Ознакомительная версия.
«Ну, а вы?» – обратился он к студентке. «Мне просто очень нужна работа», – пропищала, потупив глазки. Гениально! Учись, салака! Когда я позвонил в назначенный час узнать о результате, мне ответили весьма грубо. Из дотошности я спросил про студентку. Из боязни мне ответили: да, её приняли.
Решились даже обратиться к столетнему знакомому Аниного папаши, нынче видного журналиста крупной газеты. Он не отказал. Дал телефон, сказал сказать: я от Ильдара. Это был Ильяз, он был приветлив. Дал телефон Парвиза: сказать – «я от Ильяза». Карим был так же приветлив – вот бы у русских было подобное! Без лишних слов (без акцента, очень интеллигентно) я чрез пятые руки вышел на глянцевитый журнал по эксклюзивной спортивной обуви. Не совсем профильно, но издание пользуется спросом: бабло очень водится, в перспективе роста интервью с всякими культурными персонажами, например, с Прилепиным… Я сам предложил себя на корректора, редактора, и не очень охотно согласился и на письмо. По пути на первое собеседование мне встретился известный филолог, похожий на окончательно заросшего усами кота Леопольда, а на обратном пути Мариэтта Чудакова – я воспринял это как добрый знак. И впрямь для корректора было раздолье – короткие тексты студенческих переводов с английского явно нуждались в хорошем, современном, что называется «в теме» корректоре-редакторе. Я быстро забабахал на пробу два вышедших номера – блеск! Стал уже осознавать сленг. Наслаждался краткостью и простотой штиля и перлами типа: «…десять фристайлеров, семь кикволкеров, пять обутсменов и два человека представляют йо-йо». Надо запатентовать – надпись на майке: «Представляю йо-йо»!
Однако уже на втором собеседовании, которого мне из-за новогодних альпийских вояжей начальства пришлось ждать довольно долго, случился облом. Во-первых, я полдня провёл в поисках дороги в новое помещение редакции (какая-то, вишь ли, модная арт-площадка – деревенщина, не сведущ нащот важных вещей!): указатель показывал сразу в две стороны (типа пути объезда на машине), и я облазил все окрестные переулки и закоулки, немного поморозив на тридцатиградусном морозе руки, в которых был телефон, по коему мне суфлировали… Прохожих практически не было.
В редакции мне предложили горячий чай и представили двух молоденьких метросексуальчиков, в хиптерских очёчках, в клетчатых жилеточках, в маечках в стиле «Йо-йо – это я!», гомогенных, как Бобчинский и Добчинский, и чуть ли не с бантами под шейками. «Это Макс, редактор, это Марк, выпускающий редактор…» – сказал Иван (настоящий великоросс, самый главный редактор, с коим я и договаривался). Я метнул взгляд на их обувку – ничё не поняль… «А я тогда кто?..» – сказал я, трясясь, растирая красно-синие руки. Присаживайтесь, сейчас всё обсудим. У них под каждой рукой было по айфону и айпаду, к коим они то и дело обращались… Я безо всякого устройства заявил опять сам, что хочу быть корректором и согласен на 20 тыс. рупей. Долго, косноязычно, высокотехнологично и корректно рассусоливали, как будет идти процесс. Дистанционно и с контролем меня сначала Марком-мл., потом Максом-ст. (на вид им лет по двадцать!). И наконец, поставили точку, сославшись на слова издателя, что за такую работу он может выделить лишь 200 долларов раз в два месяца. А на десерт заикнулись – с большущим пиететом – что может раз в квартал будет и интервью со звёздами… например… с Прилепиным… Но это надо долго готовиться – «возможно, впоследствии мы даже вам какие-то из подобных интервью доверим…» Я заштатным тоном сообщил, что знаком с Захаром и Ильдаром, достал старообрядческий телефон и начал тыкать кнопками, выбирая кому из них позвонить… При заштатной фразе «Щас уточню…» Б. и Д., перестав натыкивать в гаджеты паучьими лапками и лапками-многоножками, вытаращившись как брошенные в кипяток раки, замахали клешнями и затряслись усами… Когда мы вышли, они все трое сели каждый в свой джипчик. Б. упало, Д. пропало, а И. и подавно: больше я их не видел.
Дальше уже начал по объявлениям. Корректор для медицинских, технических, юридических изданий (а вернее, продуктов) – пожалуйста. Только это с вниканием в тему (почти во всех объявах – профильное высшее), с ответственностью за каждую запятую, плюс ещё редактура, рерайтинг и райтинг как довесок к легковесному корректорству. С тебя требуют и опыт работы по специальности (от трёх лет, от пяти лет – легко сказать!), и знание английского, и на машинке, как Матроскин, и крестиком вышивать, и лудить, паять и канифолить, сита-решёта подшивать, руками тучи разгонять, и коммуникабельность, и стрессоустойчивость, и готовность к сверхурочному труду и прочую лояльность ко всему вообще – это всё равно, что спать облепленным клопами, как бы их не замечая!.. И всё, заметьте, за 12—13 тыс. тугриков, максимум за 20—23, но тогда уж с тебя точно шкурку пообдерут, как скорняк с бурундука, пообещавший из него хозяину три шапки!
