Люди в строгих костюмах бродили вокруг общежития и что-то еще придумывали, а мы уже ехали к Гене Зайцеву, который предложил продолжить юбилей в его двух комнатах на Социалистической улице. Мы с Витькой, Марьяша, Вишня, Гена, Свин, Вилли-фотограф, «Аквариум» и еще куча разного веселого народу летели в мягком «Икарусе» по мрачным улицам и от души веселились. В какой-то момент показалось было, что праздник сорван, но сейчас становилось ясно, что он продолжается. И действительно, он продолжался всю ночь у Гены, а потом еще весь день по всему городу – утром гости расползались от Гены как тараканы, нанюхавшиеся карбофоса, – медлительные, неровными шагами шли они в разные стороны к разным рюмочным, шашлычным, пивным ларькам…
Познакомились мы и с какой-то безумной компанией молодых нововолновщиков из Купчино – любителей Divo, Kraftverk и разного рода кайфа. Я вышел на них через моего по школьным еще ансамблям знакомого барабанщика Борю, узнав, что молодые люди готовы обменять имеющуюся у них пластинку T-Rex на любую новую волну. Мы с Витькой стали иногда захаживать к этим безумцам и познакомились поближе с одним из них – Густавом. Этот парень совершенно игнорировал нормы так называемого социалистического общежития, что нас очень веселило, – он очень любил играть на барабанах, и на расстоянии метров с восьмисот от его высокого блочного дома уже были слышны каждодневные упражнения Густава. Мы тогда как раз снова начали искать барабанщика и попробовали этого парня – играл он вроде бы и неплохо, но как-то не вписался тогда в «Кино», и мы договорились с Петькой Трощенковым – юным ударником «Аквариума», что он поможет нам на первых порах в предстоящей гастрольной деятельности.
Лето 82-го пролетело незаметно: я еще раза два съездил в Москву, Витька с Марьяшей на юг, мы славно отдохнули и в начале осени снова встретились у меня на Космонавтов.
Я отчитался Витьке о проделанной работе в смысле договоров о концертах в Москве, а Витька – о своей творческой деятельности, показал несколько новых песен, которые мы немедленно принялись обрабатывать. Марьяша ни в чем не отчитывалась, но взялась достать нам студенческие билеты, вернее, себе и мне – у Витьки таковой имелся. Студенческие билеты, как известно, дают возможность пользоваться железнодорожным транспортом за полцены, и мы решили не пренебрегать этим. Как я уже говорил, Марьяша была художницей, и для нее переклеить фотографии на билетах и пририсовать печати было плевым делом. Она раздобыла документы, выправила их как полагается, и мы стали окончательно готовы к гастролям.
Я почти через день теперь созванивался с представителями московского музыкального подполья, мы без конца уточняли суммы, которые «Кино» должно было получить за концерты, место и время выступления и все остальное – я и не думал, что возникнет столько проблем. Говорить по телефону из соображений конспирации приходилось только иносказательно – не дай бог назвать концерт концертом, а деньги – деньгами.
– Привет.
– Привет.
– Это я.
– Отлично.
– Ну, у меня все в порядке.
– У меня тоже. Я сейчас иду на день рождения, моему другу исполняется двадцать лет.
Это означало, что двадцатого мы должны быть в Москве. Все разговоры велись в таком роде и развили у меня бешеную способность читать между строк и слов и находить всюду, в любой беседе, скрытый смысл. Способы передачи информации импровизировались на ходу – у нас не было точно установленных кодов, и поэтому иной раз приходилось долго ломать голову, чтобы разобраться, что к чему.
– У тебя есть пластинка Beatles шестьдесят пятого года? – спрашивали меня из Москвы.
«Что бы это значило? – думал я. – О пластинке речь – может быть, хотят мне ее подарить? Или здесь дело в цифрах?»
– Тысяча девятьсот шестьдесят пятого? – переспрашивал я.
– Да, шестьдесят пятого, – отвечали подпольщики из столицы.
Ага, все ясно. Шестьдесят пять рублей обещали нам за концерт. Теперь нужно выяснить – каждому или 65 на двоих.
– Да, – говорил я, – я ее очень люблю, но у меня, к сожалению, нет ее в коллекции. А у тебя их случайно не две?
– Две, – говорили мне.
Отлично! Значит – каждому.
– Вообще-то она мне, конечно, нравится, но сейчас я больше торчу от XTC года так восьмидесятого – восемьдесят первого… – начинал я сражаться за процветание нашего коллектива. – И у меня уже есть две штуки, и я хотел бы еще две. – Восемьдесят каждому! Вот чего я хотел!
– Я не люблю новую волну, – холодно говорил менеджер из Москвы. – Расцвет рока – это все-таки семьдесят пятый год.
