«Сгинь!» – выкрикнула Лора мысленно.
Глаз только похлопал ресницами.
– Исчезни, – взмолилась она одними гу-бами.
Глаз, сопроводив ее до самого бортика, исчез только тогда, когда она, подтянувшись на руках, вылезла из бассейна.
В сауне Лора оказалась одна. Поддав водички, в которую она предварительно вылила из бутылочки, услужливо заготовленной предусмотрительным сервисом, смесь мяты, ромашки и эвкалипта, Лора сняла купальник и растянулась голая на полотенце. Чуть влажный пахучий жар обжигал и ласкал одновременно. Тело в ответ расслабилось, мышцы радостно распустились, и в спортивном, пребывавшем в постоянном тонусе силуэте проступили черты мягкой женственности. Ноздри ее жадно трепетали, вдыхая горьковатую смесь трав, на гладкой загорелой коже появилась бриллиантовая россыпь пота. Губы невольно растянулись в блаженной улыбке. И в этот момент она вновь узрела свой навязчивый глюк – Глаз осторожно опустился прямо рядом с ней, в нескольких сантиметрах от ее руки.
Лора, скосив глаза, пошевелила пальцами, как бы желая его потрогать. Тогда Глаз, засеменив ресничками, спрыгнул на пол и шустро, как паучок, на тонких ножках перебежал сауну и устроился на лавке напротив, в каком-нибудь метре от нее.
Глюк казался вполне материальным, и Лора неожиданно для себя заговорила вслух.
– Ничего себе, здесь почти девяносто градусов! Тебе не жарко?
– Нет, – отозвался Глаз. – Я не чувствую ни жары, ни холода.
Лора обалдела, она никак не могла понять, откуда исходит голос. У глаза же никак не могло быть речевого аппарата. Да и насчет интеллекта, способного реагировать на человеческий язык, она весьма сомневалась. «Наверное, я разговариваю сама с собой, – решила она, – все происходит в моем собственном мозгу – и видение и диалоги».
– А что ты здесь делаешь? – на всякий случай поинтересовалась она.
– С тобой общаюсь. – Ему нельзя было отказать в логике.
– А может, я не хочу, чтобы на меня, голую, пялился какой-то глаз. Может, ты извращенец? Или глаз извращенца, – поправилась она.
– Во-первых, я женского рода, и твоя нагота меня нисколько не интересует.
– А что же тебя интересует? – полюбопытствовала Лора.
– Твой мозг. Вернее, твоя суть.
– Ага! Это такой довербальный язык, который лингвисты называют ментальным, – произнесла Лора. – Даже не язык, скорее матрица смыслов, способная в долю секунды сгенерировать сложную цепочку логически связанных мыслей, окрашенных определенной эмоцией, – всплыла из глубин ее почти абсолютной памяти информация, полученная на одном из многочисленных семинаров.
– Что-то вроде того, – подтвердил Глаз.
С Лоры катился пот, как если бы открылись сразу все поры. Ей показалось, что у нее вспотел даже мозг. Она взглянула на песочные часы – они, похоже, уже давно оставались в перевернутом положении.
– А это не ты случайно за мной вчера подглядывал? У бассейна? – озвучила Лора проскочившую в ее голове догадку.
– Я, – легко признался Глаз. – Только не подглядывал, а наблюдал. Обозревал. Я уже некоторое время тебя изучаю.
– Зачем?
– Чтобы понять.
– Отлично, только этого мне и не хватало – всевидящего Ока! И чем я это заслужила?
– На самом деле, ничем. Так пересеклись линии.
Лоре показалось, что у нее сейчас лопнет голова. Осмыслить происходящее ей было не под силу.
Вытащившись из раскаленной сауны, она погрузилась в бочку с ледяной водой. Еще. И еще раз. Вынырнув на свет божий, она закуталась в полотенце и разлеглась в приятно затемненной комнате отдыха, на удобном каменном мозаичном лежаке с разогревом. Слух ублажала тихая восточная музыка, а на специальном столике стоял термос с зеленым чаем, настоянном на свежей мяте.
Проклятый глюк исчез. От души отлегло. К Лоре снова вернулись покой и нега. Она прикрыла глаза и задремала.
И привиделось ей нечто очень странное.
