То же самое «от счастья» с Мариночкой повторилось и вечером, и утром другого дня. В момент близости она взлетала от счастья под потолок в дивной кружевной ночной рубашке, нелепым кружевным колом свисающей с потолка. Молодой муж; хоть и смеялся, но досада и все нарастающий его страх перед её взлетами в миг сладостных утех раздражали его все сильнее.
Эта ситуация повторялась и повторялась. Саша был очень огорчен и раздражен. Марина была смущена и расстроена.
Однажды, после очередной неудачной ночи любви, Саша поехал купить на «СтройДворе» тяжелые железные цепи. Едва дождался ночи! Настораживающий звон, лязг и грохот металла в тиши спящего Ругачёво озадачивал соседей. И заставлял только гадать о вкусовых пристрастиях этих странных москвичей. А ведь Саша был москвич. А значит, по местным ругачёвским меркам, – уже странен. А тут еще такое вытворяет в медовый-то месяц! По ночам он приковывал Мариночку тяжелыми цепями к железной кровати. И ласкал её страстно и нежно в надежде, что уже теперь-то им удалось преодолеть этот недуг. Но увы! Не помогли ни цепи, ни самые маломерки-наручники для малолетних преступников. Её тонкие, изящные запястья выскальзывали из наручников. И, поднятые невольно взлетающей Мариночкой, пудовые цепи с грохотом спадали с неё, сотрясая весь их новый дом. И Мариночка, воспарившая под потолок, извинялась перед любимым, как опоздавшая на урок школьница перед учительницей.
Не помогли и купленные Сашей в спортивном магазине тяжеленные гири, которые, надрываясь от натуги, загружали ему в машину три грузчика. И это не помогло. Хотя следующей ночью он не только приковал Марину к железной кровати, но еще утяжелил оковы неподъемными гирями. Но повторилась так же неприятность! Марина взлетела в самый трепетный момент.
Он не сдавался и опять и с еще более тяжелыми гирями приковывал её к постели. Ласкал ее страстно и отчаянно, но… но неожиданно для неё самой она опять взлетала. Саша опять взвыл от досады. Его лицо, перекошенное от горечи и неудовлетворенности, так испугало Марину, что она рухнула прямо на гири. И сильно ударилась. Вся покрылась синяками.
С того дня не то что слухи поползли по Ругачёво, а все открыто обсуждали эту беду, свалившуюся на Марину и Сашу. Причем Сашу подозревали в том, что он столичный извращенец. И это, к сожалению, почему-то особенно муссировалось всеми, кому не лень, в Ругачёве.
А тут как раз и еще беда приключилась с Мариной и Сашей, после которой поползли уж совсем зловещие слухи. А началось все с того, как среди ночи привез Саша Мариночку в одном наспех наброшенном ситцевом халатике в веселенький цветочек прямо на голое тело… и с хлещущей из её головы кровью притащил на руках в ругачёвский травмпункт. Сильно была разбита голова у Мариночки, но, к счастью, обошлось без сотрясения мозга. Случилась эта беда потому, что, когда они решили залезть в погреб, чтобы там, заперев крышку погреба… Ну, словом, понятно, что их туда загнало. Итак, залезли Марина с Сашей в погреб и заперли крышку. Марина села на прохладные ступеньки подвала. Саша, нежно целуя ее плечи, снял с неё халатик, среди посверкивающих в потемках трехлитровых банок с законсервированными ее бабушкой для молодых огурчиками и помидорчиками, да так, чтобы на всю зиму хватило. Голова его кружилась от нежности и страсти, пряные запахи заготовок и влажный аромат близкой сырой земли, сплетаясь между собой, вместе с нежно-пьянящим теплом ее тела обволакивали их обоих туманом неги и тайны. Все это туманило и будоражило их обоих как адский любовный напиток. Но тут случилось же такое! Только он раздвинул ладонями, лаская её белеющие в потёмках подвала атласные бёдра, наслаждаясь едва уловимым запахом ее сладости и женской неги, как она опять взлетела. Доски над её головой разлетелись в щепки безумным фонтаном щепок, вдребезги разбив люстру.
Ах, какую люстру богемского хрусталя, дворцовую, подаренную на свадьбу его мамой, то есть Мариночкиной свекровью!!! Люстра осыпалась хрустальным звоном. Саша, подпрыгивая по лесенке подвала, поспешил на помощь Марине.
В травмпункте они пытались что-то объяснить, но разве такое объяснишь. С трудом уговорили дежурного врача не вызывать участкового. Словом, наложили Марине на голову швы. И Саша увёз ее домой.
Не дожидаясь, когда снимут швы с головы Мариночки, Саша решил вести себя в этом вопросе «цивилизованно», по-московски. Он повез Мариночку в Москву на прием к сексопатологу.
