В свои двадцать два года Оля Воскресенская совсем еще не обладала большим жизненным опытом, позволяющим хорошо разбираться в людях. Однако сейчас она сразу поняла, что эта женщина, с первого взгляда так не понравившаяся ей, говорит неправду. Что-то уж очень не похож был этот странный юноша на человека, о котором заботятся. Скорее он смахивал на голодного оборванца. А еще – на жалкую, запуганную и загнанную зверушку. И никак не укладывалось в голове, что этот человек мог играть, а возможно, даже и сочинять, такую музыку…
Поев, Оля очень тщательно убрала за собой, вернулась в свою комнату, достала книгу и села читать. Однако сосредоточиться было непросто, потому что за стеной не просто работал, а буквально орал телевизор. Девушке это и мешало, и раздражало. У них дома никогда не включали телевизор так громко. Да и латиноамериканских сериалов никто не смотрел. Пойти, что ли, попросить сделать потише? Внезапно за стеной стало еще более шумно. Послышались крики Зои, а следом за ними странные звуки, смысла которых домашняя девочка из интеллигентной семьи даже сначала не поняла. Только потом сообразила, что это удары – очевидно, ремня о человеческое тело.
– Верни ключ, сука! – орала Зоя. – Где ты его взял? Сволочь! Верни сейчас же, а то убью, на хрен!
Онемев от ужаса, Оля сжалась в комочек и обхватила себя за плечи, чувствуя, что ее колотит мелкая дрожь. Какой кошмар!.. Эта ужасная женщина избивает своего больного племянника… А он, судя по всему, и не сопротивляется, только скулит, как щенок. Что делать? Наверное, надо вызвать милицию… Но телефон был где-то там, в комнатах, и выйти к нему значило самой попасть под удар. Оля, которую никогда в жизни никто не бил, просто побоялась это сделать. И осталась в своей комнате, еще сильнее сжавшись, закрыла голову руками и только повторяла про себя: «Господи, господи… Зачем я поселилась в этой квартире? Надо бежать, бежать отсюда как можно скорее…»
К счастью, шум побоев вскоре прекратился. То ли Зоя устала, то ли несчастный больной, как его, Антон, кажется, куда-то спрятался от нее, потому что она еще какое-то время орала: «Выйди оттуда! Выйди, я кому сказала!» Но он, очевидно, не выходил, и тогда хозяйка, судя по звукам, переместилась в другую комнату. А совершенно растерявшаяся Оля так и не могла решить, что ей делать.
Может, сбежать? Прочь из этого дома, как можно дальше от этой ужасной женщины… Но уже поздний вечер, на улице темно, а все московские знакомые и родственники живут далеко, пока до них доберешься, будет уже совсем ночь, страшно… Видимо, придется все-таки переждать до утра.
До ночи Оля тихо просидела у себя, боясь даже нос высунуть из комнаты за кухней. Только глубоко за полночь, когда уже была окончательно уверена, что хозяйка спит, решилась быстренько выскочить в туалет и тут же со всех ног обратно. Закрыла дверь, на всякий случай придвинула к ней тумбочку, водрузила на нее стулья. От страха она даже не осознавала, как смешна ее наивная попытка забаррикадироваться, но все равно почувствовала себя в относительной безопасности. Оля легла на кровать, не раздеваясь и не разбирая постели, но о сне не было и речи. Что же ей теперь делать? Конечно же, завтра, прямо с утра, едва за хозяйкой закроется дверь, она тут же возьмет свои вещи и поедет к Бельским или к тете Ариадне… Вот только как быть с деньгами? Ведь пропадет целых триста рублей, огромная сумма… Денег хозяйка не вернет, в этом можно и не сомневаться. Заявить на нее в милицию? Бесполезно. Ничем не докажешь. Никаких документов Оля не подписывала, и свидетелей того, как она расплачивалась с Зоей, тоже нет. А ведь мама говорила, что с хозяйки обязательно нужно взять расписку… Но Оля просто не решилась, постеснялась об этом попросить.
Впрочем, дело было даже не в деньгах. Триста рублей, конечно, очень большая сумма, но семья у нее не бедствует. Можно позвонить папе, рассказать все как есть, он поймет и пришлет еще денег… Но Олю не покидали мысли об этом странном человеке, Антоне. В голове не укладывалось, как можно, будучи психически больным, так виртуозно играть и, похоже, даже самому сочинять музыку? Может, хозяйка врет и никакой он не сумасшедший? Выглядит он ужасно, но мало ли… Может, он нормальный, но ему специально поставили диагноз «шизофрения», обкололи, может быть, даже запихнули в психушку, как это делали с диссидентами? Сейчас в прогрессивных газетах и журналах об этом много пишут…
Но как она его била, какой же это ужас… Что же он не борется с ней, не пытается защититься, дать отпор? Даже такой худой и истощенный, он сильнее Зои. И все же терпит ее издевательства. Почему? Почему не уедет от тетки? Негде больше жить? Но всегда же можно найти выход. Поселиться у друзей, устроиться на работу с общежитием. Почему он этого не делает? Может, и правда ненормальный, совсем не приспособленный к жизни? Или все-таки дело в чем-то другом? В том, что эта мерзкая тетка чем-то держит его здесь, запугивает, шантажирует… Что, если во всем этом есть какая-то тайна?
