Константину чрезвычайно хотелось, чтобы эту часть биографии попутчик вспомнил. Было бы тогда о чем поговорить. Но Плетнев, похоже, шевелить мозгами не спешил. Тогда сосед зашел с другой стороны:
– И жена у тебя классная. Совсем ее не помнишь?
– Хоть убей.
– Погоди-ка… – При слове «убей» опытный Константин насторожился: – А может, тебя кинуть хотят?
Плетнев взглянул на соседа. Куда еще кинуть? Вроде один раз уже кинули. Головой об асфальт.
– Хату отобрать, – растолковал грамотный в подобных делах сосед, – ты ж без памяти. Сейчас перепишут на себя твою квартиру, а тебя обколят и в дурку. Хотя, откуда они знают, где ты живешь? Тогда другой вариант. На органы продадут. Запросто! Знаешь, сколько на черном рынке печень стоит? А почки? У тебя анализы взяли, проверили.
Годен. Сейчас под видом мужа вывезут – и на распродажу. Поэтому симпатичную и прислали…
Дверь в палату в эту самую минуту раскрылась, и на пороге возникла та самая. Снежная королева. Как бы жена. Плетнев чуть было не закричал, что на органы не хочет. Они у него все больные, табаком и алкоголем отравленные.
Снежня королева спокойно подошла к кровати, наклонилась, улыбнулась и снова нежно поцеловала холодными губами.
– Привет, родной, как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – вяло ответил Плетнев.
– Смотри, это тебе, – она достала из сумки фотографию в рамке и поставила на тумбочку. С фотографии на пораженного Плетнева смотрел он сам в обнимку с этой самой женой. Голова к голове. Фон – океан и пальмы.
– Я тебе вещи принесла, нам погулять разрешили, – она достала из сумки мужскую одежду, положила на одеяло, – одевайся.
Принесенные ею вещи оказались впору. Тютелька в тютельку.
* * *
Золотов лежал в кровати на животе – по-другому был не способен – издержки охоты – и рассуждал о положении российского здравоохранения.
Выходило, что в Великозельске вопрос со здравоохранением решен. Окончательно и бесповоротно. На зависть многим регионам. Достаточно посмотреть на местную больницу. И полежать в ней.
Просторная отдельная палата, куда поместили московского гостя, оборудована была по последнему слову науки и техники. Имелись даже плазменная панель и кондиционер, не говоря о вполне приличной мебели и отдельном санузле. В санузле – стопочка полотенец, как в приличном отеле, и махровый халат. Матрас удобный, не пролежанный, белье свежее. Пижаму, ту вообще с бирками дали и по размеру.
Немного попахивало краской, но это лишний раз подтверждало догадку, что на здравоохранение средств здесь не жалеют. Вот ремонт делают. Должно быть, скоро и до приемного отделения доберутся, а то оно явно по ремонту соскучилось.
Непонятно было только, для чего Антона Романыча Плетнева сюда с инспекцией сослали, если у них даже обычная больничная палата фору даст иному пятиздездному отелю. Коммунизм, одним словом.
Размышления больного прервала медсестричка в коротком халатике, грациозно вкатившая тележку с едой. Девушка словно сошла с обложки известного журнала для мужчин.
– Ваш завтрак, – с ослепительной улыбкой пояснила она, снимая с тележки салфетку. Таким жестом, словно следующим готова была снять с себя униформу.
Ассортимент опять же не хуже, чем в пятизвездочном турецком отеле, а то и лучше. Там черную икру и свежие устрицы на шведском столе не подают.
– Пожалуйста, здесь гаспаччо, блинчики с икрой, устрицы, – расшифровала сестра, – кофе заварной.
В прошлом году Золотову довелось навещать сослуживца в одной из передовых московских больниц, но там до такого лечить и лечить.
– А овсянка есть?
– Есть, – не моргнув глазом, отрапортовала сестричка, – но свежие устрицы гораздо полезней.
– Но… у меня с собой денег нет, – растерялся Вячеслав Андреевич – прикинул, что все-таки в бюджет устрицы вряд ли вписываются.
Но переживал он напрасно.
– Не волнуйтесь, все за счет города, – заверила медсестра. – У нас так полагается.
– Да? Хм! Круто.
Эх, вот что значит небольшой городок! Все можно отлично организовать, если есть желание. А выделенных средств даже больным на икру хватает. Это тебе не Москва с ее масштабами, захочешь – а за всем не углядеть! И что на местах жалуются, что денег мало выделяют? Воровать не надо!
– Если что-то нужно будет, вы, пожалуйста, звоните, – сестричка кивнула на телефон, стоящий на тумбочке, пожелала приятного аппетита и, одарив пациента ласковым взглядом, удалилась.