И вот я на проходной режимного объекта, на территории коего, как одуванчик в растрескавшемся асфальте, проросла некая полиграфическая шарашка, дающая доход и жизнь бывшим сотрудникам, в том числе строгим многочисленным охранникам на многочисленных проходных… На территории объекта оказался самый что ни на есть нетронутый совок – всё серое, мрачное, обшарпанное, столетнее, канцелярское. Канцлагерь, где понурые заключённые бредут по развалившимся асфальтовым дорожкам в свою столовку за недешёвым, однако, и не бесплатным обедом. «Лучше брать с собой, выход за территорию запрещён, – комментирует моя провожатая по бетонному лабиринту. – Вам оформим пропуск, но для этого нужно: первое: сходить в больницу и получить справку о психическом здоровье… второе… проходная работает на впуск сотрудников строго с семи часов до…» Мне стало жаль выцветших людей-одуванчиков и даже себя заранее.
Внутри и внизу (полуподвал какой-то) картина ещё более нежизнерадостная и нежизненная. Познакомьтесь: Максим, ваш начальник. Тощий прыщавый чувачок лет 24, со складкой серьёзности на лбу и задавленностью мощью бывшего советского ВПК на лице. Он принялся равнодушно пересказывать мне историю про режимность и столовую, захватывая даже и чуть поглубже – про бывший имперский ВПК. Я вклинился с тем, что уже работал корректором и редактором, и что, мол, вы конкретно выпускаете? «Помимо идеальной грамотности и исполнительности, – начал он, перебирая и перехрустывая на столе пальцы, как дебиловатый пятиклассник на линейке, не знающий куда деть руки, – есть ещё нюансы чисто полиграфические… вот это, например, что за цвет?..» Достал из ящика стола плёнку с наклеенным на неё ядовито-салатовым, как жилетки гаишников, квадратиком. «Циан», – нашёлся я, хотя знал, что циан – это вроде бы род моего любимого цвета морской волны, только более светлый, ярко– прозрачный. Максим оживился. «Вы первый из десяти, кто ответил на этот вопрос. А что за циан и сколько процентов?» Я, сравнивая цвет его лица с образцом и прикидывая, за сколько дней сам стану таким же (как за год в рекламно-газетном полуподвале без окон в Раменском), заявил, что изучу тонкости, и спросил, какая зарплата по факту и предусмотрены ли какие-то, так сказать, перспективы. На руки 13 тыс., но есть тонкости… «Перспектива, – он даже попытался усмехнуться, – можете стать начальником отдела, как я. В отделе корректор, формовщик и два техработника. Работать здесь надо долго, оформляться очень сложно, но зато…». ЗАТО, заточенье…
Захотелось чего-то более современного и бодрого. Принял сунутую у метро газетку с вакансиями. Прямо в центре страницы фиолетовый (под все 100%!?.) красочный квадратище: «НАБОР ТВОРЧЕСКИХ И КРЕАТИВНЫХ ЛЮДЕЙ В НОВЫЙ ТЕЛЕПРОЕКТ! ИНТРЕРЕСНАЯ И ВЫСОКООПЛАЧИВАЯЕМАЯ РАБОТА СО ЗВЁЗДАМИ!» – и всё в каких-то звёздочках.
И вот явился я уже на другую окраину, опять проходные, но другие… Некое подобие телестудии, всё в мишуре какой-то… секретутка, бодренький 24-летний менеджер, заводит в стеклянный кабинетик… «Вы смотрели передачу «Битва экстрасенсов»?» – спрашивает он, почитывая мою анкетку. Смотрел. «Сколько серий?» Все. «Все?!!» Их в один день показывали, мне надо было дома сидеть, я почти всё и олупил. Но потом пожалел…»??» Первый сезон ещё куда ни шло, а потом… «Так-так, подробнее…» Я выдал свой анализ, всеобъемлющий, но по возможности краткий. «А сами-то вы верите в потустороннее и экстрасенсов?» Конечно, верю. «Так-так, попод… А впрочем, нет…»
Оказалось, что нужно работать в колцентре, принимая заказы от страждущих граждан. Исполнять их будут участники, выбывшие с телепроекта (а равно как и прочий сброд), главное психологическое мастерство телефонного оператора – вникнуть, посочувствовать, заинтересовать, и уже формально главное – рассортировать заказы. «Мы помогаем людям…» – произнёс менеджер Макс, и я, наверное, всё же подвытаращил глаза. «Вот вы, судя по анкете, почти писатель, – закруглил он, – будет о чём написать».
Ознакомительная версия.
