редко и всегда элегантно. Язык имеет острый, как наконечник боевой стрелы. С подругами умеет болтать, с друзьями – пить и философствовать. И – главное – из любого занятия может устроить праздник: он даже стрижется в салоне у любовницы, а зубной врач сам рассказывает ему анекдоты. ОН несчастлив.
ОНИ не доверяют прошлому и страшатся будущего, зато умеют из своего настоящего сделать красивую сказку для других. Им завидуют. Они умеют смеяться.
ИХ совместное прошлое – тайна.
ИХ совместное настоящее – QIP.
ИХ совместное будущее – чистый лист и перо с засохшими чернилами.
ОБА знают, что созданы друг для друга.
ОБА страшатся этого.
ЕГО зовут Ромео.
ЕЁ зовут Джульетта.
Они выжили, им за 30…
По случаю такой темы работаю публично, распаковав старенький КПК «Jornada 720», который мне недавно подарил в Киеве хороший человек по имени Паша.
Почему здесь? Дешевые вкусные «хот-доги», столики на балкончике, где можно курить, бесплатная добавка кофе без ограничения… Но не это, конечно, главное, а то, что здесь постоянно тусуется молодежь, и красивых попок (женских, естественно) всегда в достатке. Вот сейчас, прямо по курсу моего взгляда – если поднять его над монитором – красуется достаточно характерный экземпляр: ниже кофточки с капюшоном – голая спина до самой межъягодичной ложбинки, которая переходит в джинсы с заниженной талией. Мода эта оказалась удивительно живучей на радость мужским взглядам и девушкам с красивой талией, и не проходит даже тогда, когда на улице холодно, – вот как сейчас. Невольно вспоминается Пушкин, воспевший стройные женские ножки… Ныне он, коли был бы жив и так же молод и певуч, наверняка воспевал бы не их, а животы с открытыми всеобщему обозрению пупками и конечно их: попки с открытой ложбинкой, с затейливыми разноцветными мини-бикини. Ах, ну почему я не поэт? Воспел бы обязательно!
Однако следует признать – нет, не поэт, и исходить из этого обстоятельства как данности.
Мне хочется, в связи с этой модой, обратить ваше внимание вот на что: на то, куда – вольно или невольно – фиксируется ныне мужской взгляд при знакомстве с девушкой. Куда? Правильно: не на лицо, и не на грудь, и даже не на ноги, а чуть ниже центра: на живот, если смотришь спереди и именно туда – на попку, если случится заглянуть с кормы, как мне сейчас. По сути – на сексуальный и энергетический центр.
«И что, собственно, это значит? – спросите вы. – Женщины всегда занимались чем-то подобным в меру сил и возможностей, им дай волю – еще и не такое покажут…».
Да, я тоже думаю, что это не предел, но в данном случае речь не об этом, а о том, что это формирует (невольно, конечно) «осматривание» этого мира совсем другими точками тела. Если нечто, доселе закрытое, начинает открываться, то оно имеет эффект «третьего глаза»: не только мы наблюдаем за ним, но и оно, несомненно, тоже за нами наблюдает!
* * *
…Бросив беглый взгляд ниже поясницы девушки, которая только что вошла и села прямо передо мной, я уже вздрогнул, а присмотревшись (с немалым усилием воли заставив себя это сделать!) пришел в ужас: наверху ягодиц были вытатуированы глаза: тёмные, выразительные, они подмигивали мне складками кожи.
…Казалось бы – ну татуировка, ну несколько необычная… ну и что, собственно? А то, что я понял: они ЖИВЫЕ, они смотрят на меня с непосредственностью ребенка, изучающего мир.
Мне сейчас совсем не по себе, и знаете, чего мне сейчас больше всего хочется? Угадаете?
Больше всего мне хочется встать и посмотреть этой девушке в глаза. В её НАСТОЯЩИЕ глаза.
Пожалуй, я рискну это сделать.
…Знаете, выкурил почти целую сигарету, прежде чем решился продолжить этот текст. Я встал с пустой кружкой кофе и сходил на первый этаж, чтобы вновь её наполнить. А на обратном пути к своему столику взглянул ЕЙ прямо в глаза, в её настоящие глаза, а после этого сел и задумался.
