Петер редко хотел секса, но при этом требовал, чтобы я спала голой. Мне было некомфортно, но я согласилась ради него. А сам он вскоре взял ужасную моду просыпаться посреди ночи и с криком «Ты слишком громко дышишь!» бить меня подушкой по голове. Сначала я думала, будто это его очередной прикол, но потом поняла, что он раздражается по-настоящему. Тогда я начала бояться засыпать. Можно было часами лежать и стараться не дышать, но стоило мне только начать расслабляться, как снова раздавались вопли и в меня летела подушка. Я вставала и голышом шлепала в гостевую комнату. Мы стали спать раздельно все чаще и чаще. И мне это совсем не нравилось – ведь шел первый год нашей совместной жизни… Впереди был только мрак.
Случилось, правда, и несколько просветов. Однажды Петер пригласил меня на уикенд в Париж. Но пригласил в своей обычной манере: «Я нашел дешевые билеты, полетели!». Без всяких вопросов, хочу ли я этого, и если хочу, то как и когда. На дворе стоял февраль, и Париж произвел на меня довольно мерзкое впечатление. Никакой романтики – только морозец, дождь и ветер. Остановились мы во вшивой гостинице в районе «красных фонарей». Поэтому никакой романтики не получилось. Петер, который сам забронировал гостиницу через Интернет, материл всех на чем свет стоит и высказывал самые фашистские вещи в адрес французов. Комната его раздражала, поэтому он кидался яблочными огрызками в стену и пи́сал в раковину. Честно говоря, меня интерьерчик тоже не радовал, но я сохраняла спокойствие, дабы, как обычно, успокоить мужа. Из всех развлечений мы ограничились походом в книжный магазин и посещением нескольких ресторанов. Мы не были ни у собора Парижской Богоматери, ни на Елисейских Полях, ни возле Эйфелевой башни. Петер сказал, что все это для тупых туристов и что все это он уже видел, а мне и не обязательно. Но хуже всего были постоянные звонки. Кто-то настойчиво пытался с ним связаться, и его телефон просто разрывался. Полная самых нехороших предчувствий, я тайком глянула на дисплей – ровно за секунду до того, как Петер успел его закрыть рукой, – и увидела слово «Несси». Все вокруг почернело. Снова она! Мне хотелось встать, взять тарелку и разбить ее Петеру об голову. Увидев, как у меня изменилось лицо, Петер заерзал и фальшиво объявил: «Клиент. Совсем уже достал!» Лучше бы он молчал! Его ложь была такой жалкой, что буквально сводила меня с ума. А по возвращении выяснилось, что у Моники был выпускной в училище, и Петер не пришел из-за Парижа. Если бы я знала заранее, то, наверно, отказалась бы от этой поездки. Но Петер мне ничего не сказал, а его дочь, естественно, расстроилась и обозлилась на меня. Наши отношения испортились еще больше.
Но апогеем сволочизма стал переезд Вольфганга в наш дом. Я уже давно заметила, что особо высокими моральными принципами он не отличался и на публике в присутствии жены мог спокойно щипать других женщин за задницы. В этой семье, похоже, оба давно вели параллельную жизнь и развлекались поодиночке. Жена никогда не приходила с ним на попойки, но зато я видела ее как-то одну на дискотеке. И все же, видимо, ее терпению пришел конец, потому что однажды она просто выставила Вольфганга на улицу. А тот, не имея лучших вариантов, приперся к нам. Поскольку он был лучшим другом Петера, тот, не задумываясь, его приютил. Меня, конечно же, никто спрашивать не собирался. И наступила преисподняя.
В свое время Вольфганг спланировал наш дом и поэтому чувствовал себя у нас полноценным хозяином. Он поселился в детской, но его присутствие чувствовалось буквально повсюду. Вечеринки с Петером стали отныне еще более регулярными. Ведь Вольфгангу больше не надо было ехать домой – достаточно было просто спуститься на один этаж и рухнуть в кровать. Он вел себя как хотел: приходил поздно, по три часа сидел в сауне (ему это, разумеется, не запрещалось) и делал в мой адрес пошлые замечания. Периодически он сваливал мне на стирку свои заскорузлые труселя, а я добросовестно мыла и чистила. Так продолжалось месяц, и за все это время мы с мужем ни разу не занялись сексом – Вольфганг всегда появлялся в самый неподходящий момент и требовал внимания. Но, когда он однажды привел к нам в дом откровенную проститутку, я не выдержала и сказала ему, что хорошенького понемножку.
На следующий день я приехала с тренировки пораньше и услышала, как Вольфганг говорит Петеру:
– Не понимаю, почему ты живешь с этой украинской дурой? Чего не найдешь себе нормальную девушку, нашу?
Сказано это было на тирольском диалекте. Видимо, оба считали, что, даже если я неожиданно вернусь, моего знания языка недостаточно, дабы понять смысл фразы.
Мой муж не спешил меня защищать и только хмыкнул.
