А интересно было бы узнать эти мысли! Чувствую, что больше всех в них досталось мне, да? Вот поэтому-то я и недовольна. Неужели ты еще никак не можешь привыкнуть к нашему уговору: ничего не думать плохого друг о друге, в каких бы условиях мы не находились. Почему я не думаю об этом? Может, ты скажешь, что у меня меньше чувства? Напрасно! Скорее – больше, чем меньше. А просто я верю в то, что у тебя не может быть ничего плохого. А у тебя этой веры, по-видимому, нет, хотя и причин, чтобы ее потерять, у тебя не было. Вот это-то меня и обижает!
Ну, ничего! Когда-нибудь тебе все будет ясно, и тогда все будет хорошо.
До свидания, мой киндер дорогой.
Крепко обнимаю и горячо целую.
Всегда любящая тебя, только твоя Инна.
* * *
22 мая 1949 года
Кукла! Здравствуй, родная!
Не удивляйся моему такому почерку. Рука забинтована и не разгибается толком, поэтому ручку держу как-то боком.
Сейчас сижу, занимаюсь, думаю о тебе, и вот пишу это небольшое письмо.
Знаю, что ты сегодня нездорова, но не знаю – почему.
Знаю, что ты дуешься на меня за мою руку и вчерашний вечер, но теперь уже поздно.
Знаю, что ты хочешь, чтобы я приехал к тебе в четверг, но я, наверное, не сделаю этого, а приеду немного позднее.
Знаю, что ты ждешь моих писем и многое другое.
Вот видишь, как много я всего знаю, кукла! А ты всегда говоришь мне, что я ничего не знаю и не понимаю.
Сегодня хороший, теплый, немного пасмурный вечер. Хотелось бы после напряженных занятий провести его вместе с тобой и хорошо отдохнуть. Но мы сделаем это позднее, и не будем жалеть, что не сделали этого раньше. Ведь ты же говорила мне, что согласилась бы повторить весь прошедший год сначала, или чтобы он сейчас только начинался.
А сейчас – вперед, на линию огня, только через трудности к победе и никуда больше…
Будь здорова и счастлива, привет твоим родителям, до свидания.
Крепко обнимаю и горячо целую, всегда тебя любящий – твой Борис.
24 мая 1949 года
Инночка! Здравствуй, моя родная!
О сегодняшнем дне я тебе уже рассказал по телефону. Сейчас вечер, идет сильный дождь, и я слышу из комнаты его шум. Хорошо в такую погоду сидеть в комнате и погрузиться в свои теплые, радостные и счастливые мысли. А ведь у нас их, кукла, очень много с тобой. И все, что есть у нас с тобой хорошего – обязательно связано с нами.
Даже то, что было когда-то давно, и мы тогда совсем еще не знали друг друга, все равно сейчас, в этих условиях, как-то обязательно носит на себя оттенок наших сегодняшних отношений.
Инна! А как мы сдружились за это последнее время! И как сейчас радостно, что мы так хорошо провели прошедшее лето, хотя и не очень много были вместе. А сейчас мысленно перебираю в памяти всю интересную эволюцию нашей дружбы, и все ее участки так ярко встают один за другим!
И все, что мы делали за прошедшее время, все было как-то правильно, честно и хорошо.
Вот я читаю твои самые первые письма ко мне после твоего отъезда. Какие они скромные, скупые! Но все равно в них чувствуется такая теплота, близость и грусть о прошедших днях, что я их понимаю очень и очень хорошо.
А ведь тогда нам было гораздо трудней, мы не знали по-настоящему наших отношений друг к другу, не знали даже своих настоящих чувств, а если и знали, то молчали об этом и боялись, чтобы не высказать их раньше времени.
Сейчас мы сказали почти все друг другу, и нам теперь во много раз легче. Мы чувствуем себя увереннее, мы оба надеемся, что никто и ничто теперь нас не отнимет друг у друга, и мы принадлежим только нам. Приятно жить на свете, когда знаешь, что о тебе всегда помнят, что ты кому-то нужен всегда и чем-то (а это – сама жизнь) обязан другому.
И невольно хочется добавить к твоим словам, что чувствовать себя сильным и способным к борьбе – это и есть счастье; еще слова, что счастье – это также и то, когда чувствуешь себя нужным для других, а в своей жизни чувствуешь необходимость участия другого.
Прости, кукла!
Я давно не писал тебе писем такого содержания. После сегодняшнего экзамена мне захотелось поговорить совсем о другом, и я дал своему мозгу и сердцу волю скупо высказать накопившееся.
А сейчас еще позанимаюсь немного и лягу спать. Тебе желаю здоровья, благополучия во всем, счастья. Самые лучшие пожелания твоим родителям. Крепко обнимаю и много раз целую тебя.
Остаюсь здоров и благополучен – всегда тебя любящий и всегда твой – Борис.
* * *
27 мая 1949 года
Инночка! Здравствуй, моя родная кукла!
