Ознакомительная версия.
Шеф так и не появился. До конца дня оставалось немногим больше часа, и посетители не предвиделись. Желая избавиться от наваждения, Ольга встряхивала головой, щипала себя за руку – не помогало. «Неужели втюрилась? Во, дура! И в кого! В этого бесстыжего хлюста?! УЖАС!!!»
Она не узнавала себя. Мысли – о Фёдоре и только о нём.
Говорят, от любви до ненависти один шаг. Сегодня Ольга поняла, что обратный ход может оказаться ещё короче.
Внизу живота нарастало ощущение тяжести, поясницу ломило по страшному.
«Да что это со мной!» – снова встряхнулась Ольга, ёрзая в кресле.
Непроизвольно выгибая спину, она не заметила, как руки потянулись к животу и груди. Одна ладонь поглаживала затвердевшие соски, другая добралась до лона. Ольга снова встряхнулась – наваждение не уходило. Стоило закрыть глаза, перед ней возникал Бакланов. Наглый, циничный и… такой сексуальный!
Не ведая, что творит, она взялась придумывать повод, чтобы сегодня же встретиться с Фёдором.
И придумала.
Около шести в отделе цен зазвонил телефон. Валя уже одевалась и звонок приняла Примакова. После краткого диалога повесила трубку и, ни на кого не глядя, пробубнила:
– Бакланова вызывают в приёмную Саврука, – добавив после паузы: – срочно.
Сотрудники восприняли новость без единого звука.
Фёдор молча собрался. На его «до свидания» реакции столько же, сколько и на сообщение о вызове в приёмную. Догадка, зачем под конец дня он мог понадобиться в «предбаннике», могла быть только одна: Ольгины проделки.
«Неужели?» – Фёдор верил и не верил.
На удивление Ольга приняла Фёдора если не радушно, то хоть без раздражения. Извинившись наконец-то за вчерашнее, Федя надеялся на понимание. О прощении речь не шла. Может, сказал он, Дима и классный чувак, да только так с ним обошёлся, что забыть причинённую им обиду для ранимой Фединой души оказалось невозможно.
Бакланов приятно удивился, что пусть и отчасти, но Ольга его поняла и даже не очень осуждала.
– Я как бы… ты знаешь… я тебя понимаю, – сбивчиво начала Ольга, уводя взгляд.
– В смысле? – не понял Фёдор, – ты считаешь, что я поступил нормально??
– Нет, я этого не сказала, – она строго взглянула на Бакланова, чуть повысив голос, так что теперь уже ему пришлось отвести глаза.
– Я в том смысле, – продолжила Ольга, вернувшись на спокойный тон, – что Димка поступил с тобой некрасиво. Он же мне рассказывал.
– Что рассказывал? – рассеянно переспросил Федя, не понимая, к чему она клонит.
– Про вашу встречу на набережной. Жалел, что унизил тебя. Он вообще хороший пацан. С ним всегда было классно. И… и надёжно. Дима такой необузданный, решительный. Даже грубый временами. Такая дикость… Знаешь… Мне нравятся такие пацаны. Только напрягает его упрямство. Вот решит что-нибудь, и хоть ты лопни: не переубедишь. А не дай бог о чём-то спорим, и он окажется прав, это просто кошмар: поедом ест, язвит, мол, «ага, переубедил тебя, не выдержала прессинга неопровержимой аргументации». Так именно и говорит.
Фёдор слушал молча. Идя к Ольге, он готов был к чему угодно. Думал, вцепится сейчас в него, повыдёргивает роскошные патлы, да мало ли что. Но таких откровений он ждал меньше всего.
Ольга поведала ему об одной Димкиной страсти, ещё с малолетства. Рассказала так, как от него и услышала.
В раннем детстве маленький Димуля испытывал удовольствие, когда убивал тараканов. И не просто убивал, а так, пристукнет слегка – тот ещё барахтается, лапки дёргаются, тварючка за жизнь цепляется из последних сил, а Димуля давай ей лапки-то и повыдёргивай. Беспомощный таракашка вот-вот испустит дух, а ребёнку – в кайф. И жутко расстраивался он, если насекомое слишком быстро умирало, лишая изверга-малолетку радости победителя. Димочка тут же слёзно выть: «Ма-а-ам, он сдо-о-ох!» Превратно понимая детское «горе», мамаша радуется якобы его чуткости, даже не догадываясь, что у неё на глазах растёт вшивый интеллигентик с задатками чудовища.
– Дима и сейчас, – говорила Ольга, – нет-нет, да и вспоминает, как мучил тараканов и кайфовал, когда они беспомощно шевелили обрубками лапок.
– Тю! Извращенец прям какой-то. Прости, конечно, – вставил Фёдор.
– Да ничего, – миролюбиво улыбнулась Ольга.
– Самое смешное, – продолжала она, всё больше волнуясь и путая слова, – что раньше он об этом рассказывал… ну, как бы это… ну, как… садист, наверное… а теперь ему их жалко, видите ли, тараканчивов этих. Потому что сам неходячий.
