– Не, ну самый молодой пусть и бежит, чо.
Самым молодым был я. Поделав пару минут вид, что не понимаю, о чём речь, вздохнул и побрёл.
– Э, погодь-ка! – говорит Борисыч. – А вы вохрушку-то видели сегодняшнюю в смене? Может, мы молодого к ней лучше пошлём?
Проголосовали единогласно. Меняю курс и иду к вохрушке. Вохрушка сидит у себя в будке и чистит потертый «ТТ», морщась от папиросного дыма, потому что папироса уже почти сгорела и вот-вот подпалит ей усы. Так-то симпатичная в определённом смысле этого слова – грудь восьмого размера и табуретки из-под жопы не видать.
– Здрасьте, – говорю.
– Здоров, коли не шутишь!
– Скажите, а вот сейчас офицер вот такого роста не проходил? – и показываю ладошкой в районе пояса.
Вохрушка смотрит в район моего пояса. Я отступаю за стол, на всякий случай.
– Нет. Не проходил.
– А Вы не могли его не заметить? Может, он тихонько проскочил?
– У меня не проскочишь, – и вохрушка выплёвывает, наконец, папироску, поглаживая ствол «ТТ».
– А чо вы такая неласковая? – спрашиваю я уже в дверях зачем-то.
– Дык вы ж не стараетесь, чтоб я ласковая была!
– Как это? Бегают же матросики наши, говорят, что стараются, – это я уже за дверь вышел.
– В мою смену не бегали ишшо!
– Всё понял, – кричу ей из-за двери, – пришлём кого-нибудь постарательнее!
Бегу обратно к коллективу:
– Не, – докладываю. – Стопудово не выходил!
– Дык и что? Спишем всё на инопланетян и спать пойдём?
– Не, пошли к старпому, докладывать.
Просто обыскать «Акулу» вчетвером, со всеми её труднодоступными местами, как бы это сказать, довольно затруднительно. Поднялись на борт, стучимся в каюту старпома. Трезвые уже, конечно, практически, после таких-то кроссов по пересечённой, но не местности.
– Чо, бухали, что ли? – ещё из-за двери спрашивает старпом, а потом выходит и подозрительно нас осматривает. Ну, понятно же, что не просто так ему офицеры в каюту стучатся среди ночи. И что бухали – тоже понятно.
– Н-е-е, Сей Саныч! Ва-апще не пили. Так, пулю расписывали…
– А воняет от кого перегаром? Мне же от меня же, что ли, отражённым запахом? Чо надо-то? Шила не дам!
– Сей Саныч, Вася пропал!
– Как пропал?
– Ну, вот вышел из каюты и пропал!
– Тэ-э-эк. Я так понимаю, на стапель-палубе, на ВОХРе и в каютах вы уже посмотрели, а к старпому своему родимому припёрлись, когда совсем жопы запекло? Орлы, хуле. Ни-чи-во без меня не можете, даже напиться спокойно! Рассказывай в подробностях, дубовая роща!
Это он нас подколол так, он-то сам маленький, а мы все от метра восьмидесяти пяти до двух пятнадцати подобрались. Так-то мог бы, конечно, ясеневой рощей назвать, ну или там тополиной, чо сразу дубовой-то? Рассказали ему всё от и до: что в прикупе было на последней раздаче, и в какую сторону штормило Васю, когда он уходил.
– Так, мне всё ясно! Идём искать в отсеке его, если не найдём, объявляем тревогу и обшариваем весь корабль!
– Так мы искали в отсеке уже!
– Вы без меня искали, а значит, не считается. Раз не было с вами гениального руководителя всеми процессами на корабле, значит, вы всё похерили по привычке своей распиздяйской! За мной, я сказал!
Ну, обшарили опять весь отсек, теперь под гениальным руководством. Ну, нет его. Собрались уже у переборочной двери, старпом из трюма вылез, отряхивается:
– Блядь, ну и бардак у него в трюмах! Найду – обязательно выебу! Тапки какие-то за щитами торчат!
И со злости ка-ак даст ногой по тапку, который торчит из-за ряда с распредщитами.
– Мммммм, – ответило ему из-за щитов.
– Чтобля? – хором удивились мы все и стали заглядывать за щиты.
А вот он, наш орёл-то, где гнездо свил, оказывается! Там расстояние от щитов до борта – сантиметров тридцать, наверное, и как он туда попал? И главный вопрос – зачем?
Начали его дёргать и пытаться вытащить, – а ни в какую! Он храпит только, а тело-то расслабленное и цепляется там за всё. Сбегали за ведром воды и давай его из кружечки поливать, целясь в голову.
– Эбля!!! – наконец-то проснулся Вася. – Что за на!!! Я счас рога-то посшибаю кому-то!!!
И начинает, как червяк из яблока, вылезать из оттудова.
– Вот сейчас страшно стало! – говорит старпом. – А вам, ребята, страшно?
– А то! – говорим мы и бережно держимся за свои рога. Вася-то ещё ниже старпома, так-то.
