– Это все западная мода, я тебе точно говорю, – продолжал вещать тем временем Сергей. – Помню, был один немчик, вздумал автостопом до Владика добраться. Из Гамбурга, что ли, не знаю уж точно. Можешь себе представить? Прямо взял вещи, вышел на дорогу и поднял большой палец… А у нас народ такое только в кино видел, чтобы люди забесплатно по незнакомой дороге путешествовали, дожидаясь, пока их кто-то с этим большим пальцем подберет. Чудаки…
– И что? – очнулась Лара.
– И то! Схватил воспаление легких, месяц в больничке провалялся, в Ачинске. Наверное, больниц-то таких отродясь не видел, путешественник… Это же Русь-матушка, тут все другое, куда им с их мозгами нас понимать! А все стараются… Умом Россию не понять, в России можно только верить! – переиначил Сергей слова классика то ли умышленно, то ли по незнанию, и перекрестился размашисто. – Так я это к чему. У нас все по-другому, у нас автостопом поедешь, костей потом не соберешь. Батя-то у тебя живой? Будь ты моей дочкой, ни за что бы одну не отпустил.
– Я не одна, я с сестрой…
Сергей покосился на нее недоуменно:
– И где сестричка?
– Тут, – Лара покрепче обняла рюкзачок.
Фура резко затормозила, так что девушке пришлось упереться рукой в панель. Сергей глядел на нее с неприкрытым испугом, мерцающим приглушенно-бирюзово. Потом облегченно улыбнулся и покачал головой:
– Ты бы так не шутила, девонька. А то я грешным дело столько всего подумать успел…
– Простите, – мило подыграла ему Лара. Посвящать дальнобойщика в историю своей жизни и путешествия не входило в ее планы.
К водителю вскоре вернулось благостное настроение, и до Кемерова, пункта назначения Сергеева рейса, они добрались вполне мирно. Получив наказ не ловить попуток на трассе, то есть не плошать, продолжая уповать на Бога, Лара очутилась на местном автовокзале. Предоставленная сама себе, голодная и не имеющая ни малейшей идеи, куда ехать дальше – атласы остались в джипе. Откровенно говоря, все осталось в джипе, и сумка с вещами, и Лилин диск. Хотя главные сокровища она все-таки прихватила, а остальное не так уж и важно. Но, несмотря на твердый наказ самой себе держать нос выше и не останавливаться, больше всего на свете Ларе хотелось сесть прямо на бордюр и раскиснуть.
Вместо этого она отправилась изучать расписание автобусов. Табло пестрело названиями населенных пунктов, о которых она впервые слышала, кроме Томска, бывшего ей не по пути, и Мариинска, следующего в их с Лилей маршруте. Лара поняла, что умнее всего добраться до железнодорожной станции и купить билет на поезд. Но все еще с надеждой вглядывалась в буквы на табло, словно ожидая какого-то чуда.
– Далеко. Отсюда до Иркутска точно ничего не ходит, – раздалось над самым ухом. На какую-то долю секунды Лару охватила такая радость, что, если бы собственные настроения были видны ей самой, все растворилось бы в апельсиновом взрыве. Но со следующим ударом сердца она уже сознала всю ситуацию. – Расстояния не те. Когда между городами по полтысячи километров…
– Шаг назад, Егор. А то я закричу, – процедила Лара.
Арефьев послушно отступил. Теперь их разделяло около метра наэлектризованного воздуха. Вокруг сновали люди с чемоданами, авоськами, тележками и охапками хнычущих детей, женский голос объявлял отправление рейсов, на электронных часах между двумя числами мигали две точки секундного разделителя, кто-то с шипящим хлопком открыл банку газировки, с металлическим звоном в лоток кассы упала горсть монет на сдачу.
А Лара и Егор стояли и смотрели друг другу в глаза. В этом взгляде было столько чувств, вопросов, переживаний – в спектре не хватило бы цветов, а в языке названий, чтобы выразить эту гамму.
Арефьев поднял руки, словно призывая Лару не кипятиться:
– Послушай… Дай мне час и выслушай. И если после этого ты решишь уехать – поезжай. Только, пожалуй, все-таки лучше на поезде, а то на перекладных будешь добираться до осени.
– Ты за мной снова следил? – пришло ей на ум.
– Не самый важный вопрос, учитывая сложившиеся обстоятельства, – отозвался он. И прищурился, внимательно отыскивая в ее лице малейшие признаки согласия или протеста. Несколько часов назад Ларе удалось вывести его из себя, но, пока ее еще трясло, Егору удалось полностью восстановить невозмутимость. «Чертов Терминатор…» – подумала она и озвучила свои мысли:
– Я никогда не встречала ничего подобного. Наверное, потому что ты не человек. Только я начинаю замечать в тебе проблески человечности, как ты тут же избавляешься от них. Снова как шкуру меняешь. Оставь меня в покое, просто поезжай куда угодно, хоть на Луну, только подальше от меня… Я понимаю твою игру, вижу твою подлую натуру насквозь! Заставить меня сомневаться в Лиле, думать, что я ее совсем не знаю.
