Ознакомительная версия.
Нас держит ответственность, вот! За того, кого мы приручили.
И она начала торопливо, словно перебивая себя, мыть сковородку.
Потом взялась за кастрюлю. Следом поставила варить гречневый продел для собачьей каши. Задумалась и решила сделать обед и себе. В холодильнике – старом, еще пузатом и отчаянно дребезжащем «Саратове» (дай бог, кстати, ему долголетия!) – она обнаружила вполне упитанный кабачок, два помидора и морковку.
«Будет рагу! – обрадовалась Евгения. – Чудесное дело – овощное рагу! Замечательная еда для пенсионерки! Дешево, вкусно, полезно. Можно и с хлебом, и с макаронами, и с картошечкой пойдет!»
Она начала строгать овощи, тереть морковь и резать луковицу.
По кухне пополз вкусный аромат еды.
Так, а теперь в магазин, решила она.
За свежим хлебом, ряженкой для собаки. Можно прихватить мороженого на вечер. Ладка, кстати, обожает мороженое!
Ну, и к чаю чего-нибудь… Например, овсяного печенья. Там оно замечательное – местное, свежее, загорелое. И пахнет орехами.
Она выключила плиту, накинула куртку и влезла в старые резиновые сапоги с отрезанными голенищами. Мимоходом глянула в зеркало и качнула головой: «Ужас!.. Вот кто б меня видел! Бомжиха, да и только!»
Еще раз качнув головой, она вышла на крыльцо и окликнула собаку:
– Ладуся, пойдем? Или ты будешь спать?
Собака нехотя подняла на нее голову и посмотрела жалобно, словно извиняясь. Взгляд ее говорил: «Иди сама, а? Ну иди без меня! Я так устала, и мне так хорошо!»
Хозяйка засмеялась:
– Спи! Дрыхни, лентяйка! Я, девочка, быстро! Не нервничай и отдыхай! Охраняй, Лада! – уже серьезным тоном добавила она, пригрозив собаке пальцем.
Собака громко вздохнула и отвела глаза. Ей было неловко от того, что она не поддержала компанию. И было смешно от приказа хозяйки: «Охраняй!» От кого, интересно? Кто может на это позариться?
Магазинчик располагался на соседней улице. Женщина шла быстро, поглядывая по сторонам. Кое-какие домишки были уже заколочены – «законсервированы на зиму». Так это здесь называлось.
Другие дома, побогаче (впрочем, таких было немного), защищали металлические ставни. На некоторых заборах даже висела колючка. Правда, сделано это было скорее для собственного успокоения. Воров ничем не остановить – грабили дачный поселок часто, каждую зиму.
Улицы были пустынны. Дачники с детьми съехали еще в конце августа. В поселке оставались пенсионеры – в основном одиночки. Караулили свои бедные посадки, собирали последние поздние яблоки и ждали настоящих холодов. Только тогда уезжали в Москву.
День был теплый, солнечный, яркий. Она любовалась огненно-красной рябиной, золотыми шарами, охапками вываливающимися из-за заборов и свисающих на улицу.
Пахло несобранными и уже слегка подгнившими яблоками, изобильно и щедро наполнившими в этом году все подмосковные сады. «Яблочный год», – говорили все.
Под елкой торчали две сыроежки с бледно-желтыми шляпками.
Она вошла в магазин. Орал телевизор. Продавщица Раиса сидела на стуле и смотрела какой-то шумный сериал.
Увидев нежданную покупательницу, Раиса нехотя убавила звук телевизора и с недовольством посмотрела на женщину.
– Привет! – сказала та и, словно оправдываясь, добавила: – Вот, я к тебе.
– Вижу!.. – буркнула Раиса. – Проголодалась?
Женщина пожала плечами:
– Ну, вроде бы так…
Она растерянно смотрела на полупустые полки.
– Да нет ничего! – раздраженно сказала Раиса. – Чего завозить-то? Через десять дней закрываемся!
Незадачливая покупательница покорно кивнула.
Молчание нарушила продавщица:
– А ты чего здесь засела? Чего домой не торопишься?
– Да вот, засела! – легко и бодро ответила та. – А нам здесь хорошо! Воздух, покой, тишина… И Ладке раздолье! В Москве ей, бедняге, гулять совсем негде! Квартира-то в самом центре! Понимаешь? И где там гулять? Нет даже сквера! Все извели и застроили, гады!
Продавщица хмуро молчала. «Гулять ей, королевишне, негде!.. – осуждающе подумала она. – А ты здесь… В сарае перебиваешься! А в центре – квартира!»
Продавшица в сомнении покачала головой.
– Эх, была бы у меня квартира в Москве!.. – крякнула Раиса. – Видали бы вы здесь меня!
Раиса – все это знали – жила в ближайшей деревне, километров за семь. Летом нанималась в ларек – так местные называли свой дачный магазинчик. Ночевала там же, в ларьке, в задней комнатке – на складе, как она говорила. Там у нее стояла раскладушка. Домой не ходила – там ждали только вечно пьяный муж, тяжело пьющий сын и сварливая сноха.
