Ознакомительная версия.
Предисловие
С 1948 года по решению Совнаркома СССР началась большая репатриация армян из зарубежья. Общее число приехавших составило более 200 тысяч. Главные потоки репатриантов шли с Ближнего Востока: из Ливана, Египта, Ирана и Турции. Немало репатриантов приезжало из Греции, Болгарии, Румынии и Франции. Их объединял только армянский язык и христианская вера. Говорили они на разных наречиях, смешивая слова из языка стран пребывания с армянским, и отличались от местных жителей бытовыми привычками, культурой и, разумеется, образом мышления. Все приезжие продолжали говорить между собой на языке страны их бывшего проживания, а с нами, местными, общались, разумеется, на армянском. Всех этих людей надо было приютить, накормить, трудоустроить, одним словом, создать нормальные условия жизни.
Последние большие группы репатриантов прибыли в конце 1948 года, а процесс их обустройства продолжался до 1949 года. Имеющиеся ресурсы были крайне скудными. Первыми объектами для размещения репатриантов стали действующие школы, общежития и военные казармы, которые с трудом успели кое-как отремонтировать. Бедные репатрианты, ожидавшие теплого приема, благоустроенных домов и изобилия, в чем настойчиво убеждала их советская пропаганда, вдруг оказались среди несчастных и неприветливых людей, в такой мрачной и бедной обстановке, что им и не снилось в кошмарном сне. Спустя годы они неоднократно рассказывали о своей доверчивости и глупости. Этот великий обман стал излюбленной темой юмористов и театральных постановок.
На больших военных машинах из порта Батуми или железной дорогой непрерывно возили людей с огромными баулами и многочисленными вещами. Вновь прибывшие мало были похожи на местных жителей. Их одежда, тональность разговора, поведение – все было ново, и мы с удивлением наблюдали за тем, как мужчины в цветных брюках и женщины на высоких каблуках ходили и возбужденно обсуждали предложенные им варианты. Некоторые сидели отрешенно, безучастно смотрели на происходящее и плакали. Среди прибывших было много детей разных возрастов.
Приехавшие из других стран люди впервые в жизни видели вокруг себя сплошь сородичей и думали, что все здесь любят друг друга, а их в особенности – за преданность исторической Родине, за то, что они, оставив обжитые места, где в течение полувека или века жили их предки, вернулись домой. Но вскоре им пришлось убедиться, что местные армяне бывают порой не совсем такими, какими их представляли. Они оказались агрессивными, воинственными и озлобленными. Советская власть успела оставить отпечаток на внешности и душах этих людей, успела научить их жестоким правилам выживания, зачастую заставляющим быть слепым и глухим к человеческому горю. Разумеется, немало было и других, не потерявших доброты и человечности, с большой теплотой и сочувствием принявших армян-репатриантов.
Случалось, что у репатриантов крали хлебные карточки, а это означало, что они вынуждены были жить месяц без хлеба, до получения новой карточки. Прежнюю карточку аннулировали и выдавали новую – благо человек мог получить хлеб только в одном магазине. Потом приходила милиция, начинала допрашивать потерпевших, свидетелей из очереди, продавцов. Практически всегда оперативно устанавливали личность вора, совершившего этот гнусный акт, грубо и бесцеремонно доставляли его в отделение и допрашивали, зачастую жестоко избивая. Суд и ссылка не заставляли себя долго ждать, и через какое-то время воровство карточек сошло на нет.
Несомненно, большевики умели жестко и быстро выходить из критических ситуаций, которые, как правило, сами и создавали, а вот налаживать спокойную, нормальную жизнь оказалось не их стихией. Им нужна была буря, борьба, герои, враги – и со временем народ понял, что это ему безмерно и до смерти надоело…
Приезд репатриантов сильно повлиял на общую культуру местного населения, что скоро стало заметным. Много представителей интеллигенции – писателей, учителей, артистов и музыкантов – приехало из Каира и Бейрута, известных центров армянской культуры за рубежом. Армяне из Европы, особенно из Франции, также были в массе своей образованными людьми, держались более достойно, даже внешне отличаясь от других. Среди них было много специалистов. В республике появились дантисты, портные, сапожники, музыканты, учителя иностранных языков, хореографы и певцы. За продукты и некоторые другие товары приезжие лечили и шили, обучали и обували.
