Глава XVI
Всё утро Эдик Светлов сидел в кухне и тупо смотрел на стену. Время от времени он заходил в зал, где в гробу покоился брат. Не переменилось ли что.
Ближе к выносу в квартире было не протолкнуться. Приготовления похорон шли полным ходом, и ему, поглощённому последними заботами о брате, не было и минуты покоя.
Время от времени, впрочем, объёмы его души вырастали до огромных размеров. Он не мог сдержать порыва благородства в своём сознании. Ему то и дело чудилось, скажем, так: в другом, параллельном мире или в каком-то третьем измерении, но очень-очень ясно, что вся семейная ноша своя, незначительная, подгружается братниной, довольно весомой. Содержание его детей, ведение дел и бизнеса, помощь родителям вместо брата, руководство компанией и, что самое завидное в этом трудном деле, распределение благ и имущества. Все тяготы возлягут на него. А он уж справится. «Непременно!» – думал он, после чего отгонял эту прекрасную идею, как назойливую зелёную муху.
Когда же эта мысль подкатывала в очередной раз, он сладостно смаковал её, словно бы она его внезапно осенила. И он представлял себя другим человеком, то есть своим братом, на его месте, везде, где тому предстояло быть. Кроме того, где он сейчас.
У него зазвонил телефон. Звук был отключён, но вибрация была такой сильной, что создавала свой характерный звук. Он посмотрел на высветившееся имя.
«Незнакомый номер», – отметил он.
В эти дни много звонивших выражали соболезнования, и он не удивился. Он был на пике популярности. Многие оказывали помощь и становились полезными в эти дни.
– Да. Слушаю.
Он помрачнел для острастки, опечалил взгляд на всякий случай. Если кто-нибудь посмотрел бы на него в эту минуту, то наверняка решил бы, что звонок нужный и действительно необходимый в этот трудный час. Вероятно, он вошёл в образ.
После первых слов Эдик задумался, припоминая. Процесс длился бы вечно. Голос показался знакомым и отчасти близким. Он не распознавал пока, насколько близким. Но безусловно. Внутреннего спора не происходило. «Где! Когда»! – мучился он.
Он клял себя, жалел, что не вот так, с ходу, ответил, что не признал, и вменил себе в вину как слабость.
Но в трубке вежливо представились.
– Эдик, – переспросили в ней, – да?
Подтвердив, он услышал:
– Михаил из Германии. Партнёр Семёна по бизнесу.
Сразу стало ясно. Прошло чувство вины за свою слабость. «Это можно оправдать!»
Зато он невольно смекнул, что ему не хватает некой свободы общения. Лёгкость мастера преображаться теряла всякий смысл. Он ускорил шаги. Все вокруг ему мешали.
– Эдик, удобно говорить? Одну минуту.
– Да. Да, Миш. Постой, я отойду. Плохо слышу.
Он продолжал запинаться на одних и тех же фразах:
– Да, Миш. Миш, слушаю. Сейчас выйду на улицу, плохо слышно.
Квартира Светловых располагалась на первом этаже. Как терминатор, он сдвигал с места плечами тех, кто пришёл попрощаться с покойным и ожидал своей очереди в проходе коридора. Те, кто попрощались и двигались к выходу, удивлялись бесцеремонности торопыги, для вида кидавшего свои извинения. Не замечая никого вокруг, Эдик устремился к двери.
Вырвавшись из подъезда и отбежав на достаточное от чужих ушей расстояние, он подтвердил свою готовность слушать.
В трубке спокойно сказали:
– Эдик, мои соболезнования. Я накоротке. Помощь не предлагаю. Если финансовую только. Телефон запомни. Наберёшь.
Эдик обрадовался такой возможности, но тут же спросить постеснялся.
– Спасибо. Хорошо. Но справляюсь своими силами.
Чутьём же предполагал, что партнёр брата звонит не только выразить сопереживания и соболезнования. Для них довольно меньше минуты. А ему потребовалось что-то сказать. Видимо, важное.
Когда Миша по голосу понял, что Эдик сосредоточен на разговоре, не меняясь в голосе, как бы говоря о мелочах, добавил:
– Я поговорил с моими коллегами. Все потери лягут на нас. Контракт прежний в силе. Цены докризисные. Если будущий глава вашей корпорации продолжит сотрудничество с нами, мы в свою очередь будем рады совместной работе. Это всё, что я могу сделать для Семёна. Извиняюсь. Я немного не вовремя. Всё. Спасибо, Эдик, что выслушал. Не буду отвлекать.
В телефоне послышались гудки.
Эдик приосанился. Мысли его заработали. Походка изменилась. Ногами он шевелил так, словно сбивал грибы в лесу.
Он заводил глазами, кого-то высматривая. Убедившись, что нужного человека нет поблизости, вернулся снова руководить прощальной церемонией.
