Ознакомительная версия.
— Наконец-то! — хрипло прокашлялся Олег Арсеньевич.
— Неужели? — радостно улыбнулась Полина Сергеевна.
Сеня и Лея пышной свадьбы устраивать не захотели. На регистрации присутствовали только родители и дети. Полина Сергеевна и Ольга Владимировна не могли сдержать слез. Глядя на бабушек, захлюпала носом и Тайка. Эмка знал, что событие радостное, но раз все плачут, остаться в стороне не мог, и его голос, конечно, должен был быть самым громким. Он зарыдал натужно и притворно. Накануне он видел в кино голосящую женщину, бабушка объяснила про плакальщиц, которые были раньше на Руси.
— Ой-ё-ё-ёй! — вопил Эмка. — На кого ж ты нас покинул?
Лея и Сенька стояли к ним спиной у стола регистратора. Лея испуганно оглянулась, у Сеньки от смеха задрожали плечи.
— Что это они? — оторопела регистратор.
— Не обращайте внимания, — ответил Сеня. — Где нам расписаться?
Потом был обед в ресторане, и все очень сожалели, что отказались от видеосъемки в загсе — запись процедуры заняла бы в семейном архиве почетное место.
Коллеги по работе, узнав, что Сенька и Лея поженились, категорично потребовали, чтобы эти тихушники-партизаны устроили банкет. Молодым подарили квадроцикл.
Сенька обожал это средство передвижения, сыну купил детский квадроцикл, «квадрик», как его ласково называл Эмка. Они носились по лесным просекам вокруг дачи, приезжали усталые от восторга, недоступного Лее и Тайке, которые попробовали, напугались и в дальнейшем отказывались от этих аттракционов на четырех колесах. Полина Сергеевна сказала, что села бы за руль квадроцикла, только если бы получила сообщение о надвигающейся межгалактической войне и нужно было срочно донести до человечества весть о грядущей катастрофе космических масштабов. Олег Арсеньевич несколько раз совершал броски по окрестностям с сыном и внуком, но потом благоразумно ссылался на нерв в позвоночнике, который от тряской езды защемлялся до невозможности. Если бы не нерв, то он, конечно, показал бы Эмке и Сеньке, как надо тормозить на поворотах.
Черновой ремонт в Сенькиной квартире подходил к концу, но в связи с женитьбой изменилась концепция жилья. Пришлось ломать стены, чтобы выгородить комнату для Ольги Владимировны и две детские.
— Для люльки место предусмотрите, — наставлял Олег Арсеньевич. — Вы же не остановитесь на достигнутом? Еще родите?
— Мы над этим работаем, — отвечал Сенька.
— Теоретически? — подтрунивал отец. — Пора бы перейти к практике. Бери пример с Зафара.
Зафар окончательно прижился на даче, не покидал ее и зимой. Каждую осень летал на месяц домой, получив вперед деньги и подарки от Полины Сергеевны для его многочисленного семейства. Возвращался, а через некоторое время приходило сообщение, что жена Зафара беременна.
— Он хорошо умеет делать только детей, — бурчал Олег Арсеньевич.
— Ты несправедлив, — возражала Полина Сергеевна. — Чему-то он научился.
— Третий шуруповерт сломал! Нет, он все-таки идиот!
— Это уже наш идиот.
Сеньку и Лею называли блуждающими молодоженами, потому что они ночевали то у нее, то у него, то на даче, с которой все-таки далековато было ездить в офис. Ремонт, особенно отделочные работы, требовал постоянного внимания и присутствия. Как Сенька ни подгонял строителей, ремонт и обустройство растянулись на год.
Олега Арсеньевича удивляло спокойствие, с каким жена относилась к предстоящей разлуке с внуком. Сам дедушка не мог себе представить, что придет в дом, где не будет носиться, стоять на ушах, устраивать представления, трепать нервы маленький деспот.
— Ты устала, Полинька? — спрашивал Олег Арсеньевич.
— Дети должны жить с родителями, а бабушки с дедушками — это бонус. Конечно, я устала.
Это была полуправда. Полина Сергеевна никому не рассказывала, что ее здоровье серьезно пошатнулось, что снова появилась опухоль и прогноз неутешительный. Хотя онколог настаивал на лечении, Полина Сергеевна знала, что второго чуда не будет. У нее не было страха смерти, но страх умирать долго, мучительно, некрасиво, на глазах у страдающих от бессилия родных и любимых, — этот страх был отчаянным.
Через полгода после свадьбы Сенька и Лея сообщили, что у них будет ребенок, девочка, и они хотят назвать ее Полинькой.
Полина Сергеевна запротестовала:
— У человека должно быть собственное имя! Имя собственное, понятно?! Называть кого-то в честь кого-то все равно что лишать человека его права на личное имя. Что у нас будет? Полинька Большая и Полинька Маленькая? Я не хочу быть Большой! А внучке что, вечно быть Маленькой?
«Совсем не вечно, возможно, и не долго», — мысленно возразила она себе.
— Вообще-то человек не сам выбирает имя, — напомнил Сенька. — Его дают родители. Это наше право.
