Александр Ахматов - Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман

Ларисса, мать Ювентины, незадолго до смерти попыталась уговорить Аврелия, чтобы тот устроил девушку в школу танцовщиц. Это была ее заветная мечта. Она думала, что такой красавице, как ее дочь, со временем удастся заработать нужное количество денег для выкупа на свободу. Она знала, что актерам и танцовщицам даже в неволе часто перепадают деньги и подарки. Но Аврелий и слушать ее не захотел, лишь грубо выбранил.

Мать заболела и умерла, не дожив до весны. Ее похоронили на фамильном кладбище Аврелиев у дороги, ведущей мимо Альбанского озера к Ариции. Ей было всего тридцать четыре года…

Рим встретил Ювентину сильнейшим проливным дождем. Первой, с кем познакомилась и подружилась она в доме Аврелия, была двадцатидвухлетняя гречанка Береника, уже мать двоих детей. День выдался прохладный. Ювентина и ее спутники долго шли под дождем, пока добрались до города. Береника, несомненно, спасла ее от простуды. Прямо с порога она увела ее на женскую половину дома, помогла снять с нее промокшую насквозь одежду и закутала в свой теплый плащ. Говорила она почти без умолку. От нее Ювентина сразу узнала, что господин весь в заботах, так как готовится к Аполлоновым играм, что долгое время бога Аполлона чтили одними конными состязаниями в Большом цирке, потом к ним прибавили различного рода сценические представления на радость поэтам-трагикам и актерам, которые получили дополнительный заработок, но вот недавно сенат принял новое постановление, чтобы на всех праздниках, посвященных бессмертным богам, были также и бои гладиаторов.

Наутро Береника отвела Ювентину к домоправителю. Тот приказал обеим плести венки и гирлянды из цветов и пальмовых листьев. За работой Береника объяснила новой подруге, что венки и гирлянды нужны для украшения гладиаторской столовой. В ней по установившемуся обычаю накануне игр всегда устраивалась так называемая «свободная трапеза». Береника говорила, что это была искупительная жертва всем бессмертным богам, приносимая содержателями гладиаторских школ за то, что они обрекают на смерть людей. А может быть, добавляла она, пиршество имело целью как-то отвлечь гладиаторов от напрасных переживаний перед неизбежным и тем самым поддержать их боевой дух.

На следующий день дом Аврелия на Этрусской улице словно вымер, там остался один привратник. Всем остальным, рабам и рабыням, ланиста приказал отправляться в школу на Квиринал – одни из них должны были помогать поварам на кухне, другие прислуживать за столом будущим героям арены.

Ювентина по пути туда выслушивала наставления Береники.

– Обязательно найди себе среди этих головорезов кого-нибудь одного поприличнее, – говорила она. – Тебе это легко будет сделать: ты девушка хоть куда, никто не откажется взять такую к себе на колени. Только не вздумай ломаться или привередничать с тем, кого выберешь, – смелей подставляй ему губки и поприлежнее смотри ему в глаза, словно ты в нем души не чаешь. Для них это, что бальзам на раны: сразу воображают себя отрадой и мечтой всех девушек. На ласку всякий лаской отвечает. Знай одно: тебе свой защитник нужен в этой гурьбе молодцов, иначе будут хватать тебя все подряд, а там есть такие, что любят сделать девушке больно, особенно те, которые не очень надеются вернуться живыми с арены. Они чувствуют, что для них cena libera279 – последняя трапеза. Вот и срывают зло на беззащитных рабынях. Уйдешь от такого вся в слезах и синяках. Так что лучше держись ко мне поближе, а я подскажу тебе, кому нужно состроить глазки…

Школа Аврелия была расположена в северо-восточном углу города, близ храма Фортуны Примигении, неподалеку от Коллинских ворот, и занимала участок не менее двенадцати югеров, примыкавший к укрепленному валу, по гребню которого проходила городская стена. Аврелий, расширив свое заведение, доставшееся ему в наследство от отца, задумал построить здесь многоэтажную тюрьму с сотнями камер. Строительство ее уже шло полным ходом, но пока ланиста использовал старые полуподземные эргастулы, в которых можно было содержать от четырехсот до шестисот гладиаторов. Еще около трехсот учеников (главным образом новичков) ланиста разместил в подвалах строившегося здания.

Трапезная для гладиаторов находилась поблизости от ограды школы, тянувшейся вдоль Фортунатской улицы, как ее называли со времени постройки здесь упомянутого храма Фортуны.

Храм Фортуны Примигении был построен по обету, данному консулом Публием Семпронием Тудитаном280 во время Второй Пунической войны. Долгое время эта часть Квиринальского холма почти не застраивалась. Этим и воспользовался отец Аврелия, выбрав это место для постройки своей гладиаторской школы.

