Ознакомительная версия.
Он вздохнул, отложил в сторону программу конференции, на которую вот уже несколько минут смотрел невидящими глазами. Подошел к чемодану, рассеянно перебрал одежду. Лег на соседнюю кровать и начал изучать потолок. «Неплохо бы его побелить», – устало подумалось, глядя на темные разводы. Попытался взбодрить себя и повторил несколько раз вслух:
– Ты в Риме, Нариман! В Риме!
«Действительно, что это я, – пожурил он себя затем шепотом, – приехал в Рим, чтобы лежать в гостинице?» Он сел, удивившись тому, что разговаривает сам с собой. Затем встал, надел драповое черное пальто и вышел из номера.
Моросил дождь. В голове возникли прочитанные в самолете строчки из путеводителя: «Stazione Termini… this area is rife with pickpockets and gangs of thieving children» [4] . Подумав о том, что все же лучше, что Салима осталась с детьми, мысленно опять вернулся в институт. В голове молнией пронесся срывающийся от волнения голос секретарши, звонившей с кафедры к нему домой:
– Нариман муаллим! [5] Кто мог это сделать?! Зачем?!
От имени администрации института кто-то позвонил в кассу аэропорта и снял бронь на билеты в Рим. В институте об этом узнали лишь через неделю, когда собрались выкупать билеты.
– Что делать? – почти плакала в телефонную трубку секретарь.
– А ничего, – ответил Нариман, – нет билетов – нет проблем. Значит, не еду.
В трубке заскрежетало и неожиданно Нариман услышал елейный голос Идрисова:
– Нариман муаллим, доброе утро. Вот мимо вашей кафедры проходил…
– …
– Как же так получилось, а?
– Видимо, кто-то перепутал…
– Вы думаете? А, по-моему, кто-то специально… Ведь вам высокая честь выпала представлять, так сказать, весь наш институт…
– …
– Вот ведь какая досада! Вот ведь какие негодяи на свете есть! Сейчас-то уже без разницы, но скажу вам честно, ведь это я вашу кандидатуру предложил. Вы меня слышите, Нариман муаллим?
– Слышу.
– Так вот, – вдохновенно продолжил Идрисов, – я говорю, Рауф Фуадович очень расстроится. Да еще коллеги подумают, что вы специально поездку сорвали…
Идрисов сделал паузу. В трубке опять заскрежетало. Нариман молчал.
– …из-за выборов, – закончил предложение Идрисов и продолжил доверительным тоном. – Вы же знаете, Нариман муаллим, языки тут длинные и без костей, всем всего не объяснишь и надо ли? Ай-ай-ай, какая халатность! Так подвести своего заведующего! Ай-ай-ай…
Последние слова Идрисова относились к уже в голос плачущей секретарше. Нариман повесил трубку. Он знал, что в кассе билеты есть всегда. И если нет брони месячной давности, то нужно просто переплатить и тогда получишь билет в любом нужном тебе направлении.
«Деньги, опять проклятые деньги…», – Нариман мерил шагами комнату спальной. Если делать небольшие шаги, то получалось семь, и он упирался в подоконник, бросал рассеянный взгляд на пустынный дождливый двор, мельком смотрел на серое небо и шагал обратно до двери, которую закрыл на задвижку. «Мамед в институте, у него сегодня два зачета. Ибрагим и Зуля в школе, а Салима, думая, что я работаю, взяла с собой Мединку и спустилась то ли в магазин, то ли к соседке», – думал он, разглядывая три крючка на двери, на которых висели два халата и старое пальто. «Почему они тут висят?» – он озадаченно перевел взгляд с одежды на часы. На двенадцать он назначил экзамен.
«А может специально придумывают, что билетов нет? Денег хотят…»
Перед входом в здание института его уже поджидал Яшар, радостно вскричавший:
– Нариман муаллим!
Он уже сумел договориться в кассе аэропорта и за определенную переплату билеты пообещали «достать».
– Но единственная возможность второго быть в Риме – это вылететь тридцатого, – взволнованно повторял Яшар.
Перед глазами встало заплывшее жиром лицо Шукюра, родственника Салимы. Вспомнив о его манере носить деньги в бумажных базарных пакетах, он внутренне передернулся. Они поднялись на кафедру, где кроме печатающей на машинке секретарши никого больше не было. Увидев его, она вскочила с места. Нариман кивнул ей и прошел к своему письменному столу.
– Нариман муаллим, соглашайтесь! – продолжил Яшар, идя за ним по пятам.
Нариман положил на стол свою черную папку и, не садясь, взял бумаги, приготовленные секретарем.
– В Италии первого января будут вводить новую валюту. Ведь это исторический момент! И вы будете при этом присутствовать! Представляете?! – горячился Яшар.
Нариман снисходительно улыбнулся в ответ.
– Ведь это бывает раз в жизни! – не унимался Яшар. – Я вам еще отличный путеводитель достану.
