Ознакомительная версия.
– Не могу, Олюшка, – вздохнула Полина Михайловна. – Мама не велела.
– Бабулечка, я к гусям не лазила, а Вовка первый начал. Он в меня камнем кинул. Видишь? – Оля ткнула пальцем в раздувшийся и такой же сине-малиновый, как и пятно на носу, подбородок.
– Вижу. Но ведь ты тоже, Олюшка, хороша, – печально возразила Полина Михайловна.
– Да, баба, – взвизгнул Вовка. – Она меня ногами пинала. И опять пинает. И к окну не пускает.
– Пусти его, Оля.
Девочка нехотя посторонилась, и в окно воткнулась белая кудрявая голова.
– Баба! – предвкушая освобождение, завопил Вовка. – Баба! Открой меня. Я в туалет хочу.
– Врет он, – буркнула где-то там, в глубине Ольга. – Он только что в таз написал.
– Я опять хочу, – вошел в раж Вовик. – Пустите меня!
Полина Михайловна строго посмотрела на внука:
– Ты чего бузишь?
– Я не бузю, я в туалет.
– Про туалет я уже слышала, – строгим учительским тоном изрекла Ираидина свекровь. – Теперь про тебя хочу услышать.
Для Вовы Звягина учительский авторитет бабки никакой ценности не представлял, поэтому он, не теряя надежды, предпринял еще одну попытку:
– Баба, маму позови.
– Зачем?
– Ну позови маму. У меня живот болит.
– Ничего у тебя не болит, – как отрезала Полина Михайловна. – А будешь кричать, вообще повернусь и уйду.
– Не уходи, баба, – сдался Вовик. – Не буду кричать.
Переломившая ситуацию Полина Михайловна присела на врытую под банным окошком маленькую скамеечку и спросила:
– Сам расскажешь? Или Трифона позвать?
Такого поворота юный дебошир не ожидал.
– А Трифона, баба, зачем? – изумлению Вовки не было предела.
– Как зачем? Ты не рассказываешь, значит, Трифон мне расскажет.
– Он же гусь, баба, – не поверил Вовка.
– Ну и что, что гусь. Мне что гусь, что петух – разницы никакой. Все равно понимаю. И сестру вот твою понимать научила.
– Да-а-а? – задохнулся Вовик от зависти.
– Да. Поэтому Трифон ее и не щиплет никогда.
– Меня, баба, научи, – смиренно попросил внук.
– Тебя? – переспросила Полина Михайловна. – Тебя, Вова, не могу, потому что ты обманщик и разбойник. А обманщиков и разбойников гуси не любят, особенно тех, которые в людей камнями кидают. Вот скажи мне, Вова, почему тебя Трифон ущипнул?
– Он ногу в забор сувал, – подсказала Оля ответ брату.
– Я ногу сувал.
– А зачем ты, Вова, ногу к гусям совал?
Мальчик молчал, впрочем, ответы его бабушку особенно и не интересовали.
– А что ты, Вова, пока ногу совал, Трифону говорил?
Внук наморщил лобик, пытаясь вспомнить, и неуверенно выдавил:
– «Гуся-гуся» его звал.
– А знаешь ли ты, Вова, что нельзя Трифону говорить «гуся-гуся»?
– Почему? – еле слышно промолвил мальчик.
– А потому, Вова, – Полина Михайловна начала говорить с использованием восходящей интонации, – что Трифон не простой гусь.
– А какой? – Вовик зачарованно смотрел на бабушку.
– И не гусь это, Вова, вовсе. Не гусь, а заколдованный принц.
Глаза мальчика округлились. Полина Михайловна продолжала:
– И заколдовала его злая ведьма. И сказала ему: «Быть тебе гусиным королем, пока не полюбит тебя простая девушка».
– Олька, что ли? – задохнулся от неожиданности Вовик.
– Может, Ольга. А может, и не Ольга. Только, Вова, кого ущипнет гусиный король, тот превратится в серого гуся. Ну, если повезет, может быть, в белого.
– Бабонька, – с тоской заскулил мальчик. – Не хочу я в гуся, ни в серого, ни в белого.
– А что делать? – грустно спросила Полина Михайловна и помолчала минуту. – Впрочем, есть, Вова, одно средство.
– Какое, баба? – воскликнул мальчик.
– Простое, Вова, средство. – Дальше Полина Михайловна продолжала вещать замогильным голосом. – Если до заката солнца успеешь исправить свой обман, может быть… – Учительница начальных классов грустно посмотрела на обалдевшего от ужаса внука. – Может быть, и не превратишься в гусака. Главное, вовремя успеть.
– Олька не лазила к гусям, – выпалил Вова и посмотрел бабушке в лукавые глаза. – Я ногу сувал сам. Камень бросил… я.
Полина Михайловна еле сдерживала улыбку.
– Вот так вот, Вова. Жди теперь, когда солнце сядет.
Вовик трубно заревел, зашмыгал носом, отчего у Оли у самой защипало в носу, и ей безумно стало жаль своего младшего брата. Она даже погладила его по белобрысой голове и, как сумела, подбодрила:
– Не реви, Вовка. Может, и не станешь ты гусем.
