– Как это «по-своему»?
– Да вот так. Один думает, как ему свою работу лучше сделать, удержать влияние, не проболтать власть, не проспать её, не пропить. А другому ничего кроме ежегодной поездки на Канары да мелькания на экране телевизора и не надо. У меня одноклассник бывший подался в помощники какого-то депутата. В школе учился неважно, а самое главное – никогда не тяготел к общественной работе. Я его и спрашиваю: на кой тебе эта политика, если ты даже тогда плакал, когда тебя в школе дежурным по классу назначали? Он и отвечает прямым текстом, что чихать хотел на это. Он туда идёт, чтобы прописку получить в областном центре, зарплату высокую, машину и так далее. Мне бы, говорит, только вылезти из того говна, в котором мои предки свою жизнь просрали. Тесть всю жизнь на «копейке» ездил, он ему джип новенький подарил. Не из любви, а от стыда. Стыдно мне, говорит, что родня жены такая оборванная. Вот так. А мы надеемся, что они там о нас беспокоятся. Они стали уже слишком сытыми, чтобы что-то понимать, во что-то вникать. И вот уже порядочность, доброта, чуткость, если они у кого и были, куда-то уходят, а на смену приходят презрение и рвачество. И все говорят: так и надо, так и должно быть. У многих политиканов вообще все силы уходят на посиделки в различных ток-шоу и на заседаниях. Часами обсуждают: «А что вы думаете по этому поводу?.. А что вы скажете по тому вопросу?..». Все силы на это и ушли, а дел никаких не было и нет. За это время наше поколение уже повзрослело, выросло и успело состариться, а они всё решают: хватит ли бабе десятки в месяц на обеспечение ребёнка или ещё накинуть? Дорога ложка к обеду, и что бабам за дело до этого через десять лет, когда уже поздно рожать, да и вообще жить начинать?
– А Забористый-то ваш чем же хорош?
– Да просто красивый мужик. Хоть приятно будет посмотреть на него в кулуарах власти, а то выберут заморыша какого-нибудь: и толку от него не будет, и смотреть не на что. А так будет симпатишный мужичонко хотя бы на экране мелькать, а не пузатый и бесформенный.
– Так они все пузатыми становятся, – зевнул Кубышкин. – Это у них профессиональное заболевание. Как в «Брате-два» таксист говорит: «Голосуешь за худого и тощего, а через год у него уже рожа в телевизоре не умещается».
– Так мы его переизберём на следующих выборах, если он талию свою не сохранит. Это и есть завоевания демократии, ха-ха!
– Ха-ха-ха!
– «Эх, братец мой, – что вид наружный? Пусть будет хоть сам чёрт, да человек он нужный», – вдруг весело сказал инженер Карабинов, который каждый день в это время по своему обыкновению пил в бухгалтерии чай, после чего весь организм его впадал в склонность к философствованиям.
– Какой там вид наружный? На портретах все хороши. Все нарумянены, насурмянены, компьютерная графика, опять же, не дремлет.
– Согласен. Портрет хорош – оригинал-то скверен. Под всеми этими портретами можно одно написать:
Ты бесхарактерный, безнравственный, безбожный,
Самолюбивый, злой, но слабый человек;
В тебе одном весь отразился век,
Век нынешний – блестящий, но ничтожный.[2]
Сейчас «слуги народа» все холёные, лощёные, вощёные. Все с самомнением, все говорить умеют складно. Жаль, что на этом всё и заканчивается.
– Но это же выборы власти, а не конкурс красоты! – побагровел главбух.
– Ай, да бросьте Вы, Наум Сулейманович, – насмешливо смотрел на него Карабинов. – Чего Вы боитесь со здравомыслящими людьми согласиться? Ну, что Вы, ей-богу, так напряглись! Сейчас ведь стукачей нет.
– Пока нет, – кивнул главбух.
– Нам только кажется, – продолжал красиво говорить Карабинов, – что вот приходит человек во власть и начинает думать, как сделать жизнь в стране лучше. На самом деле политика – очень сложный механизм, где всё связано меж собой, всё цепляется одно за другое. То и дело приходится идти на компромисс: тебе оказали услугу и за это надо отплатить такой же услугой. Даст тебе на выборы денег какая-нибудь компания, а ты потом за это будешь её «пропихивать», даже если это противоречит интересам твоих избирателей. А сколько у каждого депутата или министра всяких помощников да заместителей с секретарями? Ещё Лев Толстой заметил, что у того, кто ничего не делает, всегда много помощников. Это также усложняет работу аппарата. Например, схватился человек за раскалённую сковородку, и сразу в мозг ему поступает сигнал, что горит кожа на пальцах, поэтому мозг даёт команду мышцам руки сократиться и отдёрнуть ладонь от источника опасности для сохранения целостности организма. Всё это занимает доли секунды. А в нашей государственной системе пока сигнал с периферии дойдёт до мозга-власти, пока она со своими многочисленными замами и помами войдёт в курс дела, уж поздно будет команду давать. Приказ если и дойдёт, то в искажённом виде. Как детская игра в сломанный телефон, когда дети передают друг другу на ухо одно слово. Один сказал: «Касторка». Другой услышал не «касторка», а «моторка». Третий – просто «мотор», а четвёртый услышал: «Позор». Дальний Восток каждую зиму замерзает и кричит: «Спасите!», а власть вместо этого слышит: «Спасибо!». Поэтому отвечает: «Не за что».