Вылез Вася, в руке бутылка с какой-то жидкостью.
– Шило? – подозрительно спрашивает старпом.
– Да – подозрительно отвечает Вася.
– То, которое тебе вчера на протирку механизмов выдали?
– Да.
– Прятал там его?
– Да.
– А полез чего за ним? Механизмы протирать собирался?
Вася смотрит на нас, типа, ребята, выручайте, а как мы его выручим?
– Ладно, – машет рукой старпом, – идите спать, полуночные ковбои! Сука, даже напиться нормально не могут! Наберут детей на флот, а молока не завезут!
Старпом уже бурчит из соседнего отсека – пошёл спать.
– Вася, ты такой Вася! – в сердцах говорит ему Борисыч.
– А чо я-то? Я же добавки вам принести хотел! Ну, уснул нечаянно, пока лез!
– Одно слово: Чёрная Метка!
– Это два слова, а не одно!
– Да пошёл ты в жопу, филолог-самоучка! Луи Бешерель на разлив в мелкой таре!
И мы, конечно, радостные, что всё так хорошо закончилось, бежим дописывать пулю и спать. А когда пили в следующие разы с Васей, то назначали «дежурного по Васе», который должен был смотреть за, соответственно, Васей. Мы ж стратеги и решение всегда найдём.
Вася был хорошим, несмотря на то, что Чёрная Метка. И не брать его в компанию – это было бы не по-товарищески.
Ну, а как вы думали? На подводной лодке тоже есть якорь, это же как бы корабль. А ещё на подводной лодке случаются командиры дивизий со свербящим в жопе шилом, и, когда две эти субстанции пересекаются в пространстве и времени, происходят всякие казусы.
Отрабатывали мы как-то задачу с покладкой на грунт. Нашли место себе поприятнее, с дном помягче да поровнее, глубина небольшая, метров сто восемьдесят. Решили, что тут и будем ложиться. На ста метрах отдифферентовались без хода и начали вниз тихонько опускаться. А снизу у нас из лёгкого корпуса торчит лаг – прибор для измерения скорости. В заведовании он у штурманов находится вместе со всякими гироскопами, карандашами и секстантами. Но они же штурмана, они его, как от пирса отчаливаем, откидывают и забывают о нём. Опускаемся. Гидроакустики докладывают глубину под килем: двадцать метров, пятнадцать, десять…
А у меня на пульте лампочка горит, что прибор лага отвален.
– Антоныч, – шепчу комдиву три, – нога лага же торчит, штурмана забыли её завалить.
– Тихо, – шепчет Антоныч в ответ, – молчи, будь хитрым. Поржём хоть.
Восемь метров докладывают, семь, три, один. Один. Один. Ну и как бы по ощущениям понятно, что на дно-то мы не легли, а висим в пучине морской. Командир дивизии с нами тогда старшим на борту ходил, хороший был мужик, грамотный, но это именно у него шило в жопе кто-то забыл.
– Что такое? – спрашивает. – Кто виноват?
Комдив-три шепчет механику:
– Штурмана ногу лага завалить забыли.
– Тихо, – шепчет механик.
И оба хихикают.
– Чё вы ржёте-то, – спрашиваю я, волнуясь за народное добро. – А если погнём?
– Не ссы, – шепчет механик, – я её в доке видел, она как хер у слона, только железная. Её земным шаром не согнёшь.
– А мне вот, например, интересно, – решаю уточнить, – а где вы хер слона видели?
– Пошёл в жопу, – объясняет механик, где он видел хер слона.
Из рубок вылезают штурмана и гидроакустики и коллегиальным решением назначают виноватыми механиков. Тычут в нас троих пальцами и называют криворукими имбецилами, которые даже лодку на грунт нормально уронить не могут. Мы сидим и гордо молчим: накаляем обстановку.
– Механик, – не выдерживает командир дивизии, – немедленно доложить, что за хуйня!
– Эдуард, – пасует мне механик, – доложить, что за хуйня!
– Тащ контр-адмирал, докладывает Эдуард, то есть я. Нога лага отвалена.
Как он кинул в штурмана дыроколом каким-то:
– Ещё на механиков моих любимых бочку катит!
Завалили ногу лага, легли на дно, расслабились. Полежали, на косаток в камеры попялились. Надо бы и всплывать.
– А давайте, – неожиданно встрепенулся командир дивизии, – якорь заодно отдадим! Потренируемся!
– Какой якорь? – искренне удивился комсомолец.
Был у нас такой человек на корабле – замполит электромеханической боевой части. Замполита корабельного называли «замполит», а этого – «комсомолец», типа маленький замполитик. Наш к нам только перевёлся из Феодосии, где служил начальником клуба. Ну, то есть профессиональный подводник. Но даже не считая его, процентов тридцать подводников и не подозревали о наличии у нас устройства под названием «якорь».
– Ты чё, Вова, матчасть свою не знаешь? – презрительно щурится командир дивизии.