* * *
Безмерная надежда советского народа на то, что после тяжелейшей войны, в которой почти каждая семья потеряла родного и близкого человека, а иногда и не одного, начнется совсем новая, светлая жизнь, быстро угасла в повседневных трудностях, в тяжелом добывании скудного пропитания и содержании жилья. Значительная часть ветхого жилищного фонда был разрушена во время военных действий, в стране остро не хватало продовольствия, в отдельных регионах разразился настоящий голод – люди умирали тысячами. Но людоедский сталинский режим не мог существовать без новых и новых человеческих жертв, без террора по отношению к своему народу. Огромные аппараты карательных органов не могли бездействовать. Чтобы оправдать свое существование, им надо было «раскрывать заговоры и антисоветские действия изменников родины», ведь вождь народов был весьма чуток к любым, даже сумасбродным слухам о заговорах – везде он искал происки против себя и своей власти.
Первым эпизодом послевоенных репрессий, который до сих пор вызывает чувство острой горечи и возмущения и не укладывается в нормальную человеческую логику, стал факт расправы над советскими военнопленными.
Количество военнопленных уже в первые годы войны достигло примерно 6 млн человек. Задумайтесь над этим числом – это больше, чем население таких государств, как Дания, Хорватия… В большинстве случаев советские солдаты и офицеры оказались в плену вследствие преступно безграмотных действий своих же военачальников в первые месяцы войны. Да и трудно было ожидать грамотных решений от вчерашних младших офицеров, в массовом порядке пришедших перед началом войны на замену старшему, опытному военному командованию, высланному или расстрелянному по приказу Сталина почти поголовно. Так, среди расстрелянных были маршалы М.Н. Тухачевский, В.К. Блюхер и многие другие. Будущий прославленный маршал Константин Рокоссовский после годового заключения и страшных пыток, с выбитыми на допросах зубами, по настоянию Георгия Жукова был выпущен и немедленно направлен на передовую линию фронта.
После широко распропагандированного объявления амнистии началась массовая отправка военнопленных на родину. Решение – оставаться за рубежом или вернуться в СССР – они принимали самостоятельно. Число военнопленных, которые не поверили Сталину и советской пропаганде и остались за рубежом, также было довольно внушительным – около миллиона человек. Их жизнь на чужбине сложилась несравнимо лучше и счастливее, чем тех наивных и доверчивых людей, которые вернулись в страну. Загруженные до отказа радостными солдатами эшелоны с ходу поворачивали в Сибирь, в сторону Колымы и Магадана. Так Сталин и руководство страны «исправили» свои ошибки, допущенные в первые годы войны, и «поздравили» родных и близких этих несчастных, жаждущих встречи со своими сыновьями и мужьями, не по своей воле оказавшимися во вражеском плену.
* * *
Начались репрессии в армии и военно-морском флоте. Советская пропаганда развернула разнузданную кампанию против «низкопоклонства перед Западом» и «безродных космополитов» – ее жертвами стали председатель Еврейского антифашистского комитета, известный общественный деятель Соломон Михоэлс и сотни евреев-интеллигентов. Началась бурная кампания против инженеров-«вредителей», где основными фигурантами также были евреи. Фактически на государственном уровне проводился явный антисемитский террор.
То, как храбро и беззаветно сражались евреи против фашистов, как 165 человек еврейской национальности были удостоены звания Героя Советского Союза, было предано забвению. Была арестована по выдуманному обвинению даже жена наркома иностранных дел Вячеслава Молотова, ближайшего соратника Сталина, – Полина Жемчужина, еврейка по национальности. А жена личного секретаря Сталина А.Н. Поскребышева, также еврейка, была обвинена в шпионаже и расстреляна в июле 1952 года.
Происходящее напоминало безумные годы великой испанской инквизиции. Как могли Вячеслав Молотов, Михаил Калинин (его жена тоже была арестована), Александр Поскребышев и другие на следующий день после ареста их жен выйти на работу, общаться с вождем и вести себя как ни в чем не бывало, даже хвалить его за мудрость и проницательность? Неужели страх этих людей был настолько велик, что для сохранения своей презренной жизни рабов сумасшедшего Молоха они не рисковали хотя бы попросить о помиловании – не говоря уже о том, чтобы, как нормальные люди, имеющие достоинство, отомстить параноику-вампиру в его же кабинете, где они так часто оставались с ним наедине? Ведь они могли пронести туда оружие, а Поскребышев всегда был вооружен. Я не сочувствую этим, безусловно, несчастным людям – я их презираю…
Ознакомительная версия.
