Таким страстным Батыя я даже не могла себе представить.
– Но ведь и Сталин, и Берия, помнится, тоже были Героями Советского Союза. Разве не так, Учитель?
– Да...
– И Гамаль Абдель Насер с ними заодно...
– Чудные примеры. Впрочем, ладно... Прошлым у нас тоже не погордишься.
Батый подвел меня к машине своих братьев и отворил заднюю дверцу.
– Садись в машину к ребятам и отправляйся домой заполнять американскую анкету. Я тебе сейчас все по электронке пришлю.
Честно говоря, стыд по поводу произошедших драматических событий был намного слабее, чем ненависть и жажда крови. Клуб закрыт. Помещение опечатано. Учитель лишен любимой работы. Часть ребят, оказавшихся в поле зрения бандитов и их коллег из милиции и прокуратуры, вынуждены скрываться. Я до сих пор не понимала, почему они еще не добрались до меня, такой заметной в любой стае Шоколадной Вороны. Охрана, предоставленная Батыем, не в состоянии защитить от пули, а что касается взрывчатки – я беспрестанно переживала из-за того, что Энэбиш и Тэрбиш ни за что ни про что рискуют своими жизнями. Вообще, осторожность Батыя в эти дни приводила меня в дикое раздражение. Я понимала, что мои надежды наивны, но представляла, что сделаю с этим гребаным героем, если вдруг окажусь с ним один на один. Перед тем как сдохнуть, эта сволочь узнала бы, что такое тигре! Он еще позавидовал бы родному сыну с его раздавленными яйцами и порванными сухожилиями! Но... увы! Только в кино просто выуживать мерзавцев из охраняемых вилл и бронированных «Мерседесов». Как ужасно мне, тигре, ощущать слабость и беспомощность!
В первые пару дней этой странной новой жизни меня огорчало еще и то, что Костя ни разу мне не позвонил. Он, разумеется, не был в курсе случившегося, но тем не менее ни разу после поминок по деду Леше не попытался связаться со мной. Возможно, увидел, как меня буквально перекосило от его неуместного выступления в адрес Денилбека по поводу алкоголя и ислама. Понял, что ему лучше не нарываться и переждать.
В конце концов я позвонила ему сама. Было довольно поздно, после долгой серии гудков я решила, что Костя лег спать, и собралась отключиться. Но он все-таки взял трубку. Лучше бы ему этого не делать. Ответил он шепотом. Сказал, что сейчас занят, никак не может говорить и перезвонит позднее. Но в то же время я слышала рядом с ним девичий смех.
– Хорошо, – сказала я, как могла, спокойно. – Звони, когда тебе будет удобно.
Меня буквально затошнило от осознания происходящего. Но, слава богу, я нашла силы сохранить самообладание и сказать самой себе: «А чего ты, собственно, хотела?! Ты же не готова была терпеть слабости и недостатки человека, который хотел быть с тобой рядом? Нет! Ты, безусловно, не испытывала к нему настоящей любви, но тебя устраивало наличие рядом воздыхателя? Правильно! Ты получила то, чего добивалась. Он тут ни при чем. Он хочет быть любимым, а его гормоны требуют вполне определенного выхода. И любая симпатичная девчушка с гладкой попой и упругой белой грудью имеет все шансы забрать его себе. Он тебе уже не обязан. Он защищал тебя, рисковал ради тебя здоровьем и даже жизнью. Помни об этом!» Все правильно. Но когда он перезвонил мне несколько раз на следующий день, я трубку уже не взяла.
Тем не менее на душе у меня стало совсем тоскливо. Я никогда не делилась ни с кем своими интимными переживаниями, но тут решила воспользоваться наличием у меня в доме подруги и излить ей душу. Ну, если и не излить, то... по крайней мере, искапать.
Шла зачетная неделя, но я фактически забила на учебу и вместо подготовки к сессии ходила в больницу к Денилбеку, так и не вышедшему пока из комы. Я понимала, что, даже если все окончится нормально, учитывая последние события и предстоявшую поездку в США, мне придется брать в институте академический отпуск. Единственное, куда я продолжала ходить по вечерам, – на занятия в институтский аэроклуб, где пыталась затолкать в голову устройство двигателя М-14 и основные сведения об аэродинамике.
Манефа все это время исступленно готовилась, периодически разнообразя учебные занятия сексуальными развлечениями. В основном ее интимная жизнь меня никак не касалась. Но именно в тот день, когда я решилась побеседовать с подругой о себе, я, как тот муж из вечно актуального анекдота, пришла домой чуть раньше – преподаватель аэродинамики захворал и не явился на занятия. Энэбиш привез меня домой и остался ночевать в машине. По указанию Батыя, они с братом дежурили по очереди. Я поднялась на пятый этаж и, вытащив из кармана ключи, остановилась возле своей двери. Изнутри доносились характерные женские крики, чередующиеся с мужскими стонами и на удивление громкими шлепками. Очевидно, Маня была дома не одна. Я вошла внутрь и, не заходя в комнату, проскользнула на кухню. Очень хотелось есть!
