Ознакомительная версия.
– Расскажи! – вырывается у меня.
Лицо Востокова из нормального превращается в маску под кодовым названием: «Братец лис».
– Э, не-е-е-т, – тянет он, – ты, Лерик, у нас ещё маленький. Тебе ещё рано.
– Игорь, ну я тебя прошу… – канючу я, – мне это необходимо знать…
Телефонный звонок прерывает моё нытьё. Климов, предварительно взглянув на часы (без пяти минут конец рабочего дня), снимает трубку.
– Аль-лё, – с притворной усталостью говорит он, – фирма «Регейн»…
Следует небольшая пауза, следом за которой лицо коммерческого директора приобретает демонический вид.
– Как не прошла? – рычит он. – Вообще не прошла? Совсем не прошла?
Следует ещё одна пауза, несколько длиннее предыдущей.
– Я понимаю, что уже конец рабочего дня, – говорит он гораздо спокойнее, – я понимаю, что вам нужна она сегодня и что вам завтра в банк, тоже понимаю…
Взгляд его при этом мечется по офису, пока не останавливается на мне.
– Всё, придумал! Высылаю к вам делегата связи. Да, нарочного. Как выглядит? – Оценивающий взгляд в мою сторону. – Мальчик молодой, брюнет в очках, с козлиной бородкой, на молодого Троцкого похож… через десять минут будет у вас… ну, хорошо, через пять…
Игорь на выдохе кладёт трубку.
– Лерик, собирайся, – резко говорит он мне, – вот тебе счёт-фактура, дуй мухой в «Волгу», отдашь её ихнему бухгалтеру, заодно заберёшь у них свежий каталог. Куда идти, знаешь?
– Знаю, – отвечаю я, – только, правильно надо говорить «ихову».
Климов мечет в мою сторону взгляд, способный в засушливое лето поджечь саванну. Не в силах это выдержать, отступаю к одёжному шкафу, для страховки выставив вперёд ладони:
– Ухожу, ухожу, ухожу…
– У тебя пять минут, – завершает он дискуссию, а сам поворачивается к Востокову. – Гарри, рассказывай, что там с искусственными сиськами…
Вышеупомянутый платёжный документ мне необходимо доставить в соседнее по Научному проезду здание, в котором тоже когда-то размещался какой-то научный или проектный институт, а теперь, сами понимаете, офис. Точнее, много офисов, хороших и разных. Вот в один из таких мне и надо занести счёт-фактуру, который Игорь так и не смог отправить по факсу.
Про пять минут Игорь, конечно, загнул – идти тут гораздо дольше, в основном из-за того, что приходится обходить забор это самого НИИ, или чем он там был до развала великого и ужасного.
Захожу внутрь, говорю вахтерше, в какую фирму мне надо, поднимаюсь пешком на третий этаж и попадаю в длиннющий-предлиннющий коридор с мерцающей лампой дневного света в конце. Проходя быстрым шагом по его фарватеру, успеваю заметить, что далеко не все двери здесь отмечены печатью нового времени – вывесками с оригинальными названиями, а‑ля ООО «Алёна и К°» – на некоторых ещё красуются старые добрые: «Отдел технического нормирования», «Метрологическая лаборатория», «Конструкторское бюро»… Не знаю, как другим, а мне в таких местах всегда грустно, потому что ни первого, ни второго, ни третьего за этими дверьми нет, и, думается мне, никогда уже не будет.
«Любой бывший НИИ теперь подобен кладбищу, – приходит мне в голову, – а двери – просто вертикально установленные надгробия».
Вот, наконец, искомая, с номером 342 и черно-красно-рыжей вывеской: «Туристическая фирма «Волга». Дверь открыта, изнутри слышится музыка и женские голоса. Из вежливости стучу о косяк. Захожу.
– Добрый вечер, – успеваю сказать я, но меня прерывают:
– Ну, наконец-то! – баском вступает крупная женщина в шубе и с «халой» на голове. – Вы на локтях, что ли ползли, молодой человек?
– Прошу прощения, – отвечаю я, как можно спокойнее, – руководство переоценило мои скоростные характеристики.
Лицо женщины добреет. В мою сторону протягивается пухлая рука:
– Давайте!
Передаю ей счёт-фактуру. Женщина берёт документ, пробегает по нему глазами.
– Слава богу, хоть правильно заполнили, – бормочет она под нос.
Счёт-фактура исчезает в огромной сумке. Женщина встаёт со стула и, обойдя меня, выходит в коридор.
– Кстати, на Троцкого вы совсем не похожи, – бросает она мне, выходя, – можете так и передать Игорю.
– Хорошо, передам, – отвечаю я. – Мне ещё надо каталог у вас забрать.
– У девушки возьмите, – слышится из коридора.
– У какой девушки…
Поворачиваю голову и вижу сидящую у огромного фикуса улыбающуюся девушку, которую я до этого просто не замечал – весь кадр занимала покинувшая нас мадам.
– Ой, здравствуйте, – кланяюсь я, – я вас не заметил.
Девушка улыбается ещё шире, но это её не портит.
– Меня никто тут не замечает, – говорит она, поднимаясь, – такая моя доля. Во всём виноват Николай Гаврилович.
– Кто? – не понимаю я.
