– Это, бабуль, мамка да Женька. Мамка, ты опять хромаешь! – с укоризной сказала Оля, – опять за своей походкой не следишь.
– Что ж прямо из кринки пьешь, ведь скиснет остальное-то, – сказала Катя дочке.
– Ну, в пруду-то нашли чаво аль нет? – спросила баба Зина Катерину.
– Машина там, на дне, мамань, – сказала Катерина.
– Уж не мово ли Кирюхи машина-то?
– Не знаю, мамань. У Кирюхи-то Волга служебная была. А эту так тиной и илом затянуло, не разберешь, что за машина-то.
– Сыночек мой, – запричитала баба Зина, – на кого ж нас оставил, сироток?
Женя села на свою кровать и уткнулась со слезами в подушку. Девочка была немая.
А Катерина сдвинула домотканый половик да открыла лаз в погреб. Нагнувшись, она вытащила бутыль со сливянкой. Достала стакан, налила доверху и выпила залпом.
– Женька, – крикнула Оля, надевая сапоги, – ты че за мамкой не смотришь. Пьет она опять! Уж и так по селу говорят, что Катька спивается. Стыдобища!
– Спивается, эка умные! – засмеялась со слезами в голосе Катерина, – кто из них знает, какова она, бабья доля, когда мужик сгинул, а бабе всего сорок три!
Женюшка встала, убрала стакан и сливянку в погреб, обняла мать, прижала к своей груди ее голову и стала гладить по волосам, в которых появились уже седые прядки.
Прошло уже пять лет, как пропал Катеринин муж, Кирилл.
* * *
Село Сельцово стояло на трассе Москва-Батум как раз посредине между Почугаевском и Воронежем.
Проезжающие мимо иногородние улыбались: «Это надо ж так назвать – село Сельцово!».
Домов в селе было всего двадцать. Село было дружное, половина сельчан была меж собой в родстве. Кто за кого замуж вышел, а кто женился. Так и жили. Да друг дружке помогали, кому крышу крыть, а кому картошку распахать. Лошадь-то одна была, у председателя.
Село стояло чуть под горочкой. Первым у дороги был храм, старый, местами осыпающийся. Настоятель, отец Герман, рассказывал прихожанам о том, что храм построен еще во времена Ивана Грозного.
Сзади храма был местный погост, а рядом изба-пятистенок, где жил настоятель и семь душ его семьи. Матушка Валентина и шестеро детишек. Старшему-то вот-вот в армию идти. Не захотел он отцово дело продолжать, не поехал в Сергиев Посад в семинарию. А красивый был бы батюшка!
Следом был участок Семена Давтяна, ассирийца-сапожника. Уж лет двадцать как он поселился в Сельцове между батюшкиной избой и участком Фильки-рыжего.
Появился он году в семьдесят седьмом, а, может, восьмом, еще до Олимпиады. Появился с женой в дождливую и холодную осеннюю ночь. Постучался в избу к отцу Герману, попросился переночевать.
– Отец, дарагой, пусти на постой на ночь, Христом Богом молю! Храм увидали из автобуса, так и решили, может быть, здесь и останемся, если народ примет.
– Откуда ж вы такие промокшие? – спросила матушка Валентина.
– С Ростова бежим. Выгнал меня отец за то, что на русской женился да в вашу веру покрестился. Сапожник я. Да вот мои документы!
Он отошел в сторону, а сзади него стояла девчушка махонькая, белобрысенькая, да пузо на носу. Накормила их матушка Валентина. Марусю, жену Семена в сухое белье переодела.
– Когда ж рожать тебе, милая?
– Да еще месяц-полтора, если дохожу. Обменная карта есть у меня.
Утром батюшка пошел к председателю, что жил посередь села. Председатель взял участкового. своего зятя, да пошли все к батюшке в избу. Сапоги сняли у порога, председатель перекрестился на иконы, а участковый глянул искоса на иконостас да попросил документы у Семена.
Документы были все в полном порядке.
– Ну, – сказал председатель, – если точно у нас остаешься, то пойдем, покажу, где строиться будешь.
Они вышли на улицу, и он показал прогон между батюшкиной избой и забором Фильки-рыжего. Утром пастух гонял здесь стадо.
– Вот здесь и стройся. Оно и хорошо, не будут скотину мимо храма да кладбища гонять. На другом конце села еще прогон есть. Я в лесничестве попрошу, чтоб делянку тебе дали, а бревна вывезем, не волнуйся, я трактор дам. Опять же и сапожник свой в селе тоже пригодится.
Так и построился Семен, до зимы успел. Мужики сельцовские помогали, Марусю жалели, уж больно махонькая, да и Семен им глянулся.
Свойский мужик, не злой. А вот самогон не пьет…
Печку русскую сложил Федор, печник из соседней деревни. Дорого не взял.
Уж в избу новую привел Семен жену с младенцем. Все это время, пока строился дом, она жила у батюшки.
* * *
А в тот год, когда Валентина Терешкова в космос летала, у Фильки-рыжего да у Евстихеевых, на другом конце села, в один день в почугаевской больнице народилися дети.