Сегодня пятница, и я уже должен был быть у тебя, а я вот сижу, как всегда, в своей комнате, у себя дома, и пишу тебе это письмо.
Мне очень не хотелось бы обо всем рассказывать опять на бумаге, но, к сожалению, этого не удалось сегодня сделать. Мне никогда не было так обидно за свои самые большие неудачи, как за сегодняшнюю, – поехать к тебе.
Мне обидно не столько потому, что я не уехал, сколько потому, что так глупо могут быть безрезультатными такие большие труды, старания, приготовления.
И вот сейчас, вернувшись домой, ни за что не хочется браться.
Хотел уснуть – не спится, хотел уехать на такси на вокзал – никто не захотел поехать со мной. Прости, что я последнее время очень часто начал жаловаться тебе, но именно в последнее время у меня этих жалоб и накапливается больше, чем раньше, и именно сейчас мне хочется больше, чем всегда, увидеть тебя.
Ну, ладно, если это невозможно сегодня, будет возможно в другой раз.
Разве мало у нас впереди хороших, радостных и счастливых встреч? Ведь у нас еще вся наша жизнь впереди, так стоит ли так грустить о сегодняшней неудаче?
Сейчас снова погружаюсь в свои книги и постараюсь отвлечься от грустных мыслей. Не обижайся, я все равно при этом буду помнить и думать о тебе, о нас вместе.
А ты не грусти.
– Надо ждать, надеяться и верить,
Побеждать, бороться и любить! —
До свидания, кукла! Крепко обнимаю и целую.
Всегда только твой – Борис.
* * *
27 мая 1949 года
– Он далеко, он не услышит,
Не оценит тоски моей…-
Боренька! Здравствуй, родной мой!
Прости, что мое сегодняшнее письмо будет не таким, как обычно, каким хотел бы получить его ты. А причина тебе известна. Когда человек не достигает цели, которая уже казалась почти достигнутой – это очень нехорошо. Полнейший разброд мыслей и полная апатия заняли место бодрости, радости и энергии.
Я с трудом пишу это письмо, останавливаясь, чтобы взять себя в руки. Сегодня утром я еще на что-то надеялась, хотя и очень волновалась, т. к. не знала ничего определенно. Вчера вечером я не дождалась твоего звонка, и сама не смогла дозвониться. С тех пор я и начала волноваться. Я даже не могла вчера тебе написать, т. к. ничего не лезло в голову, кроме моих взбалмошных и тревожных мыслей о тебе, а писать об этом я не хотела.
Я все-таки надеялась на сегодняшний день, надеялась, что мы встретимся, и вот… все рухнуло! Все мечты, все надежды!
Почему-то я никогда так не переживала, никогда не чувствовала себя так плохо, как сегодня.
Утром звонила к тебе, мне сказали, что в 6 часов ты куда-то уехал. Ну, куда ты мог уехать, как не ко мне?
К часу я пришла на вокзал, но мне сказали, что поезд пришел полчаса назад, и не из Берлина, а из Ютерборга. Я подумала, что ты уже поехал к нам, и поспешила домой, но там меня ждало полное разочарование. Я уже не знала, что думать: то ли ты еще где-то блуждаешь в дороге, то ли сидишь и спокойно занимаешься дома.
Я позвонила к тебе еще раз, но дежурный сказал, что ты сдаешь экзамен. И вот только теперь, поговорив с тобой, я немного успокоилась за тебя, но зато настроение … – лучше не спрашивай! Сижу на работе одна, пишу тебе это письмо, и у меня нет никакого желания идти домой.
Как было бы хорошо, если бы мы были сейчас вместе! А теперь придется ждать недели две, пока я приеду на денек туда. Именно – на денек, и не больше.
От одной мысли, что ты у нас, я уже гораздо лучше чувствовала бы себя. Пусть бы ты сидел и занимался, пусть бы ни одного слова не сказал, но одно сознание, что мы вместе – уже было бы для меня всё!
Больше не могу писать: Завадовский (начальник) едет домой и меня захватит.
До свидания, мой любимый. Если сможешь – приезжай хоть на один денек.
Крепко-крепко тебя целую. Только твоя Инна.
39. Труды не пропали даром
29 мая 1949 года
Инночка! Здравствуй, родная моя!
Я не знаю, где ты сейчас и что делаешь. Я три раза пытался поговорить с тобой, но никак не смог застать тебя дома.
Я сегодня совсем плохо себя чувствую, а сейчас встал от нестерпимой боли во рту. Уже 23.00, выходной день прошел. Не знаю, как ты, а я провел его плохо. Мои экзамены, по-видимому, затянутся, т. к. я не смогу 31-го пойти и сдавать. Завтра поеду к врачу.
Сейчас только что играл на патефоне пластинку, которую я подарил ко дню твоего рождения. Удивительно, но сегодня она играла простой иголкой без всяких фокусов.