Лора оказалась в центре раскручиваемой некой бешеной силой вертушки. Подобные вертушки виртуально конструируют для всяких научно-популярных передач для школьников, пытаясь проиллюстрировать понятие «Большого взрыва». То есть, как оценило ситуацию неспящее сознание, Лора попросту очутилась в эпицентре Big Bang. Больше того, она как бы сама ИМ и была. Ощущение было таким захватывающе острым, наполненным такой радостной силой и первозданной мощью, а главное, таким реальным и естественным, что она на мгновение почувствовала себя НАЧАЛОМ ВСЕГО, той самой точкой, из которой родилась Вселенная. Она пульсировала, взрывалась и изрыгала из себя Вселенную, находясь при этом в абсолютном космическом покое, во времени, когда еще не было ВРЕМЕНИ, в пространстве, которое было НИЧЕМ. Она была бесконечно мала и бесконечно велика. От нее зависело ВСЕ и НИЧЕГО. Масштаб был от МИНУС бесконечности – до ПЛЮС бесконечности.
В следующее мгновение Лора рассыпалась на мириады звезд, солнц и планет. Ее тряхнуло с такой силой, что, казалось, оборвались все внутренности. Она открыла глаза и нашла себя на холодном мозаичном полу, бьющейся в оргазмических конвульсиях, не сравнимых по силе ни с чем, что она испытала в своей жизни до этого момента. Глаз она обнаружила висящим под потолком и внимательно за ней наблюдающим.
– Это была Инициация № 1, – прокомментировал он и запорхал прекрасной бабочкой перед ее изумленным взором.
Ее, способную вообразить невообразимое, мучила скудость собственного воображения. Ей хватало воображения понимать всю непомерность невообразимого. Несмотря на то что любой волосок на ее теле был более чувствителен, чем целый мозг среднестатистического человека. Полное отсутствие воображения у «среднестатистического» было аберрацией природы, как это ни парадоксально. Как правило, подчеркнутое полным научным, а порой и просто житейским невежеством. Да и в так называемых «научных кругах», в которых она существовала, знание предмета было ограничено очень тесными, сугубо профессиональными рамками – этакие узкоколейки в головах. Не было не то что представления о целом, но раздробленность знаний делало бессмысленным само понятие знания. Ну как можно изучать, например, человеческую ресничку, не понимая, что она не одна, а их много и обрамляют они на лице целых два глаза, принадлежащих индивиду, о существовании которого исследователь ресницы имеет самое смутное представление.
В голове Агаты сами по себе вспыхивали островки образов, оформлявшиеся в мысли и слова, казалось бы, не имеющие к ней непосредственного отношения. Она удивлялась им и непроизвольно произносила вслух фразы, произведенные ее мозгом, но абсолютно ей незнакомые, как если бы читала впервые увиденный текст.
Как же несвободны и ограничены люди науки, пытающиеся объяснить необъяснимое известными им законами. Даже она, Агата, которая считалась избранной – неким проводником знаний, как бы полученных неизвестно откуда, – только в редкие минуты могла учуять что-то важное, интуитивным, практически звериным, чтобы не сказать божественным, чутьем.
Агата шагала по заросшим тропкам лесопарка и перебирала, как четки, мысли, образующиеся самым странным образом в ее голове. Из горла ее вырывались только отдельные слова, но поток сознания стал вдруг таким мощным, всепоглощающим, что она вынуждена была прилагать немалые усилия, чтобы за ним поспеть. Мозг работал на пределе, и мысли едва успевали оформиться в слова. Она чувствовала, что находится на грани какого-то воспоминания-озарения. На нее ливневым потоком обрушивалась информация, которую она не успевала переварить. Все тело покалывало иголочками, а рот так быстро наполнялся слюной, что она не успевала сглатывать. Это была слюна предвкушения. И почувствовала она, как открываются все поры на коже, и тело превращается в губку, как влагу, впитывающую знание. И с последней каплей этого данного ей знания в мозгу ее еле тлеющим огоньком затеплилось ПОНИМАНИЕ.
В комнате не было ни одного окна, однако она был просторной и светлой – непонятно было, откуда этот свет струится. Посередине стоял довольно большой овальный стол из толстого дымчатого стекла на хромированной толстенной ноге, за которым расположились шестеро человек, ровно по количеству стульев – пятеро мужчин и одна женщина. Перед каждым из них светился компьютер, на экране которого висела одна и та же картинка – сложная математическая формула.
Агата пробежалась пальцами по клавиатуре, и следом за первой появилась вторая математическая конструкция с надстройкой в виде коротких графиков и подстрочником, состоящим из значков и закорючек. И тут же эта новая конструкция появилась на экранах всех остальных компьютеров.
Агата подняла голову и улыбнулась странной, несколько потусторонней улыбкой.