У Филькиной жены Зинаиды – мальчонка, которого назвали Кирюхой, а у Евстихеевой снохи, Полины, девочка, Катерина. Это было задолго до появления Семена-сапожника.
Так и дружили Кирюха с Катей с детства. День рождения вместе справляли.
Посреди села стоял стол для пинг-понга. Это как-то жили летом у них в селе художники, вот себе и построили. Но у сельцовских игра не прижилась, поставили они с двух сторон лавочки.
На стол выставлялись пироги да бидон с квасом, Зина кричала: «Рабятешки! Айда на пироги с капустой!»
Подросли Катюха с Кирюхой. Стали на велосипедах кататься, на тех, что, уезжая, художники подарили. Да удумали от шоссе под горку разгоняться да руль отпускать. Вот и вывернулся как-то руль у Кирюхи да Катин велосипед и сшиб.
Увезли ее в Почугаевск, в травмопункт. Полгода провалялась там Катюха. Операцию на колене делали. Да, видно, хирург-то был криворукий.
И домой вернулась Катя-хроменькая.
Семен-то сапожник, добрый человек, ботиночки ей сшил специальные, чтоб не очень хромала.
Пришло время Кирюхе в армию идти. Сказал он Катерине: «Для меня лучше тебя никого нет. Ты уж дождись меня!»
Дождалась его Катя. Сыграли свадьбу. И опять Семен сшил ей беленькие туфельки, чтоб не хромала. А Кирюха-то не в отца пошел, не рыжий. Блондинчик кудрявый удался. Ох, и шептались девки по селу, что красавец такой на хромой женился.
Да, видать, не в хромоте дело!
Так и поселилась Катерина у свекра со свекровью. А через год родила своему Кирюхе двойняшек. Девчонок, Олю и Женю.
Жили – душа в душу. Кирилл возил директора молокозавода, а Катерина по дому свекрови помогала да летом на прополке в совхозе работала.
Так прошло тринадцать лет.
* * *
Моросящий днем дождичек превратился в ливень с ветром.
Катерина не знала, что и думать. Кирилл должен был забрать ее на своем старом Жигуленке у рынка, куда она ездила цены на мясо узнавать, да не приехал. Домой сама добиралась. Да и Женя с рыбалки не пришла. Как ушла на пруд, так и нет ее, а уж время к полночи.
Бежала Катерина, прихрамывая, по темной улице села под проливным дождем, крича: «Женя, девочка моя!» Уж несколько кругов по селу под дождем сделала. Соседи вышли на помошь, стали кусты у палисадников просматривать. Мужики к пруду пошли с фонарем.Подбежав в очередной раз к своей калитке, Катя увидела сидящую, рыдающую и совершенно промокшую дочку.
– Караул! Люди добрые! Кто ж так девочку обидел!
Но Женюшка молчала, только мычала и мотала головой.
Подбежал тут Семен-сапожник, подхватил девочку на руки и понес скорее в дом.
Там стали ее переодевать в сухое белье, да поить горячим чаем. А ее трясло, словно лихоманка какая напала. И мычит, говорить не может. Пришла бабка Таня-самогонщица, принесла святой воды, что с Крещенья осталась.
– Да и мужика-то моего нет, домой с работы не вернулся! А нам завтра на рынок в город, поросенка зарезали. Уж время-то ночь-полночь, а его нет. Сбегайте кто-нибудь к участковому, Христом Богом молю! – плакала Катерина.
Да участковый сам пришел, кто-то постучал к нему, сказал, что с Кирюхиной девочкой беда.
– Денис! – бросилась к нему Катерина, – Кирюха мой пропал!
– Не было сегодня происшествий на трассе. Может, повез куда-нибудь далеко своего начальника? Катя, подожди волноваться! – сказал участковый.
А Женечку, беднягу, так и трясло под двумя одеялами!
– Эх, сглазили нашу девку-то! – сказала бабка Зина, – за батюшкой идти надо. Молебен служить.
Она накинула старый болоньевый плащ и пошла за отцом Германом.
Отец Герман молился в храме, когда туда пришла бабка Зинаида.
– Что тебе, милая? – спросил батюшка.
– Беда у нас, батюшка, с Женюшкой беда! Пойдем! Без тебя не обойдемся.
Отец Герман собрался, взял все для причастия. Накинул на себя плащ с капюшоном, да пошел следом за семенящей больными ногами Зинаидой.
Увидев батюшку, народ, что был в избе, перешел в террасу, чтоб не мешать.
А Катерина, бросилась к настоятелю в ноги.
– Отец родной! За что ж такие напасти? Дочка моя онемела, и муж пропал!
– Господь всегда посылает нам испытания по нашим силам! Молись, Катерина!
Батюшка причастил обеих, велел спать ложиться, а сам вышел в террасу. Батюшку в Сельцове уважали – грамотный, семинарию закончил. Помогал всем, кто просил, документ какой написать или заявление в сельсовет.