— Ее можно звать Пойка, — предложил Эмка.
— Час от часу не легче! — всплеснула руками Полина Сергеевна. — Уже есть Тайка, Лейка, Сенька, Эмка, теперь будет Пойка! Наша манера коверкать имена мила и симпатична, но сугубо интимна и должна иметь предел.
— Пойка — как краник для воды, — вставила свое слово Тайка. — А если Полька?
— Полька — это жительница Поляндии, — с умным видом изрек Эмка.
— Польши! — поправил его Олег Арсеньевич.
— Не бывал, не знаю, — скопировал дедушку Эмка.
— Полина, Поля, Полинька — нам очень нравится это имя, — сказала Лея. — Пожалуйста, не противьтесь! Согласны?
Полина Сергеевна развела руками — что с вами поделаешь!
— А теперь мы вам покажем маленькую Полиньку, — объявила Лея.
— Классно! — обрадовался Эмка. — Мы через пупок будем смотреть или через…
— Эмка! — гаркнул отец. — Мы будем смотреть на компьютере запись УЗИ.
Бело-серо-черные мутные пятна детей разочаровали, да и взрослые объяснить, где здесь маленький человечек, не могли. Но их до спазма в горле умилял пульсирующий комочек на экране — это билось крохотное сердечко.
Полину Сергеевну отчасти настораживало собственное восхищение Ольгой Владимировной, Леей и Тайкой. Чрезмерная восторженность, как правило, оборачивается разочарованием. Полина Сергеевна много раз наблюдала этот процесс в других семьях: сначала все друг в друга влюблены, а потом открывают список претензий. Но как Полина Сергеевна ни старалась найти пятна на трех солнцах, они не обнаруживались. Ольга Владимировна, основой натуры которой была деликатность, никогда ни во что не вмешивалась, не давала оценок, не советовала, не высказывала «протест по поводу». Она в любую минуту была готова прийти на помощь, но эту помощь не предлагала навязчиво и не обижалась, если какие-то проблемы решали без ее участия, не спросив ее мнения. Шалости Тайки, которые мама и бабушка считали вопиющими, в сравнении с Эмкиными номерами казались мелкими и трогательно потешными. Когда-то Полина Сергеевна мечтала об идеальной жене для сына. Но Лея была лучше всяких идеалов, потому что в ней удивительным образом сочетались женские сила и слабость, наивность и трезвость, в ней иногда чувствовался испуг перед свалившимся счастьем, но одновременно — жертвенная готовность лелеять, защищать это счастье и… насмешка, ирония над своими чувствами, настроением, характером.
Прежде маленькая закрытая семья Пановых с сильной мужской доминантой вдруг увеличилась за счет женского вливания. Это как концентрированный сок разбавить водой — напиток получается значительно вкуснее. В их доме изменилась атмосфера — стало легче, веселее, проще дышать, появились новые запахи, милые девчачьи штучки валялись по квартире: заколки для волос, ободки, сумочки, поясочки. Изменилась даже речь. Раньше Полина Сергеевна в одиночку стояла на защите русского языка, пресекала грубые и экспрессивные выражения, теперь ей не приходилось напрягаться, потому что мужчины невольно подстраивались под речь прекрасных дам и не позволяли себе хлестких словечек в их присутствии.
Но самыми отрадными были перемены в Сеньке. Даже отец, вечно придиравшийся к нему, не мог найти повода для нападок. Сенька враз возмужал — как мужают люди, на плечи которых ложится груз ответственности. Теперь у него была большая семья: жена, двое детей, третий на подходе, пожилые родители. У Сеньки обозначилась морщинка между бровей — он часто хмурился, обдумывая финансовые проблемы — насущные и перспективные, он научился считать деньги. С другой стороны, Сенька стал более мягким, открытым, даже слегка сентиментальным.
Полина Сергеевна с удивлением отметила, что изменилось и отношение сына к ней самой. Она всегда знала, что сын ее любит, что он привязан к ней прочно. Его злость на маму в детстве, когда она не отпускала на хоккей, а заставляла учить английский, или когда в начале его совместной жизни с Юсей она мешала ему фактом своего существования, молчаливыми упреками, — не в счет, то были болезни роста. И все-таки до появления Леи он любил ее иначе, теперь же понял, как хрупок женский организм, как ранима психика. Раньше он воспринимал как должное с детства заведенный порядок: мама обслуживает его и отца постоянно и безропотно. Теперь Сенька стал чаще спрашивать: «Ты не устала? Как ты себя чувствуешь?» Он забирал у нее из рук утюг — «сам поглажу», или пылесос — «сам уберу, ты отдохни». Полина Сергеевна думала, что таким образом он хочет облегчить участь жены, сразу же взявшей на себя всю домашнюю работу. Однако и в отсутствие Леи Сенька совершал маленькие подвиги, привлекал Эмку, которому проще было подняться на Эверест, чем убрать игрушки. Глядя на них, Олег Арсеньевич, который прежде вполне мог, сидя на диване и читая газету, поднять ноги, чтобы жена пропылесосила под ним ковер, теперь без просьб находил себе полезное занятие.
Ознакомительная версия.