– А вдруг стану?
– А хочешь, узнаем? – поспешила на выручку Полина Михайловна.
– А как? – горевал Вова.
– А вот схожу сейчас к Трифону и узнаю, – предложила бабушка, остро почувствовавшая необходимость охладить не на шутку разыгравшееся воображение своего внука.
– Иди, баба, – взмолился Вовка. – Иди скорее.
Полина Михайловна медленно поднялась со скамейки и чинно направилась в сторону загона для гусей. Вовик следил за бабушкой глазами, не забывая всякий раз отмечать про себя, что пока еще день и солнце не село.
Полина Михайловна немного постояла у загона, наблюдая за передвижениями ни о чем не подозревающего Трифона. Гусак выгнул шею и по-хозяйски направился к забору. Прямой взгляд статной женщины ему не понравился, и Трифон взмахнул крыльями, сопровождая угрожающий жест агрессивным шипением. Полина Михайловна ничуть не стушевалась, вошла в загон и остановилась. Трифон, словно раздулся, призывно загоготал и, покачиваясь, продолжил движение вперед. Посетительница не растерялась, резко выбросила вперед руку, расставив пальцы рогаткой прямо напротив красных глаз гусака, и громко шикнула: «Ш-ш-ш». Трифон отступил. Полина Михайловна, не отводя от гусака глаз, попятилась, толкнула калитку и только потом повернулась к Трифону спиной.
Дети, не отрываясь, наблюдали за бабкиной вылазкой, отчего Ольга хихикнула, а Вовка преисполнился немыслимой гордости. Нетерпение клокотало в нем.
– Ну, давай, – просительно приговаривал он. – Ну, давай, баба, иди скорее уже.
Полина Михайловна словно почувствовала настроение внука и интуитивно прибавила шаг.
Вовка не выдержал и заорал:
– Ну что? Баба! Что Трифон сказал?
Полина Михайловна приложила палец к губам. Вовик заерзал, но кричать больше не стал, дожидаясь того момента, когда бабушка предстанет прямо перед ним.
– Ну что, Вова?
Мальчик побледнел.
– Быть тебе человеком. Но чтоб это было в последний раз. Так передал Трифон.
– А мне Трифон ничего не передавал, бабулечка? – полушутя-полусерьезно поинтересовалась Оля.
– Передавал, Олюшка, передавал, что любит тебя и ждет, но тоже просил не драться, а то ему тоскливо будет.
Ольга зарделась, а Вова посмотрел на сестру с нескрываемым уважением.
Полина Михайловна, довольная произведенным эффектом, долго задерживаться не стала. Поцеловала внучку в многострадальный нос, Вовика добродушно чмокнула в щеку, пригласила на воскресный обед по поводу «без повода» и выдвинулась в сторону дома. Оттуда доносился переливчатый смех Ираиды и, если прислушаться, не менее веселое кухонное звяканье.
Свекровь вошла в дом, но дальше прихожей проходить не стала, увидев в открытую кухонную дверь, как Степан жадно пытается обнять накрывающую на стол Ираиду.
«Господи, – подумала Полина Михайловна, – зачем им дети? Они сами как дети: все не наиграются!»
– Ира. Ира!
Невестка выглянула из кухни с выражением досады на раскрасневшемся лице.
– Вы чего стоите там, мама? Проходите, обедать сейчас будем, – по-родственному скомандовала Ираида.
– Нет, Ира. И не проси: проходить не буду, домой пора. А ты детей-то отпусти, Ира. Ни к чему им в бане-то до ночи сидеть.
– Хозяин – барин, – не удержалась Ираида Семеновна, чтобы не съязвить.
– Не барин, Ира, а ба-ры-ня, – не осталась в долгу свекровь, но, поймав пристальный взгляд сына, стушевалась, поняв, что тому ее ответ не по нраву. – Дело твое, Ира, не обижайся, а только держать детей взаперти непедагогично.
– Ну-у-у, – протянула невестка. – Мы педагогических институтов не кончали…
Степан, почувствовав, что диалог двух горячо любимых им женщин заходит в тупик, решил разрядить атмосферу и примиряющим тоном добавил:
– А не мешало бы…
Сказал и пожалел, потому, видимо, огорчился. Благодарная Полина Михайловна, пытаясь смягчить возникшее напряжение, мигом бросилась на сторону Ираиды и глубокомысленно изрекла:
– Не в институтах, Степа, дело…
И тут же осеклась, ибо фраза ее была также не к месту, как и реплика сына, минутой раньше.
– Где уж нам! – демонстративно воскликнула Ираида и удалилась в кухню.
Степан вышел проводить мать, потупив глаза. Полина Михайловна тоже говорила куда-то в сторону. Условившись о встрече в воскресенье – «как всегда, на обед», – мать с сыном разошлись.
В дом Степан входил как побитая собака.
– Проводил? – грозно спросила Ираида.
Ознакомительная версия.
