Ознакомительная версия.
Ну а когда наконец жену разрешили забрать из роддома и Петр наконец увидел обеих, сердце у него в груди перевернулось и так до сих пор и продолжает стоять в груди как-то немного боком, ни на секунду не давая забыть, что у него есть дочь. Сначала он увидал усталые, счастливые и совсем по-другому спокойные глаза Маши, а потом совсем такие же глазенки, серьезно смотрящие на него из-под платочка. Какой мальчик? При чем тут мальчик! Вот оно, счастье. Петр трясущимися руками взял девочку из рук медсестры.
– Деньги! – испуганно шепнула Маша.
Улыбающаяся медсестра уже оттопыривала карман накрахмаленного халата.
– Сколько? – так же шепотом спросил Петр.
– Тебе повезло, сэкономил, девочек выдают по пять рублей.
Петр не мог уже выпустить дочь из рук. Маша сама доставала кошелек из его пиджака, отсчитывала деньги. Петр, не отрываясь, смотрел в глаза дочери. Неужели это его дочь? Неужели он дождался и есть у него теперь этот ребенок?
– До машины бежим бегом, – его привел в чувство голос Маши.
– Я бегом боюсь. А что случилось?
– Что случилось! Ты мне ни трусы, ни чулки не принес. На улице мороз, между прочим. Да ничего, Петь, добежим. Зато где ты такие розы среди зимы достал?
Жизнь потекла совсем другая. Всё было подчинено маленькой девочке, их ненаглядной Танюшке. Маша уволилась с работы, старалась дать девочке всё, что только возможно. Таня училась музыке, занималась языками, ходила на бальные танцы. Петр, как всегда, много работал, но каждый вечер к ужину бежал домой. За столом обсуждалось всё, что произошло за день. Дела каждого члена семьи были одинаково важны. И Танины – кто из подруг сломал совочек, и Машины – как подорожала картошка на базаре, и Петра – почему правительство не выделяет достаточно денег на новые разработки. После ужина обычно Петр читал Тане вслух в большой кухне-столовой, пока Маша мыла посуду. А потом играли в лото или, если была хорошая погода, на полчасика еще выходили на улицу.
Всё было размеренно и предсказуемо. На выходные в Пушкино, на правительственную дачу; на всё лето – в Ялту. Как правило, Петру удавалось вырваться к своим девочкам на месяц. Больше не получалось. Девочки тоже знали, как занят папа, какие серьезные вопросы ему необходимо решать, по пустякам старались его не расстраивать, ценили каждую минуту, проведенную вместе.
Танечка школу закончила с медалью, легко поступила в университет, и тоже на физический факультет. Петру было грех жаловаться на отсутствие сына. Хотя лицом и фигурой Таня была в мать, способности ей передались отцовские. Уже года в три Петр постепенно начал лото заменять шахматами и почувствовал недетскую логику в Танином мышлении. Пошли первые задачки, формулы, Тане всё было интересно. А потом начались и первые победы, сначала на школьных, а потом и городских олимпиадах.
Марья Михайловна сомневалась: все-таки девочка – и вдруг физика. Соединимо ли это?
– Машенька, что ты переживаешь Посмотри на нашу дочь. На синий чулок она уж никак не похожа. Ну если такие способности есть, почему же их было не развивать? Пусть будет физика. А там видно будет.
В студенческую жизнь Таня окунулась осторожно. Всё было новое, всё необычное. Лекции, семинары, сессии. Новыми друзьями девушка обзаводилась трудно. Привыкла, что всегда в ее жизни лучшими друзьями были папа и мама. Школьных подружек было всего две, но они теперь учились в разных концах Москвы, и встречаться часто не удавалось. А в университете… Таня с первых же дней поняла, что она другая. Мальчишки и девчонки легко знакомятся, тут же идут в обнимку, целуются после танцев. Таня так не могла. А где же чувства, а за руку походить где-то с полгода? И потом, рассказы мамы о том, как она выходила замуж. Про всю ту целомудренность и скромность. И о том, что папа был бы счастлив, если бы его дочь была воспитана так же. Мнение папы было для Тани абсолютным. Той самой константой, в которой сомневаться не имело смысла. И потом, она видела отношения родителей. В них не было ничего показного, просто милые, обращенные друг к другу улыбки, желание всегда прийти на помощь друг другу, принять любую ситуацию. Простить. Таня не помнила, чтобы родители когда-либо ругались. Неужели не было такого? В детстве Таня думала, что, конечно, не было. Когда стала взрослеть, то поняла, что это невозможно. Даже в природе небо хмурится, а тут живые люди. Просто и Маша и Петр умели из любой ситуации выходить достойно. И главным правилом всегда и везде было: только не при Тане. Мнение должно быть у родителей одно на двоих, и прав будет тот, кто выскажет его первым вслух. Другой спорить уже никогда не будет. После рождения Тани Маша больше не работала, но от этого ее статус в семье никак не принижался. Петр советовался с женой во всем, всячески старался ей показать, как дорожит ею. Всегда понимал, что бросить журналистику Марье тоже не очень просто. Но нужно было выбирать, и выбор был сделан: покой в семье, всегда готовый обед, выглаженные рубашки, а главное – их Танюша.