«Не было счастья, да несчастье помогло».
Слёзы навернулись на его глаза. «Эх, знал бы Семён, знал бы брат, какие люди его окружали! Какие люди!»
Невыносимо, невыносимо стало ему в эту минуту. Горечь обиды за близкого человека, что он так и не оценит тех, кто никогда не навязывал ему дружбу, а по сути являлись лучшими людьми по своим качествам.
У Тараса, как азбука Морзе, точками, издавал звуки мобильник. Вытаскивая его из заднего кармана, он быстро взглянул на экран: «Фашист Миша».
Приложил трубку к уху и ушёл в себя, отрешившись от мира, словно рядом никого и ничего не было. Он пятился неторопливыми шагами, отступая назад, чтобы его было меньше слышно. Рязанцев заметил это и тоже понимающе отошёл на пару шагов от него, мотивируя это тем, что захотел покурить. Он испытывал ложное смущение от того, что оказался против своей воли так близко, что мог расслышать голос говорящего в трубке.
– Миш, привет! Рад слышать, – наигранно обрадовался Тарас, хотя глаза выдавали сосредоточенное умственное напряжение и немой вопрос: «Зачем он звонит? Нет, не просто так!»
Миша в трубке, не придавая значения собеседнику, спокойно повторял ранее сказанное Эдику.
– Разговаривал с Эдиком, братом Семёна. Сделал предложение ему, – он выдержал паузу, надеясь услышать что-нибудь, но Тарас внимательно слушал и молчал, – продолжать с нами работать, – после чего предусмотрительно добавил: – Кто возглавит компанию, я не знаю, поэтому тороплю события. Сам понимаешь, работа. Тебя тоже предупреждаю. Цены по существующему контракту остаются докризисные. Как порядочные люди, мы всем коллективом согласны пожертвовать деньгами и прибылью в знак памяти и уважения на доброго имени Семёна. Это всё. Это всё, что мы могли сделать для него. Уладите дела, ждём ваших предложений.
Сказанное не удивило Тараса. Он, конечно, ждал звонка. Но так быстро… Всё же подумал: «А фашисты порядочные, оказывается».
– Я подумаю, – с каким-то особенным ударением произнёс он, наделяя двояким смыслом слово «подумаю». – Есть подводные камни. Расчистить их надо. Я позвоню.
Он отошёл метров на тридцать, чтобы его совсем никто ненароком не услышал. Позвонил кому-то. Рязанцев увидел его сияющее лицо. «Достойный человек. Хорошая новость, наверно, так он отошёл так далеко, понимает, что не сдержится. Да! Культуры поведения ему не занимать. Правильная у меня позиция по отношению к нему. Есть в нём будущность».
Тарас спешил сообщить новость новому компаньону:
– Привет. Как настроение? В двух словах. Схема заработала. Никто не ожидал. Даже я. Немцы не просто предусмотрительные бизнесмены, они вдобавок порядочные до безобразия. Сюрприз хочешь? Твои деньги удвоились. По-здра-вля-ю. Мы пока тут. Потом на кладбище, поминки. Выпью. А ты на Мальдивы присмотри билетики. Девочек своих возьмём. Отметить надо это дело. До девяти дней вернуться надо. Неудобно.
В трубке обескураженно спросили:
– Тогда с твоими деньгами что?
Тарас свысока посчитал глупостью переводить время именно на этот ответ.
– Едем за мой счёт. Я плачу. Какая разница?! Теперь, – медленно выговаривал он, – все деньги, – сделал ударение, – мои. Я богатый человек. Мышью по туроператорам шевели. Ночью летим.
Он, не попрощавшись, отключился. Вспомнил ещё об одном нужном звонке. Не стал искать номер в адресной книжке телефона, а набрал, нажимая на цифры, по памяти.
– Привет, брат. В двух словах. Выдвигай кандидатуру в мэры. Пора.
– Не понял. Привет. Что случ-чилось? – не сразу поняли на том конце поставленную перед ним задачу, полагая, что Тарас хохмит.
– Деньги есть.
Одна кровь в их жилах, единство, заложенное на генетическом уровне, даже сквозь смех или слёзы вытравляла нужное от ненужного, веское от фееричного. Близнецы… Надо ли долго рассказывать…
– На предвыборную только из фонда дёрни немного, чтобы бандерлоги не за бесплатно бегали. Ладно, действуй, потом объясню. Я завтра на Мальдивах. Потом на девять дней сюда. Затем к тебе прилечу.
Двумя пальцами затиснул мобильник в плоский карман джинсов. Посмотрел по сторонам, словно расставил предметы по своим местам и убедился: всё ли так, как было.
Лицо Тараса от стояния на ветру немного обветрило, и кожу на нём стянуло, что придавало чертам лица остроту на изгибах, всему облику – одухотворённость и благородство.