Еще утром я купила триста граммов сыра с плесенью и два французских багета. Багеты были длинные, и я сразу сломала их пополам, чтобы они влезли в сумку. Возможно, это не самый полезный ужин, но я не часто себе позволяю такой «разгул». Я скинула с себя куртку и ботинки, забросила одежду назад в коридор, захлопнула кухонную дверь и включила электрический чайник. В холодильнике обнаружился кусок сливочного масла и слегка подвявший, но еще съедобный парниковый огурец. Кроме того, накануне я поставила охлаждаться две бутылки недорогого, но вполне употребимого чилийского шардоне. Одна из бутылок была откупорена и ополовинена. Причем, что меня немало раздражило, любовнички не догадались убрать остатки белого вина назад в холодильник.
Я смахнула со стола крошки, составила в раковину заляпанные бокалы и, подобрав с пола дырявый и вонючий мужской носок, выбросила его в помойное ведро под мойкой. Отказываться от вечернего бокала вина я все же не пожелала и, наполнив до половины тонкий стеклянный стакан, подсыпала туда льда. Слава богу, на мой лед в морозилке, судя по всему, никто не покушался. Мне, честно говоря, плевать, что истинные французские гурманы, или, точнее, гурмэ, возмутились бы моей привычкой добавлять в вино лед. Но они не жили в России и тем более не были знакомы с Манефой, которая по северной привычке даже водку могла пить теплой. К тому же, я думаю, утонченные ценители вообще бы не стали пить чилийское шардоне по сто восемьдесят рублей за бутылку. Я нарезала хлеб, сыр и огурец, отхлебнула из стакана и попыталась расслабиться. Насколько это было возможно, разумеется.
Несмотря на закрытую дверь, мне было все прекрасно слышно, буйство в комнате продолжалось. Пытаясь не реагировать на Манины крики и жалобные подвывания ее партнера, я сжала в руке бутерброд и с хрустом впилась зубами в багетную корочку.
За те несколько дней, что Маня прожила у меня, я осознала, что в качестве компаньонки она почти идеальна. Манефа была спокойным и очень доброжелательным человеком. Единственной проблемой в ее жизни в моем понимании было ее, мягко скажем, странное отношение к интимным отношениям. Она совершенно не стеснялась того, что любовники ее чрезвычайно часто менялись. Надеюсь все же, что не это ее свойство привело к кончине старой родственницы. За все время нашего общения я так и не поняла, что заставляло Маню заниматься сексом с тем или иным мужчиной. Как правило, ее, с позволения сказать, молодые люди могли вызвать лишь чувство брезгливой жалости. Подозреваю, что она, ни в коем случае не будучи круглой дурой, осознавала убожество всех своих избранников. И эти моральные, а зачастую и физические уроды всегда сами бросали мою Манефу, девушку, несомненно, красивую и приятную, как говорится, во всех отношениях. На мои неизбежные вопросы о причинах привязанности к тому или иному идиоту она не отвечала, а начинала тихонько плакать в углу. Я пару раз утешала ее, но призывала при этом к благоразумию. В конце концов у меня возникло подозрение, что либидо у Мани прочно связано с жалостью, и я понадеялась, что моя подруга никогда не окажется на родине моей мамы. В противном случае у нее может возникнуть непреодолимое желание отдаваться направо и налево всем нищим и калекам, околачивающимся по придорожным канавам Аддис-Абебы. Даже тем жертвам генетических сбоев, у которых отродясь и члена-то не было!
Сопровождаемая истошным визгом и стонами кульминация наступила еще до окончания моего первого бутерброда.
На несколько минут наступила тишина. То есть они, наверное, продолжали как-то общаться или вполголоса, или вовсе шептались, не знаю. Главное, до меня эти звуки не доходили, и я могла спокойно наслаждаться вином, сыром и хрустящим багетом. И еще я размышляла о том, что за кошмарный день у меня сегодня выдался. Внутреннее чувство подсказывало мне, что это – только начало и я не скоро еще смогу посоветоваться с Манефой по поводу своих собственных интимных переживаний.
Я изготовила третий большой бутерброд, на который поверх масла и солоноватого, покрытого благородной плесенью сыра добавила слой из кружков свежего огурца. Что касается вина, то даже лучше, что я положила в него лед. Крепость, конечно, снизилась, но это не столь важно. Зато практически полностью исчезла избыточная горчинка, свойственная шардоне из Нового Света.