– Мы так зовём наш фикус. Марии Карловне Альтшуль, по чьему авторитетному мнению вы совсем не похожи на Льва Давидовича Троцкого, он напоминает памятник Николаю Гавриловичу Чернышевскому в её родном Саратове.
– Чем, простите, напоминает? Цветом или формой?
– Ни тем, ни другим, – отвечает девушка. – Настроением.
Внимательно смотрю на фикус и совершенно точно понимаю, что этот, высотой в человеческий рост, чуть склонённый в мою сторону цветок (скорее, уже дерево), передаёт только одно настроение:
– Печаль, – говорю я, – печаль или скорбь.
Девушка кивает.
– «И лишь печальный Чернышевский глядит на город с видом шефским…» – декламирует она басом, видимо, стараясь скопировать голос Марии Карловны.
Я улыбаюсь:
– Сами сочинили?
– Нет, что вы, – машет она рукой, – это Мария Карловна… вот, возьмите наш каталог.
Она с улыбкой протягивает мне яркий буклет формата А4, который я с некоторым трудом запихиваю в сумку. Когда я вновь поднимаю глаза на мою собеседницу, до меня вдруг доходит, что предо мной та самая «Изабелла Росселини» из нашей «стекляшки».
– Ой, а я вас знаю! – вырывается у меня. – Вы Иза… в смысле, торговали в ларьке, в нашем здании, на первом этаже. Да?
Улыбка сходит с лица девушки. Моя собеседница поднимает брови и отводит взгляд – явный признак того, что я ляпнул лишнего.
– Да, это была я, – говорит она, изучая Николая Гавриловича.
Спешу извиниться:
– Простите, вырвалось. Я не хотел вас обидеть, честно.
– Ничего страшного. – Девушка меняет гнев на милость, и наши взгляды вновь встречаются. – Я всего неделю там торговала – заменяла заболевшую подругу Марии Карловны – а вы уже седьмой человек, который меня узнал.
– Седьмой, значит счастливый, – улыбаюсь я.
– Возможно. Я, кстати, вас тоже узнала. Пирожок с инопланетянином?
– Вот это память! – совершенно искренне удивляюсь я.
– Настя, – протягивает мне руку она.
Жму маленькую, почти детскую ладошку:
– Валерий, можно Лерик…
Предложение проводить Настю до метро выскакивает из меня само собою, безо всякого намёка с её стороны, или мне это только кажется. На «Калужской» я вызываюсь проводить её до той станции, куда ей нужно (Маяковская), а уже там – до самого её дома. С одной стороны, всё идёт более чем отлично, смущает лишь то, что моя новая знакомая не то, чтобы совсем безразлично воспринимает мою решимость, но и без огонька в глазах.
«Женское кокетство, – успокаиваю я себя, – игра в холодность».
Мысль о том, что я изменяю Татьяне, возникает лишь однажды, когда на перегоне между «Новыми Черёмушками» и «Профсоюзной» вагон сильно болтает, и мы с Настей прижимаемся друг к другу. Я чувствую некоторую неловкость пополам с действительно неповторимым ощущением, когда в первый раз касаешься незнакомой девушки, пусть сквозь одежду, пусть на секунду, но всё же по-настоящему, а не во сне. Вот она, совсем рядом, ближе, чем того позволяют нормы морали. По сути, нас разделяют только одежда; её лицо рядом с моим, её дыхание, запах её духов… Поезд набирает ход, и мы отстраняемся друг от друга, но лишь затем, чтобы снова прижаться при следующем удобном случае, (по крайней мере, мне это так видится). А что до Татьяны, то пока всё невинно… ну, почти.
Вываливаемся из метро на «Маяке» и сразу попадаем в разномастную толпу галдящих, матерящихся и чем-то торгующих людей.
«Боже мой, как давно я не был в центре! – думаю я. – И откуда взялись все эти люди?»
Толпа выносит нас на Тверскую. Здесь становится немного свободнее, хотя и не настолько, чтобы праздно и беззаботно хилять. Кругом люди, люди, люди… Около здания булочной в моё поле зрения попадает какая-то телевизионная знаменитость, но она скрывается за дверцей чёрного «членовоза» быстрее, чем я успеваю сообразить, кого именно я только что видел.
С развесёлой гудящей клаксонами Тверской мы сворачиваем на какую-то тихую плохо освещённую улицу, где становимся свидетелями «смотрин», то есть демонстрации потенциальным клиентам человеческого товара лицом, в смысле, телом. В свете фар грязного, как вся Москва, авто стоят штук пятнадцать разнокалиберных девушек в позе «стреляйте в мою комсомольскую грудь», а рядом, у фонарного столба, делая вид, что просто курят, трутся двое мордоворотов в дублёнках. Пассажирское стекло автомобиля с противным скрипом опускается, и нам становится виден клиент – заросший бородой по самые глаза кавказец в меховой шапке. Высунув из окна смуглую руку, он манит к себе одного из сутенёров. Оглядевшись по сторонам, тот не спеша подходит к машине, наклоняется; второй, оставшийся на стрёме, недвусмысленно поворачивает голову в нашу сторону. Стараясь на него не смотреть, пробегаем мимо.
Ознакомительная версия.