И прибавила в сердцах:
– Гуманист, блин!
Со временем тяга к издевательствам над насекомыми переросла в злорадство над побеждёнными соперниками, когда Дмитрий серьёзно занялся боксом.
– Есть такой неписанный моральный кодекс спортсмена-единоборца (Фёдор едва сам не произнёс эти слова, но промолчал, решив не мешать Ольгиному рассказу). Вот этот самый кодекс, – продолжала Ольга, – Дмитрий часто не соблюдал. Судьи делали ему замечания за неспортивное поведение. Однажды чуть не дошло до дисквалификации, но переломить эту детскую болезнь он никак не мог. И не мудрено, что согласился на эти чёртовы бои без правил. Там-то, думал, никто замечаний делать не будет. Ошибался, конечно. В боях без правил, как оказалось, тоже есть правила.
– Может, и хорошо, – считала Ольга, – что Димку вышибли в первом же бою. А то показал бы садистскую натуру, да и нарвался бы на ещё большие неприятности.
Поначалу Фёдор подумал, что Жердинскому нужен психоаналитик. Из услышанного от Ольги понял, что Дима и сам разобрался в себе, в причинах поведения, корнями застрявших в детстве.
Дело шло к шести вечера. Пора бы уж по домам расходиться. Ольга сказала:
– Извини, Федь, мне позвонить надо, – и сняла трубку телефона с кнопочным набором.
От его внимания не ускользнуло это дружеское «Федь». Перестав понимать, что происходит, он вспомнил Аллу Петровну, пожадничавшую денег на новый телефонный аппарат.
Звонила Ольга домой попросить сиделку задержаться сегодня до девяти.
– Или лучше до десяти, если можно, – уточняя, она зыркнула на Фёдора, лукаво ему подмигнув. У того мелькнула робкая мысль, тут же отвергнутая как неуместная.
Ольга выглянула из приёмной и, убедившись, что в коридоре никого, закрыла дверь, повернув ключ на два оборота.
Фёдор всё больше убеждался в верности собственной догадки, хотя и представить не мог, как это: «Прямо здесь? Прямо сейчас?».
Забулькала вода в электрокипятильнике. Конфеты, пакеты с чаем и возникшая из потайного отсека бутылочка коньяка, – вот сюрприз-то! – окончательно убедили Фёдора, что вечер становится приятней, чем ожидалось.
* * *
Ближе к ночи из института вышли двое.
Вначале – молодой длинноволосый мужчина, плащ нараспашку. Взмыленный, с недобрым блеском в глазах.
За ним – женщина, размахивая дамской сумочкой. Наспех расчёсанная, в помаде, местами выходящей за края губ. На лице – умиротворённость и счастливая улыбка.
Дежурная, утром сменившая тётю Розу и не знавшая о событиях предыдущей ночи, проводила парочку недоуменным взглядом.
...
Домой Федя попал к одиннадцати. Довольный и счастливый, что с Ольгой всё уладилось, принял душ и в халате уселся на диван перед телеком. Кружка чая с лимоном, печеньки в блюдце на журнальном столике – что ещё нужно для расслабления перед сном? А после такого вечера, столь же приятного, сколь и неожиданного…
Что такое?
Щёлкнул замок входной двери.
Федя насторожился. «Ну, ладно, – подумалось ему, – вчера был ужратый вдрызг, всё чего-то мерещилось. А теперь? Или я в самом деле мозгами тронулся?»
Шаги в прихожей. Звуки расстёгиваемых молний на сапогах. Кажется, на плечики повесили пальто.
Мягкой походкой в дверях гостиной появилась Карина с кричаще дорогой чёрной сумочкой, перевешенной у локтя. Вместо прямых реденьких волос – пышная взрыхлённая копна, «живописный беспорядок». За бордовой помадой с тёмно-синим оттенком, густой тушью на ресницах и лазурными тенями на веках невозможно узнать серую мышку по имени Карина. Обтягивающую синюю блузу и укороченную чёрную юбку дополняли тёмные колготки, ажурные, с цветочным рисунком.
– Привет, Феденька, – улыбнулась Карина с порога, помахивая ручкой.
Ответа не последовало. Преображение Карины, похоже, имело под собой причину. Не просто же так ей надумалось изменить образ до неузнаваемости. «Неужели это ради меня?» – подумал Фёдор и спросил:
– Что всё это значит?
– О чём ты? – притворилась Карина, играя в наивность.
– О твоём прикиде. «О чём». Ты случайно адресом не ошиблась? Может, тебе не на Оболонь, а на Окружную? – с намёком на бульвар в западной части города, вдоль которого, как часовые, стоят «работницы секс-бизнеса», выжидая клиентов.
– Оскорбить хочешь? – невозмутимая Карина вальяжно вошла и картинно-медленно уселась в кресло напротив Бакланова. Сумочку положила на пол, сбоку от кресла. Вскинутая нога на ногу – и юбка выглядит ещё короче. Слегка раскачивая свисающей ступнёй, она кокетливо пошевелила пальцами облачёнными в ажурную ткань колготок.
Ознакомительная версия.
