– Привет, я же обещала, что он придет, – и кивнула на Томаша.
В ответ Полина скривилась и показала язык, так, чтобы Том не заметил.
– Может, в кино сходим перед отъездом, я уговорил воспитательницу, – он смотрел на девочку и пытался разобраться в странных ощущениях, точнее – предчувствиях, не по-доброму блестели глаза Полины, словно она что-то замышляла.
– Ну так что насчет кино?
Полина нагнулась к Тому и прошептала на ухо:
– Только без нее.
– Ты не права, – Томаш поднялся, упорство и злая ухмылка на лице его маленькой подопечной начинали всерьез беспокоить, почти раздражать. – Мы на минутку, – он обратился к Даше и отвел девочку в сторону на несколько шагов.
– Что ты вытворяешь? Тебе кто-нибудь объяснял, что шантаж – паршивая затея, так ты ничего не добьешься, мы просто поссоримся, – он старался говорить с ней на равных, но Полина вдруг ощетинилась и отступила назад.
– Воспитательница права, ты завел себе подружку, и тебе стало на меня плевать, ты ее сильнее любишь, а меня бросишь!
– Полина, я тебя не бросаю, я пытаюсь объяснить: Даша мне дорога, но и тебя я люблю по-прежнему, она ничего не меняет, просто я стал намного счастливее с ней, понимаешь?
Глаза девочки стекленели, она смотрела мимо него, куда-то в сторону, где стояла Даша.
– Нет, – он вздохнул, – ты не понимаешь, не хочешь понять. Наверно, ты просто еще совсем маленькая. Даша – со мной, нравится тебе или нет, она – есть, и я очень хочу, чтобы вы подружились, но решать тебе, невозможно заставить любить, впрочем, заставить разлюбить тоже вряд ли получится. Я буду ждать твоего звонка, пойдем, провожу до калитки, – Том надеялся растормошить ее, но в ответ получил нечто совершенно иное.
– Ты говорил, она честная, да? Честная? А она тебе врет! Все врет! Она больная! Я ее видела в больнице, где лежал мой брат. В лифте! Мы встретились в лифте, – девочка развернулась к Даше. – И мне совсем не понравилась твоя конфета! – Потом опять посмотрела на Томаша. – Она плакала, я знаю, когда люди так плачут, значит, им все уже сказали эти гадкие врачи в своих отвратительных белых халатах!
Даша тут же вспомнила худенькую глазастую девочку, с которой она действительно столкнулась в лифте в тот страшный день, самый безумный день в ее жизни.
– Давай, что же ты? Соври ему снова! – Полина орала, не щадя связки.
– Полина! Что ты делаешь? О чем ты говоришь? – Том пытался обуздать ее, обнять, успокоить, но она только сильнее упорствовала.
– Ну что же ты молчишь? Говори! Говори!
– Даша? Нет, я бы почувствовал, – Том беспомощно оглядывал свои руки, – нет, не может быть! Даша?
– Ты очень жестокая девочка. Такая маленькая и такая жестокая.
Она отдалялась, сначала медленно отступая назад, потом развернулась и пошла быстрыми, суетливыми шагами, словно поверхность, к которой прикасались ее ступни, была нестерпимо горячей.
– Давай руку, – Томаш прорычал, не отрывая взгляда от удаляющегося силуэта Даши.
Полина сникла и протянула худенькую ручонку.
– Просто врать – нехорошо. Нехорошо! – ее голосок стал робким и еле слышным, она посмотрела на Томаша, его лицо стало чужим, напряженным и непробиваемым.
Девочка семенила вприпрыжку, еле поспевая за сумбурными гигантскими шагами взрослого парня. Он тащил ее, как собачонку на поводке.
– Мне больно руке, – слезы закапали из глаз, то ли от боли, то ли от обиды, то ли оттого, что девочка все понимала, но боялась признаться. Слишком болезненными остались воспоминания о непоправимом в ее маленькой печальной жизни.
Томаш остановился, закрыл глаза и отдышался. Полина молча стояла рядом. Он поднял ее на руки – и правда легкая, словно игрушечная.
– Прости меня, я все сделал неправильно, – он прижал ее к себе, девочка вздрагивала, вытирая ладошками слезы. – Ну не плачь, все наладится, вот увидишь. Скоро поедешь на море, будешь трескать арбузы и купаться, привезешь мне красивые фотографии, договорились?
Полина кивала в ответ, но все еще всхлипывала.
Возле калитки интерната Том снова сел на корточки, вытер платком следы от слез на ее щеках и повторил:
– Я не брошу тебя, запомни.
Он кивнул воспитательнице и быстрым шагом направился к остановке, проверяя на ходу карманы – хватит ли денег на такси.
* * *
Даша открыла дверь и запустила Томаша, он прошел за ней в комнату, молчал, пытался понять, надеялся, что все не так плохо.