– Ха-ха-ха!
– Или вот был у нас такой слесарь Баринов, который раньше шаблоны и инструменты чинил. Сломается что – к нему шли, он ремонтировал и через пару часов отдавал. Потом ушёл на пенсию, а вместо него создали целый отдел из шести человек. Теперь сломается шаблон или, скажем, у штангенциркуля рамка отвалится, так надо заявление об этом написать на имя главного инженера в пяти экземплярах, на имя главного технолога в четырёх экземплярах, на имя инженера по оборудованию в трёх экземплярах, на имя помощника главного по оборудованию. И так далее ещё трём человекам нацарапать бумажку, что так, мол, и так, требуется починка. Они через неделю соберутся на совещание и решат: отправлять штангенциркуль этот несчастный в ремонт куда-то в Тульскую губернию или с твоей тощей зарплаты высчитать стоимость нового. У меня тут у шаблона одна шкала отлетела, так Баринов её за пять минут на своё место прикрепил бы, а наши нынешние мудрецы этот шаблон только через полгода из ремонта вернули. Вот так у нас теперь всё и работает. Раньше в каждом городе в Горкоме партии сидела пара-тройка чиновников, и они все проблемы плохо ли, хорошо ли, но решали. И решали быстро! Я согласен, что и среди них встречались люди с фанаберией, но их чванство по сравнению с нынешним – это как комариный писк в сравнении с рёвом турбины. Раньше в Партком можно было с любой проблемой, с любой бедой обратиться, а теперь вместо него двадцать контор сделали. Количество чиновников там, как и количество звёзд на небе, не поддаётся даже приблизительному исчислению. А названия у этих контор какие? Комитет по управлению благоустройством, Комитет по контролю управления благоустройством, Комитет по проверке финансирования комитета по управлению благоустройством, Комитет по контролю проверки финансирования управления благоустройством. И вот эта армия чиновников может два года решать вопрос по посадке или вырубке какого-нибудь деревца у детской площадки. Идти туда не захочешь, а пойдёшь – заблудишься!
– Не верю я им, вот что, – мрачно обронил Наум Сулейманович.
– Вы как дети со своим «верю – не верю»! – показал вдруг истинное лицо осторожный Кубышкин. – Блеф-клуб какой-то, честное слово! Чиновники давно себе коммунизм построили, а вы всё гадаете, как на ромашке: верю – не верю. Они прям обрыдалися, что какие-то оборванцы им не верят. Они прям токмо ради нашей веры и живут! Они прыг-скок на новый пост, и нет их. Где благоустройство города, где всё обещанное? А нету-с! Ждите-с. У нас в пригороде школа разваливается в буквальном смысле. Здание стянули каркасом, но надолго ли его хватит? Дети в аварийном здании сидят, а власти только призывают ещё больше рождаемость повышать, чтобы было кем забить эти школы и детские сады, в которых можно смело фильмы о войне снимать. А что? Нам тут один режиссёр предлагал ремонт закатить, если мы свой дом освободим ему под съёмки. Очень удивлён был, что эта «мельница Гергардта» ещё и заселена, оказывается. Они же теперь все полюбили патриотизм народу поднимать, каждый норовит фильму о войне сляпать.
– А что ещё в нашей стране снимать, где из десяти домов – девять разваливаются?
– Во-во, дескать, живём в говне, зато фашиста побили. Гордись, рванина! Для убивших свой мозг водочкой – самое то, на ура идёт… И вот директриса школы решила пойти в депутаты, наивная душа. Хорошая женщина, ответственная, выдвинули её, выбрали всем посёлком. Уж размечтались, что теперь она выбьет асфальт хотя бы для одной дороги или ремонт хотя бы одного жилого дома, а она через пару лет ушла из депутатов. Ни к чему там не пробиться. Кабинет выделили: сиди, телевизор смотри и не вякай. Она по району бегает: там барак аварийный надо расселять, тут ветераны в коммуналке и без того тесную жилплощадь с крысами делят, сям детский сад нужен, где-то аптеки нет на ближайшие десять километров, в какой-то посёлок не проехать, продукты не подвезти – дорога в реку осыпалась. Такое впечатление, что страной вообще никто не занимается много лет, а никому и дела нет. Ей одной есть дело: «Мне люди доверили представлять свои интересы, я должна отработать, я добьюсь, я сделаю»! Её сразу осадили: «Не волнуйтесь! Чего Вы так волнуетесь? Откуда ты такая странная вообще взялась? У нас всё расписано: аварийный дом по плану расселим через десять лет, ветеранами из коммуналки займёмся через двадцать, дорогой к посёлку – через тридцать. Всё по плану». Она плачет: «Как это вы «займётесь» ветеранами через двадцать лет, если им уже за девяносто? Люди столько не живут». Ей ответили, если не живут – это их проблемы. Она и ушла. Поняла, что система такая, в которой вообще не предусмотрено что-то для людей делать, только на самообогащение всё направлено. И туда попадает немало честных людей, но тоже уходят, потому что противно становится. Чуть ли не каждый день гремят какие-то банкеты да корпоративы, поздравление «наших дорогих ветеранов», а потом пьянка для чиновников в дорогом ресторане за счёт бюджета: «А почему вы от важных мероприятий самоустраняетесь?». Она-то хочет родную школу спасти, а её никто не слышит. Только и смогла ремонт ограды вокруг школьного сквера выхлопотать, и на том спасибо.