– А ты знаешь?
Лара чувствовала боль в костяшках кулака и вспышку, застилавшую ей глаза в момент удара в машине. Сейчас от повторения этого ее удерживало не столько присутствие людей в здании автостанции, сколько неуступчивость. Она ответила, чеканя каждый слог:
– Если она мне чего-то не сказала, значит, этого не было. Если бы ты оскорблял меня, я бы просто послала тебя. Но ты говоришь о моей сестре. Так что думай – трижды, перед тем как снова…
– Ты не веришь мне, – горько усмехнулся Егор. – А почему? Разве я когда-то лгал тебе? Скажи когда? Назови место, время, момент – что угодно! Ты как страус, все время закрываешь глаза на проблемы, игнорируешь и думаешь, что они рассосутся сами собой. Сбегаешь. Ехать автостопом с дальнобойщиками тебе кажется безопаснее, чем разобраться в собственной жизни! Ты называешь меня гадом, подлецом, ты трясешь головой, хлопаешь дверью, шипишь как кошка, как только начинаешь подозревать, что знала о Лиле не все. Ты просматриваешь ее страницы в соцсетях, потому что ищешь ответ. Во всех ее словах тебе слышится подтекст, тебе кажется, что она недоговаривает, намекает, имеет в виду что-то другое, о чем я – я! – знаю, а ты и понятия не имеешь. Тебя гложут сомнения, догадки, подозрения. И тебе страшно, потому что – если это правда – значит, ты всегда была одна.
Лара стояла, зажмурившись, и Егор подошел к ней близко-близко. Она ощутила его сорванное дыхание на своей щеке.
– Так вот, Лара. Это правда.
Глава 8. На другом берегу
Большой мост шумел, как разбуженный улей. Ехали машины, громыхали по рельсам бежевые трамваи, троллейбус звенел цепью, пощелкивая искрами в проводах. Лара ничего этого не слышала. И не понимала, как позволила Егору вести ее сюда. Точнее, он просто пошел, а она последовала за ним, молча, словно на привязи. Когда он остановился на середине моста и положил руки на пыльный забрызганный парапет, она покорно встала рядом с ним. И в ожидании замерла, обводя глазами индустриальный пейзаж с двумя высокими трубами какого-то завода, уродующего берег широкой Томи. Маленькая девочка, живущая внутри нее, хотела бежать или топать ногами, мотая головой и повторяя «уйди-уйди». Но Лара все еще была здесь.
– Ты обвиняешь меня, – руки Егора с силой сжали парапет. На Лару Егор не смотрел. – Если бы ты могла оценивать трезво, если бы это так сильно не ранило тебя, ты могла бы взглянуть на все это с другого угла. Я знаю, что пока ты не можешь этого сделать. Но тебе нужно хотя бы знать всю картину целиком, иначе получается совсем нечестно… Прости, но это правда нечестно. Я тоже человек, хотя у тебя и есть сомнения на мой счет. И мне тоже больно. Не знаю, почему ты вбила себе в голову, что мне все равно. Мне никогда не было все равно, просто у меня было больше времени, чтобы все обдумать и пережить. Это ведь началось давно, незадолго до твоего отъезда в Англию, больше года назад…
И чем больше Лара слушала рассказ Егора, тем меньше узнавала привычный свой мир.
Жизнь Лили и Егора была понятна и проста, упорядоченная и очень мирная. Может быть, после пяти лет совместной жизни счастье при виде друг друга и не затапливало мозг, но не было ни единого тревожного сигнала. Егор пропадал на работе, принося в семью заработок на зависть многим. Лиля занималась любимым делом и писала диссертацию, которая обещала стать настоящим научным трудом, а не обычной отпиской ради получения кандидатской степени. В своем деле она была талантлива и, что еще важнее, трудолюбива и дотошна – с юности это были ее главные качества. Егора всегда поражало, как эта миниатюрная сероглазая фея умудряется быть такой серьезной и такой умной. Это ведь когда-то и подкупило его, и, как давным-давно он изнывал от желания увидеть улыбку на ее сомкнутых губах, так и сейчас, глядя, как она засиживается за полночь за ворохом исследований и аналитических данных, и ее веки мертвеют от усталости, он думал о той женщине, что скрывается под этой строгой маской. Он редко видел ту, другую, но всегда помнил, что она живет внутри его отличницы Лили. Иногда, слушая ее болтовню с сестрой, когда близняшки – инициатором всегда становилась Лара – вспоминали о проказах детства, Егор видел отблески огня в глазах жены. Того огня, который сама она считала вздором и несерьезностью, но он продолжал тлеть, несмотря на всю ее убежденность в обратном.
