– А… моя дочь? Она не будет обо мне горевать?
– Твоя дочь пока что даже не знает о твоем существовании.
– Ты хочешь, чтобы она, только познакомившись с матерью, сразу ее и похоронила?
– Не волнуйся, я сотру ей память о тебе и о себе. Оставлю некие смутные ощущения. У вас они еще называются «déjà vue».
– Тебя прислали за мной?
– Не совсем. Мне почему-то в виде исключения был дарен выбор. Между тобой и ею. Но для этого мне нужно согласие одной из вас. Лора еще не готова умирать.
– А мне, значит, самое время?!
– Вот именно.
– А ты жестока.
– Нет, я нейтральна. Но по вашей же, человеческой, психологии будет справедливей, если это будешь ты.
– Ты уверена? На мне держится вся передовая наука. Я несу людям знание.
– Не обольщайся по этому поводу – ты здесь не одна такая и являешься только случайным ретранслятором вечных знаний, ушедших в «другие миры». А люди сами все узнают. Вовремя. С тобой или без тебя. Зато ты там познаешь то, чего никогда не познаешь здесь. Например, Знание в Чистом виде.
– Такое существует?
– Конечно. Вы, так называемые гении, пользуетесь здесь его крохами.
– А Антизнание? Это ведь только мое прозрение. Никто-никто до этого не додумался.
– Это только часть Знания. С противоположным знаком. А в нем имеется несметное количество знаков, о которых ты в принципе не можешь догадываться. Человечество само относится к таким знакам. «Человеческий знак», меняющий содержание того, к чему он применяется.
– Я это подозревала. Но не могла ни во что оформить.
– Все твои прозрения, – это крохи от крох.
– А там это станет мне доступно?
– Там ты сама станешь частью этого.
– И у меня, как я понимаю, нет времени на раздумья?
– Ты уже подумала. Ты уже знаешь.
– Хорошо. Я готова.
Глава 20
Беа. Агата. Лора. Невстреча
Это можно было назвать «оглушением чувств». Потрясение Лоры по масштабам сходно было с библейским. Оно таковым и было – первозданным. Как если бы все, что она прожила до этого, было только «предсуществующим».
Услышать Лоре ничего не пришлось, всю историю Глаз просто перевел в ее сознание. Сидя на плече у Лоры, Беа гладила ее своими крылышками по волосам, щекотала лапками-паутинками уголки ее опущенных губ и волнами посылала информацию в ее мозг. Агата сидела абсолютно неподвижно, внимательно вглядываясь в бегущие бризом отражения чувств на Лорином лице. А лицо это в течение странного рассказа то смертельно бледнело, то вспыхивало краской возбуждения.
Глаза их еще ни разу не встретились. Лора замотала головой, как заартачившаяся лошадка, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. И тут же почувствовала, как из глубин ее существа поднимается протест. Сначала беспомощный, бессловесный. Застрявший комом в горле. А потом, наоборот, разрастающийся внутренним воплем. И только вид незнакомой женщины, сидящей с каменным лицом напротив, несколько минут назад объявленной ее «настоящей биологической матерью», заставлял Лору сдерживаться.
Вопль этот пронесся у Лоры в голове черной птицей. И тут она абсолютно четко осознала следующее – они с Беа поменялись местами, и теперь настала ее, Лоры, очередь поделиться неким важнейшим знанием, неведомым этому совершенному Глазу – ее странному, потустороннему близнецу.
Она сняла Глаз с плеча и подбросила в воздух, где он и завис.
– Ну и что мне теперь со всем этим делать? С сестрой-близнецом, явившейся непонятно откуда, утверждающей, что я ее когда-то убила. Со всеми подаренными мне галлюцинациями, неведомыми до сегодняшнего дня Практиками и Инициациями?! Со знанием о существовании Других Реальностей, якобы отменяющих ужас смерти?! – Голос ее слегка дрожал, сплетенные пальцы рук побелели.
Лицо женщины, сидящей напротив Лоры, дернулось, и на нем застыла гримаса то ли боли, то ли неуверенности.
– Но это самое главное знание в жизни, – прошелестела ей на ухо Беа.
– Ты так считаешь? Но ведь я этим «главным знанием» не могу ни с кем поделиться. Даже с любимыми. И даже если я, например, на это решусь, мне все равно никто не поверит. К тому же безоговорочно сочтут сумасшедшей. Даже Карл, который мне верит во всем. А у него в семье с сумасшедшими и так уже перебор.
– Этим знанием ты не можешь поделиться ни с кем, это правда. Но разве это не поменяет всю твою жизнь?! Ты одна на всей Земле будешь знать, что смерти не существует. Это уже своего рода бессмертие.