Таня выросла практически в идеальной семье. Вы скажете, так не бывает. А вот бывает. Было же так у Тани. Как же ей было после таких отношений, которые она видела у родителей, вступить в свои, со своими сверстниками?
Она почувствовала себя одинокой впервые в жизни. Ей не хватало уже маминой и папиной любви. Ей хотелось чего-то большего, она была готова к совсем другим чувствам, а их не было. Надо сказать правду, мальчишки с потока ею не интересовались. Красавицей она не была, заводилой тоже. Она была умной – вот это в ней ценили и с удовольствием разбирали с ней сложные задачки. А еще она была скромной. И до этого уже никому не было дела. Поэтому на танцы мальчишки бегали на соседние факультеты или вообще в пединститут.
Как-то Татьяна вызвалась купить методички для всей группы. Помочь предложил Егор.
– Слушай, нас, слава Богу, десять человек, не дотащишь! Давай помогу.
– Давай, – Таня действительно не сообразила, что справиться ей будет тяжеловато.
Поездка была веселой, ехали на метро, Егор рассказывал анекдоты, хохотали, потом выбирали в книжном методички, рассовывали их по пакетам. Внезапно хлынул дождь.
– Давай ко мне домой, – крикнула Таня, – я тут недалеко живу, а то все учебники сейчас промочим. Кто нам деньги-то возвращать будет!
И побежала вперед. Егор не отставал. Уже забежав в парадное, он присвистнул, остановившись:
– Ты что, в этом доме живешь?
– Ну да, а что такого?
– Ничего такого. Только я первый раз общаюсь с девчонкой из Высотки.
– Ну, допустим, не первый. Мы с тобой уже полгода как общаемся.
– А чего ж ты никогда не рассказывала, где живешь?
Таня растерялась:
– А нужно было?
Теперь растерялся Егор:
– Да нет. Наверное, необязательно. Послушай, – он опять остановился, – а твоя фамилия ведь Миллер?
– Егор, да что ты, в самом деле! Как будто меня первый раз в жизни видишь! Что тебя так удивляет?
– Подожди, подожди, а академик Миллер? Неужели твой дед?!
Таня насупилась:
– Ну почему дед? Это мой папа.
– Дела!
– Да что дела? Изменилось, что ли, что-нибудь? Всё, пошли домой греться. Нас мама чаем напоит, простудимся еще.
Так началась дружба Егора и Тани. Он провожал ее после лекций до дома, иногда заходил. Но чаще они бежали гулять в парк или в кино, ездили в Сокольники, в Ботанический сад.
К этой дружбе Марья Михайловна и Петр Федосеевич сразу отнеслись настороженно. Не то чтобы им не нравился Егор. Им не нравилось, с чего началась эта дружба. Но, с другой стороны, они видели, как горели у Тани глаза, как она была счастлива.
– Танюш, Егор тебе нравится?
Марья Михайловна разливала вечерний чай.
– Даже не знаю, мам, как тебе сказать. Мне нравится, что он за мной ухаживает. Что у меня теперь парень есть. И, наверное, он очень хороший. Только он, знаете, немного другой. Злой, что ли. Это потому, что отец их бросил, когда он маленьким был. Он теперь всё ему доказать пытается, что вон он какого сына потерял. Вот он прославится, отец к нему приползет, а он ему куска хлеба не подаст.
– Боже мой, Таня, что ты говоришь! – родители переглянулись между собой.
– Да нет, я сама всё прекрасно понимаю. Только я же с папой воспитывалась, да еще с каким. Мама, папа, как же я вас люблю!
Таня вскочила и поцеловала по очереди обоих родителей.
Петр Федосеевич, как всегда, расплылся в улыбке.
– Танюш, сядь, я никогда с тобой не говорил на эту тему. Мы с мамой не говорили, – поправился он, взглянув на жену. Марья Михайловна незаметно кивнула. – Только ты должна запомнить, что с противоположным полом все-таки надо быть осторожной. Я сейчас скажу тебе очень неприятную вещь. Все твои будущие женихи являются твоими только на десять процентов. Мне очень жаль тебе об этом говорить. Только на пятьдесят процентов это женихи мои – твоего папы-академика, а на сорок – вот этого самого замечательного дома. Ну а десять – это уж точно твое. Все-таки ты у нас умница, золотая медалистка, студентка престижного вуза, просто хороший человечек. Но всё это только десять процентов, Таня.
Ознакомительная версия.