Вольфганг продолжил:
– Ну или на худой конец чешку. Бывшая получше была. Хотя бы нормальная. Может, замутишь с ней по новой?
Меня затрясло. Я больше не могла выносить упоминаний про бывшую, равно как и этого мерзкого свинью-архитектора в нашем доме. Я пулей влетела по лестнице и предстала перед сидящими с бутылкой мужиками.
– Что, не отвечаешь? – угрожающе посмотрела я на Петера.
Он как бы и не отреагировал на мое появление. Только досадливо поморщился.
– Мария, как ты умеешь не вовремя прийти!
– Да я, похоже, всегда не вовремя.
– Ну, что я тебе говорил? – сказал ему Вольфганг и помахал у себя перед глазами рукой, имитируя движение дворников в автомобиле.
И снова моих знаний местной эстетики хватило для того, чтобы понять – так обозначают психов.
– Ты вообще охренел? – обратилась я тогда к нему. – Живешь здесь, жрешь, я тебя обслуживаю, а ты за моей спиной говоришь гадости?
– Ой, было бы о ком говорить! – махнул на меня рукой он.
– Ты, дружочек, забыл, в чьем доме находишься? – спросила я.
– Мария, замолчи немедленно. Он в моем доме. Уйди, – сказал Петер.
– А я как-то и не ожидала от тебя, что ты будешь защищать свою жену. Ее ведь только что назвали сумасшедшей. А бывшая-то лучше. Но это теперь и мой дом тоже, запомни! И если ты дрейфишь, я сама за себя смогу постоять.
– Ты и правда сумасшедшая. Тебе повсюду что-то мерещится. Ты не понимаешь языка и придумываешь…
– Хватит мне тут гнать! Заткнись! – рявкнула я на него.
– Ты, шалашовка украинская, сама пасть закрой-ка, – влез Вольфганг. – Ты здесь ноль и место свое должна знать.
– Ноль где? Здесь? Ты считаешь себя элитой? Может, на фоне коров ты и выделяешься, но если бы ты приехал в нашу страну, то проиграл бы в умственном развитии третьекласснику.
– Так, дура, хватит… – начал Петер.
– Сидеть! – рявкнула я и в первый раз сделала то, о чем так давно тайно мечтала, – влепила ему по роже. И не пощечину, а кулаком в ухо.
Петер заорал и упал со стула. Я била не настолько сильно, чтобы вызвать такую реакцию. Видимо, он просто до чертиков испугался. Не ожидал, что покорная женушка вломит ему по заслугам.
– У меня кровь! – завизжал он, хотя никакой крови не было. Скорее просто от страха.
Вольфганг, видимо, тоже перепугался. Он замолчал и следил за нами округлившимися от страха глазами.
Я повернулась к нему:
– А ты – пошел вон! И чтобы здесь больше не появлялся!
Вольфганг медленно отодвинул стул и стал пятиться. Видимо, в этот момент я выглядела действительно пугающе. Я полностью потеряла над собой контроль.
– Психичка! – заорал Петер, поднимаясь.
– Еще захотел? – я замахнулась на него.
Он сразу присел обратно под стол. Тогда я повернулась к Вольфгангу все в той же угрожающей позе.
– Ладно, я уйду. Но ты об этом еще сильно пожалеешь! – медленно сказал он.
А потом Вольфганг собрал свои пожитки и в течение получаса покинул наш дом. Наш – потому что сегодня я выбила свое право так его называть.
* * *
После инцидента с Вольфгангом я неожиданно обнаружила две вещи. Первое – что силой и агрессией можно было держать мужа в узде. Он оказался необычайным трусом и перестал меня беспощадно гнобить. И второе – что я внезапно оказалась в Тироле персоной нон грата. Думаю, Вольфганг всем разболтал о происшествии в доме. Вкупе с возрастающим охлаждением отношений между мной и семейством Бергер это привело к почти полной моей изоляции. То есть Петер по-прежнему приглашал родственников к нам в дом, или они сами приходили без приглашения, но как-то с опаской, и в основном когда меня не было. Хотя однажды я застала очередной визит: Фиона и ее друг свалились как снег на голову. По иронии, в этот день мы с Петером не ругались, и у нас даже вроде стала наклевываться перспектива секса. Не вышло. Пришлось сидеть за столом и давить из себя улыбку, которая уже давно была фальшивой. Воскресенье оказалось потерянным, и разговаривали только об участке, который Петер собирался подарить им на свадьбу. Это в то время, как мне он при каждом удобном случае говорил, будто у него вообще нет денег. В какой-то момент гости так меня утомили, что я врубила музыку на максимальную громкость и развернула колонки в сторону сада, где они сидели. Не помогло. Ну как еще было намекнуть им, чтобы они уходили? В десять вечера я не выдержала и просто выкинула сумку Фионы на улицу, закрыв двери. После этого гости очень быстро удалились. Увы, здесь не понимали намеки – только грубость и силу. И постепенно я превращалась в зверя. Так было легче выжить.