Страх Оли постепенно прошел, уступив место любопытству и сочувствию. Теперь она думала уже не о том, чем грозит ужасное соседство с хабалкой ей самой, а о том, как разобраться в ситуации и помочь несчастному Антону. Как бы поговорить с ним? Может, удастся узнать, что же происходит на самом деле? Интересно, насколько он вменяем, способен ли полноценно общаться, понимать собеседника, адекватно воспринимать то, что происходит вокруг него? Или он полностью погружен в свой мир, где нет привычной нам реальности, а существует только музыка? Если так, то это очень печально… Но в любом случае это никак не оправдывает злобную тетку. Что бы больной человек ни сделал, как бы ни провинился, это все равно не повод его избивать! А значит, ему надо как-то помочь…
Любимый Олин Учитель (даже думая о нем, она мысленно ставила заглавную букву в начале слова) всегда говорил, что нет худшего порока, чем равнодушие. И цитировал кого-то из классиков, утверждавшего, что только с молчаливого согласия равнодушных происходят самые ужасные преступления в мире. Оля не хотела быть такой вот равнодушной. И понимала, что если сейчас не вмешается в ужасную ситуацию, оставит все как есть, отстранится от того, что ее пугает, сбежит, то уже и на ней будет лежать ответственность за то, что происходит с Антоном. С человеком, который играет такую чудесную музыку.
Всю ночь она проворочалась, уснула только под утро, проспала всего несколько часов и, проснувшись, еще долго лежала и слушала, что происходит в квартире. Вроде бы кто-то ходит… Да, вот стукнула дверь. Потом послышался шум спускаемой воды в унитазе. Это, наверное, Зоя собирается на работу… Вот она вошла в кухню, гремит кастрюлями, наливает воду в чайник, звякает посудой… Выходить из комнаты и встречаться с хозяйкой Оле совершенно не хотелось, и она осталась в постели, только держала ушки на макушке.
Господи, как же долго это тянется! Ну сколько же можно есть, когда ж она уйдет из кухни, наконец?! Казалось, пока Зоя приготовила себе еду, позавтракала и убрала со стола, прошла целая вечность. Наконец, шум на кухне стих, и Оля снова замерла в ожидании – что дальше? Останется Зоя или уйдет? Кажется, снова шаги? Теперь уже подальше, видимо, в прихожей. Неужели одевается? Да, точно. Звякнули ключи, хлопнула входная дверь. Ну, слава тебе, господи!
Оля тут же вскочила, торопливо отодвинула свою баррикаду, потом стала одеваться. Она ждала, что после ухода хозяйки из гостиной снова зазвучит музыка, но там за закрытой дверью почему-то было тихо. Оля умылась, причесалась, привела себя в порядок. Но музыки все еще не было слышно. Некоторое время Оля походила взад и вперед по коридору, потом решилась и постучала в дверь гостиной. Тишина – только сердце от волнения выпрыгивает из груди.
– Антон, извините, пожалуйста… – она сама не знала, что сказать. А вдруг он действительно настолько болен, что не понимает слов? Оля не слишком-то разбиралась в психиатрии и понятия не имела, как общаться с такими людьми.
Из-за двери все еще не доносилось ни звука. Может, его и нет, может, он тоже ушел?
– Меня зовут Оля, я у вашей… м-м-м… тети комнату снимаю, – уже особенно не надеясь на успех, продолжала девушка. – Я слышала, как вы вчера играли… Это великолепно, просто слов нет! Знаете, я тоже имею отношение к музыке, я скрипачка, приехала на стажировку в консервато…
Вдруг дверь открылась, и она вновь увидела этого странного человека.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Он был одет во все то же старое тряпье, но теперь Оля успела разглядеть, что вещи эти хоть и дырявые и вылинявшие до белесости, но чистые. А сам Антон явно молод, гораздо моложе, чем ей показалось сначала. Скорее всего, ее ровесник. И взгляд его не назовешь совсем уж безумным, скорее это серьезный, осмысленный взгляд человека с незаурядным и богатым внутренним миром. Только очень несчастного человека, на долю которого выпало незаслуженно много страданий.