Он молчал, делая вид, что внимательно изучает документы, которые держал в руках, обдумывая то, как рассказать обо всем этом Салиме. Обругал про себя спекулирующих билетами в кассах аэропорта, думая о том, что без денег и без связей в этом городе возможно лишь жалкое прозябание, и вдруг подумал, что вот это и есть взятка, которую он берет у своего аспиранта. «Бегал бы так Яшар, если бы я не был научным руководителем его кандидатской?» – пронеслось у него в голове.
– Соглашайтесь, Нариман муаллим, – торопил Яшар, словно прочитав его мысли, – а то и эти билеты сейчас уйдут.
Перед глазами встало ехидное лицо Идрисова и, окончательно решив, что это Идрисов «организовал звонок» в кассу аэропорта, он взял папку и, бросив на стол бумаги, сказал привставшей опять секретарше:
– Я в 105-ой.
Направившись к выходу, задержался у дверей, повернувшись, внимательно взглянул на несколько озадаченное лицо Яшара, и вдруг, подмигнув, добавил:
– А путеводитель – это отличная идея!
Стены кафедры огласились радостным возгласом Яшара.
Нариман шел в сторону 105 аудитории принимать экзамен. Скрипнула дверь и в коридоре показался словно поджидавший его все это время Идрисов. Идя навстречу, он начал громко возмущаться.
– Вот негодяи, а?! Нариман муаллим, вот ведь какие люди!
Они поравнялись. Идрисов тяжело дышал. Нариман ответил на его нервное рукопожатие. Идрисов продолжал возмущаться:
– Вот уверен, что обязательно этот негодяй – один из тех, кто только хорошее от вас видел!
Выслушав поток возмущения в адрес своих врагов, Нариман спокойно сказал:
– Все уже уладилось, Арзуман муаллим.
Идрисов резко замолчал, вначале что-то неуверенно промычал, затем схватил его за руку и начал энергично трясти. Нариман осторожно высвободил руку.
– Ну что же делать, – начал Идрисов, как только дар речи вернулся к нему, – кому в Рим…
Он выдержал паузу, театрально обвел пространство вокруг себя, как бы изолируя Наримана, сглотнул и, окончательно взяв себя в руки, сказал:
– … а кому торчать в этих стенах!
Нариман молчал. Идрисов многозначительно подмигнул ему и осторожно поинтересовался:
– А обратно значит сразу… с корабля на бал?
И, не дожидаясь ответа, вновь засуетился:
– Браво, Нариман муаллим, браво. Одним выстрелом всех зайцев уложили…
Нариман прокашлялся и нехотя, как будто его поймали с поличным, выдохнул:
– Да нет, пораньше.
Идрисов поперхнулся, хотел было что-то сказать, но Нариман, сам не понимая зачем соврал, переполнившись вдруг суеверным страхом Салимы, пробормотал:
– Простите, тороплюсь.
И поспешил прочь, оставив буквально лопающегося от негодования Идрисова одного.
– Всех зайцев ослиный выродок уложил, – прошипел ему вдогонку Идрисов.
«Зачем я соврал?» – ругал себя Нариман, возвращаясь домой кривыми узенькими улочками и раздумывая над тем, как бы получше преподнести все Салиме. Перед глазами возникало раздувающееся и готовое лопнуть от досады лицо Идрисова, и незаметно для себя самого он начал улыбаться.
Ароматные запахи, наполнившие дом, вырвались наружу как только открылась входная дверь. Пощекотав в носу, потянули за собой по маленькому коридорчику и привели на кухню. Салима колдовала ужин на газовой плите и, не оборачиваясь, протяжно выкрикнула:
– Нарима-а-н! Это ты-ы-ы?!
– Я, – тихо ответил стоявший сзади нее Нариман.
Салима, охнув, выронила деревянную ложку из рук и резко повернулась.
– Как ты меня напугал, ай Нариман!
Нариман подошел к жене, погладил ее по щеке и усмехнулся:
– Смешная ты, Салима!
Потом нахмурился, вспомнив, что надо объясниться.
Выслушав его сбивчивый и несколько путанный рассказ, Салима вначале смутилась от неожиданной новости, затем вдруг горячо сказала:
– Очень хорошо, очень хорошо! Поезжай и даже ни о чем не думай! Какой еще там «Новый Год»? Новый год мы встречаем в марте! «Новруз» – вот наш «Новый Год»! И не думай даже!
Нариман растерянно смотрел на жену. Салима любила отмечать все праздники подряд, говоря, что в их жизни не так уж много было праздников, так пусть у детей будет повод лишний раз порадоваться, получить обновку или игрушку. Отвернувшись, она осторожно переворачивала что-то на сковородке. Нариман подошел к ней сбоку и увидел скатившиеся вниз по щеке слезинки. Он потянул жену к себе, взял двумя пальцами за подбородок, поднял лицо и, заставив взглянуть в глаза, твердо сказал:
Ознакомительная версия.