Сейчас, сейчас скажу. Надо сформулировать поточнее.
Как бы это сказать правильно?.. А… скажу как есть!
Ребята, у нее НЕНАСТОЯЩИЕ глаза.
Настоящие там, на её красивой попке.
Маленькое создание женского пола смотрело на меня глазами, наивными до нелепости.
Вопрошало:
– Скажите, а вы настоящий хиппи?
На неё явно произвели впечатление мои стоптанные говнодавы и рваные джинсы.
– Во втором поколении, – соврал я. – Видишь эти джинсы? В наследство от папы достались.
Зелёные омуты по обе стороны от переносицы засветились от восхищения.
– А как вы стали хиппи, расскажите мне. Пожалуйста! Или вы им были всегда – с самого детства?
– Не всегда, – отвечал я ей, выдумывая на ходу историю позаковыристее. – Меня воспитывала бабушка: женщина очень строгих нравов и железного характера. Мама с папой в то время жили в Индии…
– Ах, в Индии…
– Ну да. Там они и умерли. Оба.
– Боже! Как это случилось?
– Говорят, отравились чем-то… От мамы только фенька мне в наследство досталась, – я продемонстрировал правое запястье, – а от папы – вот эти джинсы. Он их бабушке постирать оставил, да так и не вернулся…
Из зелёных глаз потекли слёзы. Это добавило мне вдохновения.
– А я вырос обычным мальчиком. Закончил школу, потом политехнический институт, стал обычным заурядным программистом, работал в фирме…
Она сочувственно кивала.
– Жизнь такая довела меня до того, что я пытался покончить самоубийством. Меня лечили…. А потом я приехал к бабушке и наткнулся на чердаке вот на эти самые джинсы. Надел их…
– И сразу стали настоящим хиппи?
Я вздохнул и неожиданно признался:
– Нет, не стал. Пороху не хватило. Так, тусуюсь иногда. А вообще по-прежнему тяну лямку программиста. Даже на повышение пошел: вот-вот стану начальником отдела.
Сказал – и зажмурился. Вот сейчас я упаду в её глазах… Посмотрит на меня с презрением…
Но не угадал: два колодца смотрели по-прежнему сочувственно.
– Вот и у меня не получается. Езжу автостопом, тусуюсь, к сексу совершенно спокойно отношусь… И при этом нутром чувствую: что-то не то, не рождена я быть хиппи. Эх, да что там… Даже от охраны никак не избавлюсь…
Она махнула куда-то назад, и я разглядел в толпе двух мужиков с каменными лицами.
– Телохранители?
– Они, – она горестно вздохнула.
– А ты кто? Дочка миллиардера? Нефтяного магната?
– Не, я принцесса.
– Настоящая?
– Настоящая.
Теперь пришла моя очередь посочувствовать:
– Бывает…
– Значит, – она улыбнулась сквозь слезы, – значит, это тебя не смущает?
– Ничуточки!
– Значит, ты и есть настоящий хиппи! – сказала она уверенно. – А программист – это так, временно… Хочешь… Хочешь, я тебя… в своем самолете прокачу?
– Хочу!
– И полетишь со мной в Куршевель?
«Фу, как пошло», – подумал я, но вслух ответил:
– Полечу!
И решил, что обязательно скажу ей правду не раньше, чем через неделю. Если ей сказать прямо сейчас, что я и есть тот самый принц крови, с которым она обручена с пяти лет, обязательно обидится и пошлет куда подальше. Принцессы – они такие. Капризные и обидчивые. Мне ли не знать?
То, насколько я давно не мылся, осознаю только в тот момент, когда захожу в сверкающий металлом современный лифт и там застываю со своим рюкзаком в руках, рядом с двумя дамочками. Те благоухают сложной смесью косметических средств и делают вид, что не замечают меня, а я просто явственно чувствую, как вокруг меня сгущается облако, концентрирующее в себе мой запах – запах дороги, пота и давно не мытого тела.