С ума сойти! А золотовский сослуживец, когда в московской больнице лежал, жаловался, что никого из персонала дозваться невозможно.
Вячеслав Андреевич, кряхтя, поднялся и, морщась, присел на кровать. Боль пониже спины любого способна была лишить аппетита. Пришлось ложиться обратно и исхитряться есть, лежа на животе.
Отведать блинчиков он не успел – дверь деликатно, с робким стуком открылась, и в палате появился Ланцов с огромным букетом цветов и бутылкой элитного коньяка.
Следом за ним вплыл дородный незнакомец, прижимавший к солидному животу пакет с экзотическими фруктами.
– Антон Романович, не отрываем? – Иван Михайлович с умильной улыбкой – прям отец родной – заботливо разглядывал жующего проверяющего.
– Нет, ничего, – Золотов искренне пожалел, что блины остынут. Но завтракать в их присутствии посчитал невежливым.
– Приятного аппетита! Вы кушайте, кушайте! – Чиновник почтительно представил спутника: – Знакомьтесь, Марусов Виталий Иванович, наш мэр. Лично заехал проведать.
Мэр в два шага подлетел к кровати, схватил руку Золотова, перепачканную маслом с блинчиков, принялся энергично трясти и при этом лучезарно улыбаться.
– Очень рад познакомиться. Очень. Очень. Я сразу к делу. Вас все устраивает? Может, что-то подвезти?
Золотов заверил, что все хорошо, и только собирался выразить мэру свое восхищение состоянием вверенного ему лечебного учреждения, но тот перебил:
– Как самочувствие? Какие прогнозы?
– Вроде нормально. Там дробь под кожей буквально. Все достали, обработали. Завтра выпишут.
– Не спешите! Вы нужны нам целым, невредимым и с хорошим настроением! – Марусов довольно хохотнул собственной шутке и перешел на серьезный тон: – От лица администрации приношу искренние извинения. Сами понимаете, от случайностей никто не застрахован. Геннадию Федоровичу я пока ничего не сообщал.
Это кто еще такой – Геннадий Федорович? Не хватало на каком-то Геннадии Федоровиче засыпаться!
– И правильно, – озабоченно одобрил он, – я потом сам все расскажу.
– Ну, не будем мешать. Кушайте, отдыхайте. Телефон Ивана Михайловича у вас есть. Будут просьбы – звоните, не стесняйтесь.
Марусову, собственно, делать здесь больше было нечего. В главном он убедился – московский гость настроен лояльно и, кажется, зла не держит. Приемом доволен.
Мэр с замом уже переступили порог, когда Золотов вспомнил вдруг про важное дело. Оно, конечно, могло подождать, но раз сами предлагают не стесняться…
– Да! Есть просьба! – крикнул он вдогонку.
Почему ему пришла в голову именно данная мысль, он вряд ли смог бы объяснить логично. Только эмоции. «Анастасия, кажется, вы начинаете оказывать на меня положительное влияние».
– Слушаем, – оба тут же вернулись, причем Иван Михайлович достал блокнот с авторучкой.
– У вас тут курганы. Скифские.
– Ну да… Есть такие, – чиновники переглянулись.
– А нельзя их как-нибудь облагородить, что ли? Сделать, чтобы землю с них не воровали, дорогу подлатать. Это ж памятник все же, история наша. А то прямо обидно.
– Это… конечно. Можно… Согласен, история…
Озадаченный Марусов задумчиво кивал. Чувствовал подвох, но так сразу не понимал, в чем он кроется.
– Сделайте, будьте добры, – благодарно улыбнулся Золотов.
– А вам-то это зачем, Антон Романович? – бесхитростно спросил удивленный Ланцов.
– Это не мне. Это вам нужно, Иван Михайлович, – Золотов улыбнулся еще шире.
– А… Ну да. Нам. – Ланцов на всякий случай спорить не стал. Только снова переглянулся с шефом.
В больничном коридоре, заставленном кроватями с лежащими на них господами, мэр чуть было не угодил дорогим ботинком в переполненное судно, но был своевременно подхвачен под локоть собственным охранником. Марусов поморщился и недовольно обратился к заму:
– На что это он намекал? Это не ему нужно, а нам…
– Да что тут понимать? – пояснил Ланцов. – Все конкретно. Не будете слушаться, тоже в курганы ляжете.
Марусов остановился посередине коридора, обернулся к заместителю. Тот от неожиданности чуть было не впечатался в упругий живот начальника.
– Это все ты! Надо ж было твоим так попасть! Иди вот теперь, строй дорогу! И охрану ставь.
– Так а… На какие? – растерялся Купидон.