В назначенный день они, немного смущаясь, потоптались у белой двери с табличкой «Психолог по семейным вопросам». И, постучав, решились войти. В кабинете их встретил забавный человечек с искрящимися глазками-буравчиками и всклокоченными на висках вьющимися смоляно-черными волосами. Довольно ехидного очертания эспаньолка украшала его узкий, вытянутый подбородок. С первого взгляда на забинтованную голову Марины он почему-то очень обрадовался. Нежно погладил ее по бинтам, обмотанным вокруг ее головы, и ласково, как неразумным детям, сказал им:
– Садо-мазо требует четких инструкций! Никакой самодеятельности! Садо-мазо без разумного инструктажа – опасен для жизни! Вы поторопились! Это утонченное искусство!
И он затараторил, затараторил, бегая по чистенькому кабинету, всплескивая тонкими руками с благородно-утонченными музыкальными пальцами, щедро присыпая свою медицинско-научную речь загадочными латинскими терминами, то ли диагнозами, то ли изречениями. Пугая Марину время от времени странными возгласами, словно шаманскими заклинаниями:
– Садо-мазо! Садо-мазо! Садо-мазо спасет мир! Я внимательно выслушал Вас… Вы хотите иметь детей! Но есть между вами – странное препятствие. Вы, Марина Викторовна, некстати взлетаете. И поэтому Вы не можете зале… то есть – зачать! Признаюсь, в моей многолетней практике это уникальный случай. Но…
И он опять быстро затараторил на дикой смеси русского и латыни.
Понимание того, что он говорит, затрудняло и то, что время от времени в кабинет довольно бесцеремонно врывались красивые молодые женщины, которым без лишних объяснений сексопатолог совал какие-то деньги. Одеты они были так, словом, – совершенно так, как те, которых в журналах называют «светские львицы», то есть в одежды расцветкой, как у нас в Ругачёво бабульки говаривали, «вырядиться в лЯпёрды». Марина засмущалась того, как простовато выглядела она. И сексопатолог, тотчас заметив ее смущение, пояснил:
– Сами понимаете, это мои бывшие. Но нет, нет, не пациентки! Это мои бывшие жены. Вот только что заходила третья, у меня, знаете ли, свое счастье – у меня много детишек! И представьте себе: и всем нужны деньги! Дети – это мое счастье, мой профиль!
Так что – не сомневайтесь! Я и вам помогу в ваших затруднениях! Следуйте моим советам, и у вас будут, как и у меня, славные детишки!
Мариночка быстро поняла, что хотя и появлялись за деньгами эти бывшие жены любвеобильного сексопатолога не в порядке матримониальной последовательности, но… Появляющиеся в его кабинете жены, сверкающие стразами, у доктора были все моложе и моложе.
Но сексопатолог прервал ход ее мыслей бравурным выкриком:
– Я понял! Я догадался, как спасти ваш брак! Ведь все проблемы вашего брака заключаются в том, что Мариночка слишком счастлива и взлетает оттого, что она «парит на крыльях любви»! Значит, нужно сделать так, чтобы Мариночка… не то чтобы стала несчастной. А чтобы, ну, чуть-чуть не настолько счастливой.
С этими словами он выдвинул ящики стола и достал оттуда подарочные упаковки с плётками и хлыстами.
Увидев эти орудия, Мариночка, закрыв от отвращения глаза руками, выбежала из кабинета. Следом за нею, немного задержавшись, чтобы расплатиться с сексопатологом, выбежал и Саша.
На следующий день после поездки в Москву Марина по совету мамы пошла к знахарке. Идти нужно было одной. И было страшно идти, чтобы искать странную избушку в лесу. Но и это преодолела Марина ради их с Сашей любви. Она вошла в незапертую скрипучую дверь. Там сидела совершенно средневековая старуха с заспиртованными лягушками и прочими атрибутами колдовства и знахарства.
Марина была поражена тем, что увидела её впервые. Хотя казалось, что в их крохотном Ругачёво все друг друга знают. И проживать незнакомый человек здесь просто не может. Но эту древнюю старуху она точно видела впервые.
Марина поздоровалась, хотела объяснить цель своего визита, но старушка прервала повелительным жестом ее горестный рассказ, произнеся скрипучим и усталым голосом:
– А! Мариночка! Прилетела, бедная ты моя. Знаю, ребеночка хочешь, а сама все взлетаешь. Ко мне когда-то и Аллочка, мама твоя, также приходила с этой же бедой. И смех и грех, в самый неподходящий момент мужик от счастья, то есть папенька твой, взлетал. И… ха-ха! И вечно задницей о потолок бился. Ха-ха-ха!
Смех ее перешел в какое-то пугающее карканье, а потом в сильный кашель, который она долго не могла успокоить.