«Летом я в отпуске, – говорила Раиса, – без своих отдыхаю».
Иногда приходила сноха: худющая, высохшая, с красным, обветренным лицом. Раиса запирала магазин, и они долго скандалили.
Народ, собравшийся перед магазинчиком, терпеливо и молча ждал – никто не роптал.
Потом сноха выкатывалась – с проклятьями, в руках полная сумка, где звенели бутылки.
Раиса отпирала лавку и начинала торговлю. Лицо ее было бурым и заплаканным. Все ее жалели и разговаривали тихо, словно в соседней комнате лежал покойник.
И еще – с ней не связывались.
– Ну, что надумала? – спросила Раиса.
Женщина кивнула и стала перечислять: две пачки печенья, кефир, ряженка – две. Муку! Два кило. Рис, продел. Плавленый сыр. Ну…
Она задумалась и снова вглядывалась в остатки товара.
– Сахар возьми, – посоветовала Раиса, – чтоб потом не таскать! Риса еще. Макарон! Вот закроюсь, и будешь тогда на станцию чапать!
Женщина кивнула.
– И творог. Три пачки.
– Себе? – строго спросила Раиса. – Несвежий он!
– Ну, ладно. Не надо. Не надо несвежий.
– Собаке возьми! – раздраженно посоветовала продавшица. – Чего ей, собаке-то?
Евгения улыбнулась:
– Собаке несвежий не нужно! У них тоже, знаешь, желудок! И возраст к тому же!..
Раиса презрительно хмыкнула:
– Желудок… Наша вон жрет все, что дашь. И живет на дворе! Помои жрать будет! А ты – возраст, желудок!..
– Моя не будет! – резко отрезала женщина. – Потому что я ей не дам!
Раиса пожала плечами.
Евгения понимала, что у деревенских отношение к животным другое. Но собаку свою в обиду она не давала.
Рассчитались.
– В общем, ты здесь надолго? Да, Жень? – снова спросила Раиса.
Та кивнула и беспечно сказала:
– Ага! Красота ведь какая! И тишина! Идем с Ладкой по лесу и вместе балдеем! А спится как, Рая!..
– Слушай! – вдруг оживилась Раиса. – А ты к Поклединой иди! В сторожа! Ну, на зиму, в смысле!
Женщина нахмурилась и спросила:
– Не поняла… Куда мне идти?
Раиса раскраснелась:
– К Лизавете Поклединой! Она как раз сторожа ищет! Все меня просит найти! Отстроила замок, – Раиса хмыкнула, – и забоялась! Найди, говорит мне, из местных! Ага, а кого я найду? Все пьют беспросветно! Ну, все мужики! Напьются – спалят! Спалят ее замок! А мне потом отвечай?
Раиса возмутилась и затрясла головой:
– Нет, наши все – ненадежные люди! А ты… Ты приличная женщина! Не пьешь! К тому же с собакой! А, Жень? Красота! Там, у Елизаветы, тепло! Все условия и удобства! Теплый сортир, ванная есть! Баня даже! Она мне сама говорила! Набьет тебе холодильник – живи! Как барыня – в теплом доме с сортиром!
Евгения покачала головой:
– Нет, Рая. Спасибо! Какой из меня сторож, ей-богу? Я у себя как-нибудь… Знаешь ли, дом – это дом! Да и вдруг в Москву соберусь? В смысле, к себе. А тут я должна… – Она покачала головой, подхватила сумку и, кивнув Раисе, вышла на улицу.
Шла она быстро, задыхаясь. Тяжелая сумка оттягивала руку. Но шага она не сбавляла – торопилась домой.
Слезы душили ее. «Только бы не встретить соседей!»
Последние метров тридцать она почти бежала. Резким движением толкнула калитку, бросила сумку прямо на землю и, плюхнувшись рядом наконец заревела.
В долю секунды к ней подбежала собака. Испуганно посмотрела на хозяйку и, поскуливая, стала облизывать горячим и мокрым языком ее лицо и шею.
– Все, Ладка, все! – шептала женщина и чуть отодвигала ее. – Хватит, Ладунь!
Собака села рядом и не мигая смотрела на хозяйку, продолжая скулить.
Потом подняла морду и тонко завыла.
– Все хорошо, Ладка! Все в порядке! – бормотала Евгения, тяжело поднимаясь с земли. – Ну, все! Идем в дом! Пошли, милая! Хватит уже! Наревелись!
Евгения наконец встала, отряхнула одежду, подняла сумку и медленно пошла в дом.
– Такие дела, Ладунь! – усмехнулась она. – В сторожа нас с тобой прочат! Дожили, а, Лад?
Она горько усмехнулась и стала умываться водой из-под крана.
Вода была холодная, почти ледяная, но она приятно обжигала и успокаивала.
Умывшись, Евгения устало опустилась на табурет и принялась разбирать сумку.
– Да, девочка! – обращалась она к собаке. – Видишь, как жизнь оборачивается! Была тебе барыня, интеллигенция, мужнина жена. Денег в достатке. Жена, мать и переводчик с французского. А стала…
Евгения вздохнула и посмотрела на собаку:
Ознакомительная версия.