– И зачем мне одной такое знание? Может быть, ты, Беа, не в курсе наших земных дел, но мы здесь гораздо чаще боимся смерти и страданий близких, чем своих. Как же прикажешь этой «избранности» соответствовать?
Глаз заметался в пространстве, прочерчивая в воздухе резкие линии, оставляющие зеленоватые хвосты. Наконец он завис прямо на уровне Лориных глаз.
– Я не знаю, – впервые за все время растерянно сказала Беа. – Я думала сделать из тебя высшее существо, обладающее высшим знанием, счастливое и свободное.
– Зачем? Чтобы оставить меня жить здесь? В юдоли человеческого горя и печали? Богиней среди муравьев? Или, наоборот, забрать раньше времени туда? Разлучив с близкими и любимыми?
– Я хотела дать тебе возможность почувствовать себя частью Вселенной. Космоса. Почувствовать соизмеримость с судьбой Мира.
– Видимо, я к этому не готова, – грустно констатировала Лора. – Для меня намного важнее кажется моя жизнь здесь. Со всем ее несовершенством.
– Наверное, я не смогу тебя в этом понять. Ведь там ты будешь помнить обо всем, что есть здесь.
– Наверное, это не одно и то же, помнить и про-жи-вать. Вот передо мной сидит женщина, которая, по-твоему, приходится мне настоящей матерью. Биологической. К тому же она, согласно твоему определению, гений. То есть в какой-то степени высшее существо. И что?! Она счастлива? – Тут Лора впервые пристально посмотрела в глаза Агате, которая взгляд не отвела, но и ни одной ресницей не дрогнула. – По ее глазам этого не скажешь.
– По-своему, да, счастлива. Так как для нее главным является мысль, ведь возможности ее мозга гораздо больше среднечеловеческого.
– А чувства, похоже, для нее значения вовсе не имеют.
– Они ей не нужны. Чувства неуправляемы. А мыслями своими она управлять умеет в совершенстве. И это дает ей полнейшее удовлетворение.
– И чем она лучше робота с супермощной вычислительной машиной вместо головы?! У которого отсутствуют не только чувства, но и первичные инстинкты, материнский, например. В этом мире даже кошки заботятся о своих новорожденных котятах. Она же за тридцать лет ни разу о своих детях не вспомнила! И сейчас я должна принять ее как мать? Меня выходила, воспитала, любила, как умела, совершенно другая женщина – она и есть моя мать. И я никогда ее не променяю на этого бесчувственного монстра. И ты зря свела нас всех вместе. Если это было целью твоего визита сюда, на нашу несовершенную землю, то ты явилась напрасно.
Лора молчала, пытаясь справиться с подступающими слезами, успокаивая сжавшееся в смертельной тоске сердце.
– Ты считаешь, что проживала где-то там в точности мою жизнь здесь? – проговорила она наконец тихим голосом. – Но это не так. Ты незнакома с Барбарой, моей матерью. Ты не знала моего отца, сурового, не проявлявшего своих эмоций, но любящего меня всей душой. Боюсь, ты не знаешь даже, что это такое, «душа», в нашем земном понимании! Ты утверждаешь, что у вас там есть сознание, память, воображение и, главное, индивидуальность. Но память о чем, если ты этого не пережила? Разве ты можешь помнить разбитую в кровь коленку, если ты ее не разбивала сама? Или горячечный бред дифтерита? А животный страх на лице матери, склонившейся над тобой и готовой отдать свою собственную жизнь, только чтобы ты выздоровела? Откуда возьмется индивидуальность, если ты не прочла «Тома Сойера» и не путешествовала с Алисой по Стране чудес? Откуда возьмется сострадание, если ты не видела умирающего ребенка? Или брошенную хозяином собаку?
Из глаза ее все-таки выкатилась слезинка, которую Лора раздраженно смахнула со щеки.
– Или вот любовь, например? Ведь все твои Практики и Инициации были про что угодно, только не про любовь! А не познав любовь земную сама, ты никогда не поймешь тех, кто ее познал. Этого нельзя понять опосредованно. И никакого воображения не хватит.
Лора заставила себя поднять глаза на Агату и внимательно всмотреться в ее лицо. Она изо всех сил попыталась испытать в своей душе хоть что-нибудь по отношению к этой незнакомой женщине. Но, кроме раздражения, ничего не чувствовала.
Агата же смотрела на Лору с неподдельным изумлением, явно не понимая, почему эта молодая красивая женщина, являющаяся ее дочерью, плачет, когда ей предлагают бессмертие, к тому же ничего не требуя взамен! Подумаешь, матерей поменять! А может, еще лучше – заиметь сразу двух вместо одной. Да еще и сестру в придачу. Пусть и не совсем обычную.