– Это семейная традиция, – болезненная усмешка искривила безупречные губы. Ее красивые, темно-розовые от природы губы, словно секунду назад окунувшиеся в молодое анжуйское вино. – Сначала умерла мамина двоюродная сестра. Давно, меня еще на свете не было, родители только поженились. Мама ее очень любила, они с детства не разлучались. Отец рассказывал, что мама потом очень боялась и не хотела сдавать кровь. Он уговорил ее, пообещал, что все будет хорошо, что снаряд дважды в одну воронку не попадает. Когда она забеременела, пришлось идти в поликлинику. Врачи надеялись, что беременность и гормоны помогут справиться, но отсрочка вышла недолгой. Всего пару лет, чуть больше. Она так боялась и так мучилась от страха, что решила покончить с ожиданием раньше, чем болезнь все решит за нее. Она мне даже не снится, я ничего не помню – ни волос, ни голоса, ни ее лица. Помню только зеленое платье, такое легкое, прозрачное. Знаешь, оно до сих пор висит в папином шкафу.
– Когда ты узнала?
– Почти год назад.
– Целый год? Но почему, почему ты не захотела лечиться?
– Том, очнись! Ты был там, в больнице? Ты хоть раз их видел, этих бедных, бедных человечков? Они – как живые мертвецы, такие маленькие, худенькие, прозрачные, с огромными глазами, полными боли и непонимания, без волос. Совсем. Спроси у Полины, она тебе расскажет, как все выглядит на самом деле! Им все нельзя, все, что я так люблю! Без чего я просто не смогу жить. Дышать не смогу! Ты можешь представить меня без волос? Разве ты посмотрел бы на меня?
– Ты же на меня посмотрела!
– Но ты не умираешь!
– Откуда тебе знать?
– Нет, я буду жить! Жить! Любить, ненавидеть, радоваться, наслаждаться, рисковать. И умру в один миг, если Ему так нужно. Но я не буду умирать от страха в заточении, медленно и мучительно.
– Поэтому и со мной не хотела связываться?
– Я пыталась. С Максом все просто: ни любви, ни обязательств, никакого чувства вины и угрызений совести. Весело и легко. Ты – другой, сразу стало ясно. Я не хотела никого любить, чтобы не причинять боли и самой не страдать.
– Почему я не почувствовал?
– Может, потому что ты полюбил по-настоящему?
Даша села на корточки, обняла его за колени и посмотрела в глаза.
– Скажи мне. Скажи.
– Что?
– Скажи.
– Я люблю тебя.
– Еще.
– Я люблю тебя. Люблю тебя, Дашка. Тебя. Люблю здоровую, больную, счастливую и не очень, с прической и без волос! Это не важно, не важно!
– Откуда тебе знать?
– Черт возьми! Почему же я не почувствовал!
Том схватил стул и запустил им в стену. Крепкий, добротный обеденный стул отскочил, словно резиновый, и с гулким грохотом стукнулся о ламинированный пол, отковырнув с шероховатой поверхности стены кусок штукатурки. В руке треснула кость, но он будто и не почувствовал боли. Тут же развернулся и подскочил к девушке, схватил за плечи и стал трясти.
– Обещай мне, обещай, что сходишь к врачу, я прошу тебя!
– Нет!
– Даша!
– Нет!
– Может, если я узнаю точно, я смогу помочь!
– Как? Ты и сам играешь со смертью в лотерею.
– Не думай об этом. Бог со мной, я все равно не смогу жить без тебя. Смерть – это не самое страшное, что есть в жизни.
– А что тогда?
– Страшнее, когда вместо нас умирают мечты.
Он вдруг застыл, только в глазах забегали, закружились яркие вспышки воспоминаний.
– Пойдем со мной, хочу кое-что проверить!
Глава двадцать пятая
Еще одна попытка
– Ключи!
Даша послушно бросила ему ключ от машины.
– Тебя нет в страховке, помнишь? – фраза так и повисла в воздухе без ответа.
Через пятнадцать минут Том остановился возле бассейна, того самого, из детства.
Даша ощутила странное покалывание во всем теле.
– Я не люблю бассейны, кажется, ты в курсе? Зачем мы здесь?
Томаш взял ее за руку.
– Пойдем, не бойся, я хороший пловец.
– Нет, я не собираюсь лезть в воду, что ты задумал? У меня и купальника-то с собой нет.
– Он тебе не понадобится.
Том буквально затащил ее внутрь. Дрожь в теле Даши нарастала, во рту появился кисловатый привкус, и дышать становилось труднее, словно воздух нагревался и обжигал легкие.
– Ты расскажешь, почему не любишь бассейны?
– В смысле? Не люблю, и все! Здесь воняет хлоркой и вода отвратительная.
– Сырая и холодная.
– Да, уже говорила, я помню.
– Я тоже помню. Разувайся.
Томаш незаметно стянул с полки две пары сланцев. Даша послушно стащила кроссовки и сунула ноги в шлепанцы сорок третьего размера.