В дни «свободных трапез» гладиаторскую столовую шутливо называли «триклинием» и старались придать ей праздничный вид: украшали цветами столбы, подпиравшие двускатный навес над ней, набрасывали на грубые закопченные столы и скамьи покрывала, приносили бараньи шкуры, подушки, циновки, на которых гладиаторы могли развалиться и пировать почти с таким же удобством, с каким римские богачи веселились в своих роскошных триклиниях.

На это застолье гладиаторов приходили и завсегдатаи общественных зрелищ, состоятельные бездельники, занимавшиеся тем, что во время игр делали крупные ставки на сражавшихся бойцов точно так же, как при заездах колесниц в цирке. Общаясь с гладиаторами накануне перед боем, они получали возможность поближе познакомиться с тем или иным из них, узнать, сколько раз он выступал на арене, как он держится, не сковывает ли его страх перед завтрашним днем, другими словами, убедиться воочию, в какой мере можно рассчитывать на его силу и отвагу, стоит ли из-за него рисковать своими деньгами и биться за него об заклад.

Береника рассказала Ювентине о своем возлюбленном, непобедимом Сатире, который и собой недурен, и нравом не какой-нибудь варвар, и с которым ей вообще так хорошо, как не бывало прежде с другими гладиаторами, которых, каждого в свое время, у нее похитил неумолимый Орк.

– Вон он, смотри туда!.. Видишь, сидит, мой голубь, с завитыми волосами и с золотой серьгой в ухе, – улучив момент, шепнула она подруге, когда они уже бегали с подносами в руках вдоль длинного ряда столов, за которыми, украсив головы венками, пировали гладиаторы, окруженные своими поклонниками и даже поклонницами из свободного сословия.

Ювентина посмотрела в ту сторону, куда показывала Береника, и увидела этого знаменитого гладиатора, который, по словам гречанки, выдержал несколько десятков боев и ни разу не был побежден.

Сатир полулежал за столом на скамье, покрытой бараньими шкурами. Рядом с ним расположился уже известный Ювентине управитель школы Пацидейан (она видела его несколько раз – тот частенько бывал в альбанском имении вместе с Аврелием).

О Пацидейане Береника рассказывала, что он был раньше непревзойденным гладиатором еще во времена Гракхов, потом получил деревянный меч281 и стал преподавать приемы борьбы на арене в гладиаторской школе отца Аврелия, а когда тот неожиданно погиб, став жертвой своих взбунтовавшихся учеников, унаследовавший школу сын убитого назначил Пацидейана ее управителем.

Это был человек, отличавшийся большой телесной силой и громадным ростом. Береника говорила, что гладиаторов он держит в жестокой узде, приказывая за малейшее непослушание бросать виновных в карцер, где их били «скорпионами»282 и пытали раскаленным железом. Только во время «свободных трапез» Пацидейан, которого по привычке всегда тянуло в среду гладиаторов, немного расслаблялся и вел себя с ними почти как с равными.

Сатир, возлюбленный Береники, и в самом деле не лишен был привлекательности: рослый, широкоплечий и широкогрудый, с сильными мускулистыми руками, покрытыми многочисленными рубцами и шрамами, следами смертельных схваток, в которых ему приходилось участвовать. Веселое лицо его с холеной бородкой, черные, завитые в кольца волосы и щегольский хохолок на макушке, какой обычно носили цирковые атлеты и подражавшие им гладиаторы, – все свидетельствовало о его несокрушимой уверенности в собственных силах и в предстоящих испытаниях.

– Он совсем не смотрит в нашу сторону! Чего он ждет? – с беспокойством и обидой говорила Береника, помогая Ювентине расставлять на столе блюда с кушаньями и бросая сердитые взгляды на Сатира, который в это время увлечен был разговором с Пацидейаном. – Если я ему надоела, то и не буду напрашиваться! Очень мне надо! – злилась она.

Между тем Ювентина со страхом жалась к подруге и, как могла, увертывалась от тянувшихся к ней со всех сторон рук гладиаторов. Она смущалась и краснела от обращенных к ней циничных шуток и непристойностей, с которыми они зазывали ее к себе.

Другие девушки-рабыни, давно привыкшие к обществу буйных учеников своего господина, вели себя смело и непринужденно. Многие из них знали гладиаторов в лицо и по именам. Они сами подсаживались к столу, требуя угостить их вином и закусками, несмотря на свирепые взгляды и окрики домоправителя, который исполнял обязанности распорядителя пира. Но он был бессилен перед этим своевольным и неуправляемым сборищем. Ему приходилось мириться с потерей прислужниц и замещать их рабами, трудившимися на кухне.