Ознакомительная версия.
Он придвинул кресло ближе к столу, мелким и ровным почерком написал постановление о прекращении дела производством за отсутствием состава преступления и за старостью и бедностью беспаспортной, об освобождении из-под стражи женщины, называвшей себя «Расея», глубоко вздохнул и еще написал письмо в местный отдел социального обеспечения с просьбой о срочном принятии из городской милиции освобожденной из-под стражи неизвестной престарелой женщины для помещения ее в один из домов для престарелых.
Наступил вечер, и Павел Михайлович слышал через полуоткрытую форточку окна своего кабинета, как гонимые ветром, сухие и скоробленные, облетавшие с деревьев листья звенели своеобразными осенними бубенцами и шелестели шелковым шелестом по неметеному тротуару улицы – шелестели тем удивительным шелестом, который хочется все слушать и слушать, как легчайшую поступь пришедшей осени, – явившейся в этом году к нам в шелковом платье.
Алексей Угрюмов. Современник (Торонто). № 9. 1964. Май
Начало той истории, которую я хочу вам рассказать, довольно банально – дама позвала к себе в гости тех людей, которые, по ее мнению, ее любят и поэтому никаких неприятных моментов ей не доставят.
Собрать таких людей, между прочим, вовсе не так-то просто. Ну, вот вы, например, знаете, что такой-то Иван Андреевич очень многим вам обязан, но чувствует ли он к вам благодарность – это еще вопрос. Может быть, именно терпеть вас не может за то, что многим вам обязан? Разве этого не бывает?
И вот та дама, о которой идет речь, долго обдумывала и решила, что позвать можно только тех, кто отдал ей когда-то кусок души. Человек никогда не забывает того места, где зарыл когда-то кусочек души. Он часто возвращается, кружит около, пробует, как зверь лапой, поскрести немножко сверху.
Это, впрочем, касается скорее мужчин. Женщины существа неблагодарные. Человека, который от них отошел, редко вспоминают тепло. О том, с которым прожили лет пять и прижили троих детей, могут отозваться примерно так:
– И этот болван, кажется, воображал, что я способна на близость с ним!
Мужчины относятся благодарнее к светлой памяти прошедшего романа.
Итак, дама, о которой идет речь, решила пригласить четырех кавалеров. Двое из них принадлежали ее прошлому, один настоящему и один будущему.
Первый из принадлежащих прошлому был не кто иной, как разведенный муж этой самой дамы. Когда-то он очень страдал, потом переключил страдание на безоблачную дружбу, женился и, когда новая жена надоела, опять переключился на умиленную любовь к прежней жене. Выражалось это в том, что он приходил к ней иногда завтракать и дарил ей десятую часть на Национальную лотерею. Звали его Андреем Андреичем.
Второй из прошлой жизни был тот, из-за которого пришлось развестись. Он был давно переключен на дружбу, однако полную обожания и благодарности за незабываемые страницы – конечно, с его стороны. Его приглашали в дождливую погоду для тихих разговоров и чтения вслух. Он умел красиво говорить, он играл на гитаре, вздыхал и брал взаймы небольшие суммы. Звали его Сергей Николаич.
Принадлежащий настоящему был Алексей Петрович. Как и полагается герою текущего романа, он был подозрителен, ревнив, всегда встревожен, всегда готов закатить скандал. Словом – в его чувстве сомнений быть не могло.
Человек будущего был дансер Вовочка. Вовочка еще был в стадии мечтаний и желаний, в эпохе комплиментов и моментов. Он был чрезвычайно мил.
Словом, вся компания, весь мажорный аккорд из четырех нот, обещал быть приятным, радостным, поднимающим настроение и дающим сознание своих женственных сил. А у каждой женщины известных лет (которые вернее было бы называть «неизвестными») бывают такие настроения, когда нужно поднять бодрость духа. А ничто так не поднимает этот упавший дух, как атмосфера любви. Чувствовать, как тобой любуются, как следят за каждым твоим движением влюбленные глаза, тогда все в чуткой женской душе – прибавленные за последние дни два кило веса и замеченные морщины в углах рта – исчезает, выпрямляются плечи, загораются глаза, и женщина смело начинает смотреть в свое будущее, которое сидит тут же, подрыгивает ногой и курит папироску.
Итак, дама, о которой идет речь, – звали даму Марья Артемьевна – пригласила этих четырех кавалеров к обеду.
Первым пришел – олицетворяющий настоящее – Алексей Петрович. Узнав, кто еще приглашен, выразил на лице своем явное неодобрение.
– Странная идея! – сказал он. – Неужели эти люди могут представить какой-нибудь интерес в обществе? Впрочем, это дело ваше.