– Пожалуй, – соглашался я. Пусть будет семьдесят пять мне и семьдесят пять Витьке, по тем временам это было очень много.
Но такое случалось нечасто. Обычно нам платили от тридцати до шестидесяти рублей каждому и иногда покупали обратные билеты, а иногда – нет. Кое-какие деньги приносила также торговля лентами с записями нашего первого альбома, которую я наладил в Москве довольно лихо, – мы привозили лент по десять и продавали что-то такое рублей на пять дороже стоимости ленты. Но и это было от случая к случаю: иногда в ленинградских магазинах пропадала пленка, и это подрывало наше благосостояние.
После нескольких удачных экспериментов нам очень понравилось ездить в Москву, и мы уже были всегда готовы сорваться туда по первому требованию.
Останавливались мы в основном у Липницкого – это был наилучший вариант. С Александром мы быстро подружились, с ним было интересно, и он был крайне ответствен и пунктуален и не позволял себе сильно расслабляться, как многие наши общие знакомые. Например, однажды мы поехали в одно место, где нас звали на ночлег, но хозяин так готовился к приему гостей, что когда мы позвонили в дверь, то долго слушали приближающееся шарканье – хозяин, видимо, с трудом передвигался, хотя был молод и хорош собой. Когда шарканье приблизилось вплотную, мы услышали громкий удар в дверь где-то на уровне лба, потом кто-то, мыча и стеная, медленно сполз вниз, царапая дверь ногтями и тем самым пытаясь предотвратить падение. Все было ясно, и мы пошли прочь, но, выйдя из парадного на улицу, услышали из «гостеприимной» квартиры грохот рояля – по клавишам, вероятно, лупили кулаками или головой – и хриплые сдавленные крики: «Восьмиклассница!.. Восьмиклассница…» Судя по всему, хозяин очнулся и все еще ждал нас в гости, но мы не стали второй раз искушать судьбу и отправились к Липницкому.
У Александра дома стоял видеомагнитофон, и мы за сезон 82–83-го года просмотрели у него огромное количество самой разной музыки – ночевали в гостиной, где находилось это чудо техники, засыпали и просыпались под концерты Talking Heads, Rolling Stones или, в крайнем случае, под Вудсток. Все это продолжалось до тех пор, пока Витька не увидел впервые фильмы Брюса Ли – в 82-м году это была довольно редкая штука. Видеоиндустрии в Союзе еще не было, и такой экзотики никто, за небольшим исключением владельцев – пионеров видеотехники, практически, не видел.
Увидев же это чудо кино-карате, Витька перестал смотреть музыку и просто заболел – стал повсюду махать руками и ногами, изображая из себя «Виктора Ли», наделал себе нунчаков и развесил дома по стенам. Теперь он регулярно стал травмировать себя, обучаясь тонкому искусству восточного единоборства.
Марьяша ездила с нами и помогала кое-чем, кроме грима и костюмов, – стояла, например, на стреме во время концертов; как-то раз нам пришлось просто бегом бежать из подвала, где мы успели, правда, отыграть всю программу, и я успел даже вырвать деньги на бегу из рук мчавшегося бок о бок с нами менеджера. Бежали мы не от разгневанных зрителей – те-то были в восторге и сначала вовсе не хотели нас отпускать, а теперь вот сами бежали в другую сторону, как им было приказано, отвлекая на себя следопытов КГБ, приехавших познакомиться поближе с группой «Кино».
Случались и спокойные, солидные концерты в МИФИ, с «Центром» в первом отделении, например. Вообще в МИФИ мы играли несколько раз, и это было, пожалуй, любимым нашим местом. Артем Троицкий раздухарился и устроил нам выступление в пресс-центре ТАСС, где мы опять-таки всем понравились… Мы очень полюбили московскую публику – она была прямо полярна ленинградской. Если в Ленинграде все всё подряд критикуют (как вы могли заметить по мне и по моей повести), то в Москве почему-то все всем восторгались. И это было нам очень приятно – стоило нам оказаться в столице, как из начинающей малоизвестной рок-клубовской команды мы превращались в рок-звезд, известных всей андеграундной московской рок-аудитории. Мы продолжали работать вдвоем, Петр Трощенков выбрался с нами только раз или два – работа в «Аквариуме» отнимала у него много времени, и мы оставались дуэтом.
В Ленинграде тем временем не дремал и наш первый официальный фан – Владик Шебашов. Однажды он несколько дней не брал в рот ничего спиртного, отключил телефон, сидел дома и о чем-то думал. Результатом этой беспримерной в истории ленинградского рок-движения акции явился грандиозный домашний концерт «Кино» в Шувалове-Озерках.