Он стал задумчив и мрачен, и только имя Вовочки вызвало на лице его улыбку.
– Милый молодой человек. И вполне серьезный, несмотря на свою профессию.
Марья Артемьевна немножко как будто удивилась, но удивления своего не выказала.
Словом, все обещало идти как по маслу и началось действительно хорошо.
Бывший муж принес конфеты. Это было так мило, что она невольно шепнула ему:
– Мерси, котик.
Второй представитель прошлого, Сергей Николаич, принес фиалки, и это было так нежно, что она и ему невольно шепнула:
– Мерси, котик.
Вовочка ничего не принес и так мило сконфузился, видя эти подарки, что она от разнеженности чувств шепнула и ему тоже:
– Мерси, котик.
Ну, словом, все было прелестно.
Конечно, Андрей Андреич покосился на фиалки Сергея Николаича – но это было вполне естественно. А Сергея Николаича покоробило от конфет Андрея Андреича – и это было вполне понятно. Разумеется, Алексею Петровичу были неприятны и цветы, и конфеты – но это вполне законно. Вовочка надулся – но это так забавно!
Пустяки – пусть поревнуют. Тем веселее, тем ярче.
Она чувствовала себя веселой пчелкой, королевой улья среди гудящих любовью трутней.
Сели за стол.
Зеленые щи с ватрушками. Коньяк, водка. Все разогрелись, разговорились.
Марья Артемьевна, розовая, оживленная, думала:
«Какая чудесная была у меня мысль позвать именно этих испытанных друзей. Все они любят меня и ревнуют, и это общее их чувство ко мне соединяет их между собой».
– А ватрушки сыроваты, – вдруг заметил Алексей Петрович, представитель настоящего, и далее многозначительно поднял брови.
– Н-да! – добродушно подхватил бывший муж. – Ты, Манюрочка, уж не обижайся, а хозяйка ты никакая.
– Ну-ну, нечего, – весело остановила их Марья Артемьевна. – Вовсе они не так плохи. Я ем с большим удовольствием.
– Ну, это еще ничего не значит, что вы едите с удовольствием, – довольно раздраженно вступил в разговор Сергей Николаич, тот самый, из-за которого произошел развод. – Вы никогда не отличались ни вкусом, ни разборчивостью.
– Женщины вообще, – вдруг вступил в разговор Вовочка, запнулся, покраснел и смолк.
– Ну, господа, какие вы, право, все сердитые! – рассмеялась Марья Артемьевна.
Ей хотелось поскорее оборвать этот нудный разговор и наладить снова нежно-уютную атмосферу. Но не тут-то было.
– Мы сердитые? – спросил бывший муж. – Обычная, женская манера сваливать свою вину на других. Подала сырое тесто она, а виноваты мы. Мы, оказывается, сердитые.
Но Марья Артемьевна все еще не хотела сдаваться.
– Вовочка, – сказала она, кокетливо улыбаясь представителю будущего. – Вовочка, неужели и вы скажете, что мои ватрушки нельзя есть?
Вовочка, под влиянием этой нежной улыбки, уже начал было и сам улыбаться, как вдруг раздался голос Алексея Петровича:
– Мосье Вовочка слишком хорошо воспитан, чтобы ответить вам правду. С другой стороны, он слишком культурен, чтобы есть эту ужасную стряпню. Надеюсь, дорогая моя, вы не обижаетесь?
Вовочка нахмурился, чтобы показать сложность своего положения. Марья Артемьевна заискивающе улыбнулась всем по очереди, и обед продолжался.
– Ну вот, – бодро и весело говорила она. – Надеюсь, что этот матлот из угрей заставит вас забыть о ватрушках.
Она снова кокетливо улыбалась, но на нее уже никто не обращал внимания. Бывший муж заговорил с Алексеем Петровичем о банковских делах. Разговор их заинтересовал Сергея Николаича так сильно, что хозяйке пришлось два раза спросить у него, не хочет ли он салата. В первый раз он ничего не ответил, а на второй вопрос буркнул:
– Да ладно, отстань!
Эту неожиданную реплику услышал Вовочка, покраснел и надулся.
Марья Артемьевна почувствовала, что ее будущее в опасности.
– Вовочка, – тихонько сказала она, – вам нравится мое жабо? Я его надела для вас.
Вовочка чуть-чуть покосился на жабо, буркнул:
– Толстит шею.
И отвернулся.
Ничего нельзя было с ним поделать.
А те трое окончательно сдружились. Хозяйка совершенно перестала для них существовать. На ее вопросы и потчеванье они не обращали никакого внимания, и раз только бывший муж спросил, нет ли у нее минеральной воды, причем назвал ее почему-то Сонечкой и даже сам этого не заметил.
Ознакомительная версия.
